– О, так ты – Имоджен Соколофф? – Паоло откинул голову назад и засмеялся, вскидывая изящные брови. – Я должен был догадаться. Слышал, что ты отдыхаешь на Винъярде. Постой, но ты сказала, что приехала на днях?
– Мне пришлось ненадолго вернуться домой. – Джул импровизировала. – Мой отец болен.
– Да, я слышал и об этом, – сказал он. И, видя ее замешательство, продолжил: – Мне следует объясниться. Я назвал тебе фальшивое имя. Извини, это, наверное, покажется безумием. Фамилия не моя. Хотя я действительно Паоло. Но совсем не Сантос.
– Ох.
– Извини. – Он снова потер лоб. – Это был странный поступок, но я подумал, что мы пообщаемся всего пару минут. Иногда, во время путешествий, мне нравится выдавать себя за кого-то другого.
– Понимаю.
– Так вот, я – Паоло Вальярта-Беллстоун. Мой отец, Стюарт, учился в школе вместе с твоим отцом. Я уверен, что ты встречала его в вашем доме.
Джул подняла брови. Она слышала про Стюарта Беллстоуна. Крупный финансист, недавно отправленный в тюрьму за махинации, которые новостные сайты называли «трейдерским скандалом вокруг „Ди энд Джи“». Его фотографии мелькали во всех новостях два месяца назад, когда закончился судебный процесс.
– Я не раз играл в гольф с нашими отцами, – продолжил Паоло. – Пока Гил не заболел. Он всегда говорил о тебе. Ты же училась в Гринбрайаре, а потом поступила… в Вассар, кажется?
– Да, но я бросила колледж после осеннего семестра, – сказала Джул.
– Почему?
– Это долгая и скучная история.
– Все равно расскажи. Отвлечешь меня от тошноты Хоть отвлекусь немного, и меня на тебя не вырвет. Так что это выгодно нам обоим.
– Мой отец сказал, что я связалась с тусовщиками и не использовала свой потенциал в первом семестре, – начала Джул.
Паоло рассмеялся.
– Это на него похоже. А ты бы как сказала?
– Я бы сказала… что мне хотелось другой жизни, не той, что выбрали для меня родители, – медленно произнесла Джул. – Приезд сюда отчасти был шагом к независимости и поиску себя.
Движение карусели постепенно замедлилось до полной остановки. Они слезли с лошадей и спрыгнули с помоста. Паоло схватил большой рюкзак, который оставлял в углу, и перекинул его через плечо.
– Хочешь мороженого? – спросил он. – Я знаю, где продают лучшее мороженое на острове.
Они зашли в небольшое кафе. Сначала долго спорили о том, какой топпинг вкуснее – сливочная помадка или баттерскотч[75], – а потом решили, что сочетание обоих решит все проблемы.
– Это так забавно, что ты сейчас рядом, – сказал Паоло. – У меня чувство, будто мы с тобой встречались миллион раз.
– Откуда ты узнал, что я на Мартас-Винъярде?
Паоло отправил в рот целую ложку мороженого.
– Ты в каком-то смысле знаменитость, Имоджен. Бросила учебу, пропала, а потом объявилась здесь. Честно говоря, твой отец просил меня позвонить тебе, когда я буду на острове.
– Не может быть.
– Правду говорю. Он прислал мне электронное письмо. Видишь? Я набирал твой номер шесть дней назад. – Парень достал из кармана iPhone и показал ей последние звонки.
– Это как-то странно.
– Нет, что ты, – успокоил ее Паоло. – Просто Гил хочет знать, как у тебя дела, вот и все. Он сказал, что ты не берешь трубку, ушла из колледжа и укатила на Винъярд. Если я тебя увижу, мне нужно сообщить ему, что ты в порядке. Он хотел, чтобы я передал тебе, что ему сделали операцию.
– Я знаю, что ему делали операцию. Я как раз была в городе с ним.
– Выходит, мои усилия потрачены впустую. – Паоло пожал плечами. – Ну, не впервой.
Они вернулись в гавань и побрели по набережной, разглядывая яхты. Паоло рассказал, что решил путешествовать, чтобы оказаться подальше от скандала вокруг отца и разлада в семье. В мае он окончил колледж и подумывал о поступлении на медицинский факультет, но прежде хотел увидеть мир. Сейчас он собирался переночевать в Бостоне, а оттуда лететь в Мадрид. Они с другом отправлялись в путешествие пешком на год или больше – сначала по Европе, потом по Азии, а конечным пунктом выбрали Филиппины.
На паром уже объявили посадку. Паоло коснулся ее губ быстрым поцелуем. Он был нежным и уверенным, но не напористым. На его губах остались липкие следы баттерскотча.
Поцелуй удивил Джул. Она не хотела, чтобы он ее трогал. Она вообще терпеть не могла чужих прикосновений. Но, когда полные, мягкие губы Паоло скользнули по ее губам, ей это понравилось.
Она обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала. Джул подумала, что он все-таки красивый парень. Не наглый и не потный. Не нахрапистый или жестокий. Не высокомерный. Не льстец в золотых цепях. Его поцелуй оказался настолько приятным, что ей пришлось прижаться к нему всем телом, чтобы до конца прочувствовать сладость мгновения.
Она пожалела о том, что не назвала ему свое настоящее имя.
– Можно, я позвоню тебе? – спросил Паоло. – В смысле, еще раз? Но уже не по просьбе твоего отца.
