Я, посмеиваясь, направляюсь ко входу.
– Ты серьезно? – говорю я, но в ответе нет необходимости, потому что, выйдя в торговый зал из подсобки, я вижу его через дверное стекло.
Его силуэт вырисовывается в темноте, освещенный фонарями парковки. Фигура в толстом жакете и мешковатых брюках едва помещается в стекло.
Отперев дверь, я впускаю его.
Джесс обнимает меня не просто руками, а всем телом, словно ему нужна я вся, словно он не вынесет и минуты вдали от меня.
А потом он целует меня.
Если любить их обоих – значит быть безнравственной, тогда я точно безнравственная.
– Итак… – Мэн? – говорю я, улыбаясь.
– Мэн, – говорит Джесс, в знак согласия кивнув головой.
– Отлично, – говорю я. – Я только возьму сумочку. Собственно, мы можем вместе выйти через ту дверь. Моя машина стоит на заднем дворе.
– Поедем в моей машине.
Я бросаю на него скептический взгляд, Джесс отмахивается.
– Давай забирай свои шмотки. Я жду тебя в машине.
Я возвращаюсь, чтобы взять сумочку, затем закрываю подсобку и сажусь в его машину. Совершенно наплевав на то, что ему не следовало бы садиться за руль.
Время от времени мной овладевает беспокойство из-за того, что Джесс может отправить меня прямо в ад, но я стараюсь не обращать на это внимания, наивно бросая ему что-то вроде «Ты согрелся?» и веря ему, когда он отвечает, что все прекрасно.
– Нужно заехать к моим родителям, – говорю я, когда мы выехали на дорогу. – Я должна взять кое-что из одежды.
– Конечно, – говорит Джесс. – Следующая остановка – дом семейства Блэр.
Когда мы заезжаем на подъездную дорожку, я, судя по тому, что в доме выключен свет, понимаю, что родители ушли к Мари и Майку.
Мы с Джессом заходим в дом, чтобы забрать вещи, и я предупреждаю его, что мы должны зайти к Мари и попрощаться со всеми.
– Великолепно, – говорит он, когда я открываю дверь. – Далеко ли живет Мари?
– Нет, дом Мари вон там, – говорю я, показывая через дорогу.
Джесс смеется.
– Классно, – говорит он. Я наблюдаю за тем, как он переводит взгляд с дома Мари на дом родителей. – Дочь книготорговца опять попала в самое яблочко.
Как давно ее никто так не называл. Теперь, по многим причинам, с этим можно поспорить.
Обернувшись, Джесс смотрит на меня.
– Но, полагаю, ты – дочь книготорговца в большей степени, чем нам казалось, а?
Я улыбаюсь, не зная, шутит он или злится.
– Может быть, совсем чуть-чуть, – говорю я.
Когда мы входим в дом, я вприпрыжку поднимаюсь по лестнице в свою прежнюю комнату, но, обернувшись, вижу, что Джесс по-прежнему стоит в прихожей и внимательно смотрит на меня.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Тряхнув головой, он как будто стряхивает с себя оцепенение.
– Да, все хорошо. Извини. Я подожду здесь, пока ты соберешь вещи.
Взяв сумку, я собираю в нее предметы туалета, оставленные мной на раковине в ванной комнате.
Когда я спускаюсь вниз, Джесс снова стоит погруженный в свои мысли.
– Странно, когда видишь, что некоторые вещи выглядят в точности так, как выглядели прежде.
– Наверняка, – говорю я, подходя к нему.
– Как будто одни исчезли, пока меня не было, а другие приостановились, – говорит он, когда мы идем к входной двери. – То есть я знаю, что это не так. Но все, что приобрела твоя семья, – это новый телевизор. Все остальное не изменилось. Даже эта нелепая картина с котом. Она висит на том же самом месте.
Мы с Сэмом взяли Моцарта потому, что он – точная копия серого кота, изображенного на картине, висящей над диванчиком моих родителей.
Без Сэма я даже никогда не задумывалась о том, чтобы взять кота. Но теперь я – кошатница. Несколько недель назад Сэм прислал мне фотографию кота, сидящего на сэндвиче с желе и арахисовым маслом, и я хохотала целых пятнадцать минут.
Я поставила сумку в машину Джесса, и мы зашагали к дому Мари.
– Ты уверен, что готов встретиться с моими родственниками? – спрашиваю я.
– Разумеется, – отвечает он с улыбкой на лице. – Они ведь и мои родственники тоже.
Я стучу в дверь Мари и слышу, что за ней кто-то суетится.
А потом дверь открывает Майк.
– Эмма, – говорит он, крепко обнимая меня и отступая в сторону, чтобы дать нам пройти. – Второй раз за день, как я рад. Джесс, приятно видеть тебя снова, – говорит он, протягивая руку. Джесс с готовностью ее пожимает.
– Мне тоже очень приятно, – отвечает Джесс.
Они раньше встречались на семейных сборищах, но не было никаких причин для доверительных отношений между ними, и их общение ограничивалось обычным приветствием: «Как поживаешь?» Они не были близки, поскольку и мы с Мари тоже. Теперь, когда я мысленно возвращаюсь в прошлое, мне кажется, что они больше всего напоминали боксерских тренеров, мы с Мари выступали в роли боксеров, а наши супруги поили нас водой и психологически готовили к возвращению на ринг.
Войдя в столовую, мы видим Мари и моих родителей. Софи и Ава уже спят. Увидев Джесса, все поднимаются из-за стола и идут ему навстречу.
