Хесперо почувствовал, как во рту у него пересохло, и на мгновение слова застряли в горле, но ему удалось лишь что-то прохрипеть.
– Что? – спросил Фабуло.
Хесперо сделал глубокий вдох и поднял голову.
– Вы действительно это узнаете, но только не тем способом, на который рассчитываете.
Хесперо увидел, что Фабуло нахмурился и открыл рот, собираясь что-то сказать.
«Я Хесперо», – подумал он, сжал зубы, затем расслабился и начал произносить заклинание:
– Прячущиеся в тенях святые, прошедшие по всем дорогам, знающие все священные пути. Придите ко мне.
Он позволил холодным водам, мчащимся в подземном мире, омыть свои ступни, и они онемели. Затем ноги… бедра, живот. Он почувствовал, как перестало биться в груди сердце, и понял, что ему осталось совсем недолго. Затем леденящий холод и онемение добрались до головы, и голоса вокруг стихли. Глаза все еще могли видеть, но фигуры в комнате стали крошечными, а факелы напоминали маленькие медные камешки. Он ощутил себя опустошенным и потянулся к могуществу священного пути, проходящего под ним.
Что он делает? Кто он такой? Лица в его сознании начали исчезать, он взглянул на мужчину, стоящего рядом с ним, не смог вспомнить его имени. Даже место, где он находился, больше не казалось ему знакомым.
Хесперо почувствовал, как его увлек поток, проник в него, а потом покинул тело. Когда он уйдет совсем, он утащит его за собой.
Если только…
Было какое-то «если», но он не мог вспомнить какое… Впрочем, он кое-что увидел в незнакомом пространстве, глаза поведали ему, что это очертания человека и одновременно чего-то еще – река, поток, быстрая, ясная струя. Она была прекрасна, и он потянулся к ней, словно человек, умирающий от жажды.
Все остальное бледнело перед этим головокружительным зрелищем. Весна осталась где-то очень далеко, а напряжение внутри него было таким сильным. Он сообразил, что перестал дышать, и вдруг понял, что ему все равно, он сможет отдохнуть, забыть, уснуть…
«Нет. Я все еще Марше Хесперо, сын…»
Он не мог вспомнить. Слабо вскрикнув, он бросился в лучезарные воды, и что-то в нем дотянулось дальше, чем могло бы его парализованное тело, он ощутил поток, который не был потоком, пальцами, которые не были пальцами, и впустил его в себя, словно пытаясь утолить жажду. Разрыв его тела и души стал не таким сильным и болезненным, и он продолжал делать огромные глотки, полностью открыв себя навстречу новому переживанию, в то время как все остальное вокруг него погрузилось в черный мрак.
«Невозможно», – кажется, сказал кто-то.
Хесперо почувствовал, что ухмыляется, и его зловещая улыбка, точно лунный серп, возникла между двумя мирами.
«Невозможно. Ты не прошел священным путем. Только я…»
– Вы правы, – сказал Хесперо. – Но я на него настроен.
«Но не так, как я».
Неожиданно Хесперо почувствовал, что ледяной холод сменился жаром, и его тело напряглось и начало растворяться.
– Нет, – сжав зубы, прохрипел он.
«Да. Ты меня удивил…»
– Да, – с трудом выговорил Хесперо.
«Но я здесь сильнее».
Хесперо сжал кулаки, но от напряжения пальцы оторвались от ладоней. А в следующее мгновение его плечи поникли, и обе руки отвалились от тела.
– Нет!
Его позвоночник задрожал и начал ломаться, торс медленно рассыпался, колени исчезли. Его тело развалилось на части, и черный поток унес куски прочь.
Дрожа от страха, Хесперо снова ухватился за ослепительное сияние, не обращая внимания на то, что он становится бестелесным, сливаясь с потоком.
«Здесь», – произнес неожиданно голос.
Он ничего не видел, но вдруг ощутил что-то горячее и дрожащее.
– Я помню, – пробормотал он. – Я это помню.
«Тогда поторопись. Ты скоро забудешь».
Голос сказал правду, потому что в тот момент, когда Хесперо коснулся необычного предмета, он уже не понимал, что делает и почему, и…
Послышался крик, а потом, потом…
Откровение.
Сначала появились образы и части образов. Запахи, ощущения, боль и удовольствие, сущность материи, сущность жизни, но отделенная от самой жизни, плывущая по течению.
Нет, не по течению. Внутри него.
Первый поток исходил от Фабуло: страх и возбуждение одновременно. Да, Луцио убили, при помощи утонченного яда, но все это было слишком быстро, жизнь отступила, и возникли яркие вспышки. Ослепительное плетение священного пути святого Диуво, движение женских пальцев, касающихся высоких стеблей пшеницы, удар головой о холодный мрамор в часовне в з’Эспино, он дрожит в лихорадке, ему жарко в удушающих перинах, мягкое белье, удивление, лицо, ставшее целой вселенной, сладкий запах материнского молока, боль, свет…
А потом, надолго, Хесперо лишился способности мыслить, когда перед ним открылся колодец знания, наполнил его и – когда он решил, что силы его иссякли, – снова закрылся.
Возникла сильная боль, и он почувствовал, что его ногти впились в ладони, потом руки сжало, словно тисками, и в груди что-то заколотилось.
«Мое сердце, – подумал он. – Мое сердце».
Он снова содрогнулся, ему больно сдавило грудь.
