И это значило, что мне нужно было перестать думать о Джессе.
Я не могла придумать другого способа сделать это, другого способа переварить это, кроме как облечь свои мысли в слова. Поэтому в тот вечер после работы я села на кушетку, взяла лист бумаги, ручку и написала письмо.
Дорогой Джесс!
Ты оставил меня более двух лет тому назад, но не прошло ни одного дня без того, чтобы я не думала о тебе.
Иногда я вспоминаю, как от тебя пахло солью после того, как ты плавал в океане. Или размышляю о том, понравился ли бы тебе фильм, который я смотрю. В другой раз я просто думаю о твоей улыбке. О том, как ты прищуривал глаза, и в этот момент я неизменно люблю тебя еще больше.
Я думаю о том, как ты прикасался ко мне. О том, как я прикасалась к тебе. Я часто думаю об этом.
Сначала память о тебе причиняла мне очень сильную боль. Чем больше я вспоминала твою улыбку, твой запах, тем больнее мне было. Но мне нравилось причинять себе боль. Я наслаждалась этой болью, потому что боль была тобой.
Я не знаю, бывают ли правильные или неправильные способы горевать. Я только знаю, что твоя потеря разрушила меня до такой степени, что, по правде сказать, я не подозревала, что такое возможно. Я испытывала такую боль, которая, как мне казалось, была выше человеческих сил.
Временами я теряла от нее рассудок. (Достаточно сказать, что, будучи в легком помешательстве, я забралась на крышу нашего дома.)
Временами она почти убивала меня.
И я счастлива сказать тебе, что теперь наступило такое время, когда память о тебе приносит мне столько радости, что при одной мысли о тебе мое лицо расплывается в улыбке.
Я также счастлива сказать, что теперь я сильнее, чем когда-либо.
Я нежданно-негаданно обрела смысл жизни.
И теперь я снова удивляюсь самой себе, осознавая, что готова идти вперед.
Когда-то я думала, что печаль не проходит, что все, что остается, это с благодарностью вспоминать счастливые дни и не забывать их, так же, как и несчастливые.
Сейчас я думаю, не похожа ли печаль на панцирь.
Ты носишь его долгое время, а потом, однажды, понимаешь, что выросла из него.
И ты его сбрасываешь.
Это не означает, что я хочу освободиться от воспоминаний о тебе или от любви. Но это значит, что я хочу освободиться от грусти.
Я не хочу когда-нибудь забыть тебя, Джесс. Я не хочу и не думаю, что способна на это.
Но я правда надеюсь, что могу избавиться от боли. Что у меня получится сбросить ее на землю и пойти дальше, каждый раз возвращаясь только для того, чтобы проведывать ее время от времени, но больше не носить с собой.
Я не только думаю, что способна на это, мне кажется, что я должна это сделать.
Ты навсегда останешься в моем сердце, но я не могу по-прежнему тащить на себе твою потерю. Если так будет продолжаться, я никогда больше не обрету нового счастья для себя. Я погибну под тяжестью воспоминаний о тебе.
Я должна смотреть вперед, в будущее, где тебя быть не может. А не назад, в прошлое, наполненное тем, что было между нами.
Я отпускаю тебя и должна попросить, чтобы ты отпустил меня.
Я правда верю в то, что если постараюсь, то смогу жить своей жизнью, чего ты всегда хотел для меня. Счастливой жизнью. Жизнью, приносящей удовлетворение. Где я буду любима и буду любить в ответ.
Мне необходимо получить от тебя разрешение, чтобы найти возможность полюбить кого-то еще.
Мне очень жаль, что у нас никогда не будет будущего, о котором мы мечтали. Наша совместная жизнь была бы восхитительной.
Но сейчас я выхожу в мир с открытым сердцем. И я намерена идти туда, куда бы жизнь ни привела меня.
Я надеюсь, ты знаешь, как прекрасно и легко было любить тебя, когда ты был здесь.
Ты был смыслом всей моей жизни.
Может быть, с моей стороны эгоистично желать большего, может быть, это жадность, мечтать о еще одной такой же любви.
Но я не могу справиться с собой.
Я желаю любви.
Поэтому я согласилась пойти на свидание с Сэмом Кемпером. Мне хочется думать, что ты был бы доволен моим выбором, что ты одобрил бы его. Но я также хочу, чтобы ты знал, никто и никогда не сможет заменить тебя. Просто я хочу, Джесс, чтобы в моей жизни стало больше любви.
И я прошу твоего благословения на то, чтобы я отправилась искать ее.
Любящая тебя
Я перечитывала письмо снова и снова. А потом сложила его, положила в конверт, написала на нем имя и отложила.
Я легла в постель и заснула.
Я спала беспробудно и проснулась, когда солнечные лучи начали проникать в окно. Я чувствовала себя отдохнувшей и обновленной, словно мы с Землей были в полном согласии насчет того, когда вставать Солнцу.
Войдя в бар, я увидела Сэма, одетого в рубашку из темной джинсовой ткани и прямые слаксы серого цвета. Он выглядел так, как будто налачил волосы, а когда я нагнулась к нему, чтобы обнять вместо приветствия, то заметила, что от него пахнет одеколоном.