Нет, нет.
Паоло не мог снова позвонить Имоджен по телефону. Если бы он это сделал, то сразу бы понял, что на карусели познакомился вовсе не с ней.
– Лучше не надо, – сказала Джул.
– Почему нет? Я буду в Мадриде, а потом – сам не знаю где, но мы могли бы… просто иногда болтать о том о сем. Хотя бы о сливочных помадках и ирисках. Или о твоей новой жизни.
– Я не свободна, – заявила Джул, чтобы заставить его заткнуться.
Паоло сник.
– Ах да. Конечно. Что ж, в любом случае, у тебя есть мой номер, – сказал он. – Недавно я оставлял тебе сообщение. Первые цифры – 646. Так что звони, когда будешь свободна… ну, или вообще. Ладно?
– Я не буду звонить, – сказала Джул. – Но спасибо за мороженое.
На его лице промелькнула обида. Но потом он улыбнулся.
– В любое время, Имоджен.
Он взвалил рюкзак на плечо и ушел.
Джул смотрела, как отчаливает его паром. Потом скинула эспадрильи и зашагала босиком по песку. Она погрузила ступни в воду и остановилась. Ей казалось, что так поступила бы Имоджен Соколофф. Так же стояла бы, смакуя легкую грусть, наслаждаясь красивым видом на гавань и придерживая выше колен подол своего красивого белого платья.
Вторая неделя июня 2016 года
Город Нью-Йорк
За неделю до отъезда на Мартас-Винъярд Джул стояла с Пэтти Соколофф на террасе с видом на Центральный парк. Солнце село. Впереди раскинулся парк – темный прямоугольник в окружении городских огней.
– Я чувствую себя Человеком-пауком, – выпалила Джул. – Каждую ночь он смотрит и наблюдает за темной стороной города.
Пэтти кивнула. Волосы крупными, профессионально уложенными локонами ниспадали на ее плечи. На ней был длинный кардиган, надетый поверх платья кремового цвета, на ногах – стильные сандалии на плоской подошве. Ступни, с полосками пластыря на пятках и пальцах, выдавали ее немолодой возраст.
– У Имми был парень, который однажды был здесь на вечеринке, – сказала она Джул. – Так вот, стоя на этом месте, он говорил почти твоими словами. Правда, мнил себя Бэтменом. Но суть та же.
– Они разные.
– Возможно, но оба – сироты, – сказала Пэтти. – Бэтмен очень рано потерял родителей. Как и Человек-паук. Он живет со своей тетей.
– Вы читаете комиксы?
– Никогда. Но я раз шесть читала и редактировала эссе Имми, которое она отправляла в колледж. Так вот она писала, что Человек-паук и Бэтмен произошли от всех детей-сирот из ее любимых викторианских романов. Имми бредит викторианскими романами, тебе это известно? Она считает, что в этом проявляется ее индивидуальность. Знаешь, некоторые видят себя спортсменами, борцами за социальную справедливость, театралами. Имми определяет себя как читателя викторианских романов. Она не блещет в учебе, – продолжала Пэтти, – но литература – это ее конек. В своем эссе она высказывает мысль о том, что сиротство является предпосылкой становления героя. Она говорит, что эти герои комиксов – не просто герои, а «сложные личности, которые идут на моральные компромиссы в традиции сирот из викторианских романов». Кажется, я точно воспроизвела ее слова.
– Я читала комиксы в школе, – сказала Джул. – Но в Стэнфорде на них уже не было времени.
– Гил вырос на комиксах, чего не могу сказать о себе, да и об Имми тоже. Супергерои были для нее лишь подводкой к главному тезису о том, почему книги других эпох очень важны для сегодняшних читателей. Почти всю информацию о Бэтмене она получила от того парня, о котором я упоминала.
Они повернулись и прошли в дом. Пентхаус семьи Соколофф впечатлял современным интерьером, но казался захламленным из-за обилия книг, журналов и памятных безделушек. Эффектно выглядели полы из белого дерева. Повар хлопотал на кухне, где стол для завтрака был завален почтовой макулатурой, пузырьками с лекарствами и коробками с салфетками. Посреди гостиной стояли два огромных кожаных дивана. Рядом с одним из них примостился дыхательный аппарат.
Когда Пэтти и Джул вошли в комнату, Гил Соколофф не поднялся с дивана. Ему еще не было шестидесяти, но болезнь наложила свой отпечаток: глубокие морщины боли залегли в уголках рта, шея стала дряблой и обвисла. Черты лица выдавали в нем выходца из Восточной Европы, его густые курчавые волосы уже посеребрила седина. На щеках и носу выделялись красные сеточки лопнувших кровеносных сосудов. Мужчина, одетый в серую футболку и спортивные штаны, только медленно приподнялся, словно любое движение причиняло ему боль, и пожал Джул руку, после чего представил своих бочкообразных белых собачек: Снежка и Снеговика. Не забыл он и трех кошек Имоджен, вальяжно развалившихся на широких подоконниках.
Ужин накрыли в парадной столовой. Гил плелся еле-еле, шаркая ногами, опираясь на руку Пэтти. Повар сервировал блюда – крошечные бараньи отбивные и ризотто с грибами – и удалился, пожелав им приятного аппетита. В середине ужина Гил попросил принести ему кислородный баллон.
За десертом и сырной тарелкой они говорили о собаках, которых недавно взяли.