Затем удар, пауза, два удара, снова пауза и новый удар.
Боль стала не такой мучительной, а в следующее мгновение он испытал облегчение. Задыхаясь, он открыл глаза.
– У вас получилось, – сказал сэр Элдон.
Рыцарь держал его за левое плечо. Брат Хелм вцепился в правое.
Он с трудом поднял глаза на ряд скамеек. Ниро Фабуло скорчился в своем кресле, глаза широко раскрыты, кожа уже начала синеть.
Милтон, раскрыв от удивления рот, отвернулся от мертвого Фратекса Призмо.
– Как? – выдохнул он.
– Святые отвернулись от него, – прохрипел Хесперо. – Они выбрали меня.
– Но вы не прошли по священному пути, – возразил Милтон. – Как вы могли использовать магический источник?
– Святые сообщают свою волю через меня напрямую, – заявил Хесперо.
– Это невозможно.
– Это данность, – с трудом выговорил Хесперо. – Вы все видели. И наверняка почувствовали.
– Да, – сказал другой трибицерий, Л’Оссель. – Разве ты не видишь? Не помнишь? Это правда. Предсказание гласит: «И он возьмет силу святого Диуво, хотя он не прошел его путь».
Потрясенное молчание сменилось всеобщим гулом.
– Он истинный Фратекс Призмо, – продолжал Л’Оссель. – Он тот, кто поведет нас за собой в последние дни.
Хесперо собрал остатки сил и стряхнул руки, которые его поддерживали.
– Я не потерплю никаких сомнений, – заявил он. – У нас мало времени, а сделать нужно многое. Если кто-то из вас хочет бросить мне вызов, сделайте это сейчас.
Он вздернул подбородок. Несмотря ни на что, ему удалось справиться со священным путем и с Фабуло. У него больше не осталось сил. Если самый слабый из них бросит ему вызов, это будет конец.
Но они опустились перед ним на колени.
А через несколько дней его назвали Фратекс Призмо Ниро Марко.
Ему нравилось, как это звучит.
Стивен резко проснулся, чувствуя, как отчаянно колотится в груди сердце.
– Что? – задыхаясь, проговорил он.
Но ему никто не ответил. Что-то его разбудило – что-то громкое, или яркое, или болезненное, – только вот он не мог вспомнить что: звук, свет или прикосновение. Произошло ли это в реальном мире или за границей сна? Кожу головы и ладони покалывало, и он чувствовал себя как насекомое, застрявшее в патоке.
Затем в открытое окно ворвался порыв ветра, холодного и чистого, и неприятное ощущение прошло.
Он прижал страницу книги, которую читал, сообразив, что заснул, буквально уткнувшись в нее носом, и, когда ужас, испытанный им при пробуждении, прошел, почувствовал, что смеется. Что скажет Землэ?
Она пошутит насчет его одержимости, но она все понимает. Стивен положил в книгу ленточку, чтобы отметить место, где он остановился, а затем перевел взгляд на лежащую рядом с книгой свинцовую пластину с полустертыми надписями. Его привело сюда письмо. Хотя он давным-давно разобрался в шифре, которым оно было написано, он чувствовал, что ему не удалось понять что-то очень важное, скрытое в тексте, и он никак не мог отыскать ключа к мучившей его тайне.
Он встал и подошел к восточному окну, остановился. Разве он не закрыл ставни?
Стивен огляделся по сторонам и пришел к выводу, что в комнате никого нет, а также нет места, где мог бы спрятаться незваный гость. Это было просторное помещение, вырубленное в скале, с огромными окнами, выходившими на все четыре стороны, забранными хрустальными стеклами толщиной в палец. Они были полупрозрачные и, если их закрыть, днем пропускали в комнату приятный рассеянный свет. А когда их открывали, глазам представал восхитительный вид. Насколько знал Стивен, это высокие покои в громадном городе, состоящем из пещер и тоннелей, пронизывающих гору Ведьмин Рог и построенных внутри невысоких каменных наростов на восточной стороне пика, который аттивары – местные жители – называли Кхелан, или «вертел». Он не знал, какое имя они дали верхней горнице, но он окрестил ее «орлиное гнездо». Он любил любоваться отсюда восходом солнца над зазубренными пиками Бейргса, в ясный день ему казалось, что он может разглядеть Средние земли на юге и залив Дефис на востоке, потому что временами у него возникало ощущение, будто он видит влажное мерцание воды, хотя это вполне могла быть игра света.
Стивен пожал плечами. Наверное, он не закрыл задвижку, а ветер распахнул окно.
Уже сгустились сумерки, и гора отбрасывала свою длинную тень в сторону окутанного голубой дымкой горизонта. К северу и югу пики и уступы горы пылали оранжевым сиянием, а на темнеющем небе начали робко появляться первые звезды.
Стивен сделал глубокий вдох облегчения и положил руки на мраморный подоконник, слегка наклонившись вперед.
У него возникло ощущение, будто он коснулся ладонями раскаленной печи, и он, вскрикнув от боли и удивления, сделал неверный шаг назад, в изумлении глядя на свои руки.
Через несколько мгновений Стивен начал успокаиваться. Камень не был настолько горячим, чтобы обжечь его от короткого прикосновения; просто он этого не ожидал. Стивен осторожно вернулся к окну и снова коснулся подоконника. Он по-прежнему был очень теплым.