Я понимала, что это свидание. Я желала, чтобы это было свидание.
Но одеколон с лесными и цитрусовыми нотками окончательно прояснил ситуацию.
Я нравилась Сэму.
И он мне тоже.
И, может быть, все проще простого.
– Ты великолепно выглядишь, – сказал Сэм.
Собираясь тем вечером, я надела узкую черную юбку и майку с длинным рукавом в черно-белую полоску, облегающую мои лучшие формы. Я с особой тщательностью наложила тушь для ресниц, чего не делала сто лет. Когда она слиплась, я расправила ресницы английской булавкой, в детстве я видела, как это делала моя мама.
После чего я надела бледно-розовые балетки без каблука и направилась к двери.
Выходя из дома, я мимоходом взглянула на себя в зеркало.
Что-то было не так. Это было не кстати. Развернувшись, я сменила туфли без каблука на черные на каблуке. Внезапно мои ноги стали длиннее, чем обычно.
Почувствовав себя увереннее, я вернулась в ванную комнату и, обведя губы по контуру идеальной темно-красной линией, накрасила их красной помадой. Я пользовалась ею только однажды, несколько месяцев назад, когда водила Мари на роскошный ужин в районе Бэк-Бэй[9]. Но тогда она мне понравилась. И теперь тоже.
Направляясь к входной двери, я снова поймала свое отражение в зеркале, я чувствовала себя почти уверенно.
Я выглядела хорошо.
Лучше и быть не могло.
– Спасибо, – сказала я Сэму там в баре. Поджав губы, я села на стул рядом с ним. – Ты тоже неплохо выглядишь.
Официантка, высокая, крупная женщина с длинными темными волосами, подошла и спросила меня, что я хочу выпить. Я быстро прочитала карту со списком коктейлей, и ни один из них не нашел отклика в моей душе. Все они были лишь соком с водкой, смешанными разными способами.
– Буравчик, – сказала я.
Кивнув, она отправилась за коктейлем.
– Что ты пьешь? – спросила я Сэма. Перед ним стояло светлое бочковое пиво. – Надеюсь, ты еще не заплатил за него. Мы договорились, что плачу я.
Сэм оглядел меня и печально улыбнулся.
– Мне пришлось заплатить, когда они подали пиво, – сказал он. – Но это означает лишь то, что ты заплатишь за следующее.
– Вполне справедливо.
Официантка поставила передо мной коктейль, и я отдала ей кредитную карту. Она исчезла.
– То есть ты так сказала, но что касается второго пива, то я планирую заказать самое дорогое из того, что есть в меню.
Мы оба сидели и смотрели перед собой, искоса поглядывая друг на друга.
– Ладно, – сказала я. – Это самое малое, что я могу сделать после того, как ты потратил свое время, обучая меня.
Я начала правой рукой постукивать пальцами по столу, наигрывая «Собачий вальс», словно это был клавишный инструмент. Сэм наблюдал за мной.
– Очень хорошо! – сказал он, когда я закончила.
– Пять с плюсом? – спросила я.
Он на минуту задумался, попивая пиво.
– Пять с минусом, – сказал он, ставя бокал с пивом. – Ты пропустила совсем чуть-чуть.
– Что? – спросила я. – Где же я ошиблась?
– Ты пропустила одну ноту.
– Нет, я не пропустила! – возмутилась я.
– Да, пропустила. Ты сделала вот так, – сказал он, постучав по барной стойке теми же пальцами, что я всего несколько минут назад. – А нужно вот так. – Он снова застучал по столику. Все выглядело точно так же, как в первый раз.
– Это одно и то же.
Сэм засмеялся и покачал головой:
– Нет, не одно и то же.
– Повтори, – сказала я.
– Что именно?
– Повтори то, что сделала я, а потом как нужно.
Он начал повторять мои движения.
– Нет, нет, – сказала я. – Помедленнее. Тогда я смогу заметить разницу.
Он начал снова, замедлив движения пальцев.
Он «сыграл» так же, как я.
А потом «сыграл» по-своему.
И я поняла. Я проскочила одну клавишу, в самом конце.
Я улыбнулась, понимая, что ошиблась.
– Ой, парень, я ошиблась! – сказала я. – Я пропустила клавишу.
– Все нормально. Все равно очень хорошо для начинающего.
Я скептически посмотрела на него.
– То есть, – сказал он, склонившись ко мне, – ты прекрасно играешь на столе.
Я вытаращила на него глаза.
– Я на самом деле серьезно. Если ты поняла, что к чему, могу поспорить, что ты правда могла бы научиться хорошо играть.
– Вероятно, ты говоришь это всем девушкам, – сказала я, махнув на него рукой и пропуская мимо ушей его комплимент. Я грациозно взяла свой коктейль и медленно поднесла к губам наполненный до краев бокал. Коктейль был сладким и свежим на вкус. И чуть-чуть дурманящим.
– Только своим ученицам, – сказал он.
Я в смущении посмотрела на него.
– Кажется, теперь самое время сказать тебе, что я – учитель музыки, – сказал