Папа энергично пожимает руку Джесса, а затем притягивает его к себе и обнимает.
– Сынок, ты не представляешь, как я рад снова видеть тебя.
Джесс, явно в некотором замешательстве, кивает.
Мама крепко обнимает его, а потом отстраняется, не опуская рук, сжимает его плечи и покачивает головой.
– Никогда встреча не доставляла мне такого счастья.
Мари искренне и по-доброму обнимает Джесса, застигая его врасплох.
Я вижу, как мой муж улыбается и пытается разъяснить для себя ситуацию. Ему неловко, и он отчаянно хочет скрыть это.
– Мы хотели только зайти и попрощаться. Нам, вероятно, уже пора, – говорю я.
– Вы уходите? – спрашивает Мари. Я полагала, что папа всех посвятил в наши планы, но, видимо, нет. Я удивлена, как медленно распространяются слухи в нашем семействе.
– Мы с Джессом едем в Мэн на несколько дней, – говорю я. Я произношу это так, словно это совершенно естественно. Словно у меня нет жениха. Правда, его действительно больше нет.
– О, здорово, – говорит Мари тем же тоном, что и я. – Ну что же, надеюсь, вы отлично проведете время. – Она не отводит от меня глаз чуть дольше, чем следовало бы, и смотрит слишком внимательно. Мне понятно, что она хочет сказать. Ей хочется поскорее узнать подробности, несомненно, потому, что она беспокоится обо мне, но также потому, догадываюсь я, что это становится непристойным.
– Спасибо, – говорю я, поглядывая на нее так, что Мари становится ясно, что она наверняка узнает обо всем первой, если будет о чем рассказать.
А потом по лестнице, держась за руки, вприпрыжку спускаются Софи и Ава. Софи, одетая в теплую пижаму цвета морской волны, отчаянно желает знать, что здесь за суматоха. За собой она тащит Аву, на которой – такая же пижама желто-оранжевой расцветки.
Не доходя трех ступенек до конца лестницы, они останавливаются. Ава шлепается на попу. Софи искоса поглядывает на нас, защищаясь рукой от света.
– Эй, – с нежностью обращается к ним Мари. – Вам обеим известно, что вам здесь не место. – Я смотрю на Джесса, наблюдающего за Мари, дублирующей языком жестов каждое произнесенное ею слово.
Отец встает.
– Я уложу девочек в постель, – говорит он. – Мне нравится заниматься своими внучками.
Джесс наблюдает за тем, как папа показывает знаками слово «постель» и «внучки». После чего он хватает Аву и Софи за руки и поднимается с ними по лестнице.
– Ладно, – говорю я. – До скорого.
Джесс машет рукой, прощаясь со всеми, а я, взяв за другую руку, веду его к двери. Но, как только мы выходим на улицу, Джесс погружается в глубокую задумчивость.
– Все в нормально? – спрашиваю я.
Джесс выходит из ступора.
– Что? – говорит он. – Да, в полном порядке.
– О чем ты думаешь?
Я ожидаю, что он спросит о языке жестов или об их кохлеарных имплантах. Но нет. Он даже не упоминает о том, что у них ухудшился слух. Вместо этого он говорит:
– Не знаю… это так… классно.
– Что?
– Что они – мои племянницы.
Аппетит у меня проснулся как раз перед тем, как мы пересекли границу штата Массачусетс. Заехав в кафе быстрого питания, мы с Джессом съехали на обочину дороги и остановились.
Я ем гамбургер с картошкой фри.
Джесс заказал чизбургер с беконом и кока-колу, но почти ничего не ест.
– Мне кажется, мы останавливались здесь раньше, – говорит Джесс.
– Именно у этого кафе? – спрашиваю я.
Джесс кивает.
– После выпускного бала.
Я смеюсь. Кажется, что выпускной бал был так давно. Мы сказали родителям, что остановимся в доме друзей, но удрали раньше и поехали в ту самую хижину, в которой будем жить теперь. Неделей раньше мы с Оливи ходили в магазин «Victoria’s Secret». Она пыталась подобрать бюстгальтер под свое платье, но я рискнула зайти в отдел взрослого нижнего белья и купила себе трусики «танга» с веревочками, которые приберегла специально для выпускного вечера. В самом деле, я в первый раз постаралась быть сексуальной. Той ночью Джесс даже не заметил их. Его волновало только, одни ли мы, не слышит ли нас кто-нибудь или не помешает ли нам.
– Порой, когда я думаю о том, что я надела на выпускной бал, я удивляюсь, почему вы с Оливи не остановили меня. Помнишь, у меня по всему телу были фальшивые татуировки в виде бабочек?
Он смеется:
– Честно говоря, я думал, что это очень сексуально. Вспомни, мне было восемнадцать лет.
– Наверное, ты не помнишь, как ужасно я выглядела.
– Я помню все, словно это было вчера, – говорит он. – Ты была там самой привлекательной девушкой.
Покачивая головой, я доедаю гамбургер, комкаю обертку и бросаю ее в урну.
– Держись, – говорю я. – Мне кажется, у меня есть фотография. Тебе нужно хорошенько вспомнить, о чем я говорю. Ты должен признать, что я выглядела крайне убого.
Джесс смеется, а я, развернувшись, хватаю с заднего сиденья свой рюкзак. Положив его себе на колени, я начинаю рыться в нем, беру в руки конверт, прихваченный из моей квартиры, и ищу фотографию, о которой идет речь. Сначала я не могу найти ее, хотя знаю, что она там.