– Поедем домой? – спрашиваю я.
Сэм улыбается. Это не та улыбка, на смену которой в любое мгновение могут прийти слезы.
– Конечно.
Я отстраняюсь от него, твердо усаживаясь на пассажирском месте, пока он дает задний ход и выезжает с парковки.
Телефон и бумажник остались в моей машине, как и сумка с вещами, которые я брала с собой на уик-энд. Но я не останавливаю его. Я не прошу его подождать минутку, пока я заберу их. Потому что они не нужны мне. Сейчас не нужны. Мне не нужно ничего, чего у меня нет в эту самую минуту.
Сэм правой рукой держит меня за левую руку. Он не отпускает ее всю дорогу, пока мы едем домой, за исключением двадцатисекундного промежутка, когда я наклоняюсь вперед и роюсь в бардачке в поисках его любимого диска Чарльза Мингуса, который был спрятан под приборной панелью. Я по-прежнему не переношу джаз, а он по-прежнему любит его. Важно это или нет, но мы с Сэмом остаемся друг для друга теми же, что были когда-то. Когда звучит музыка, Сэм, пораженный, смотрит на меня.
– Ты же ненавидишь Мингуса, – говорит он.
– Я люблю тебя, хотя…
Кажется, такого объяснения ему вполне достаточно, и он снова берет меня за руку. Между нами нет ни натянутости, ни напряженности. Мы спокойны просто потому, что рядом. Меня охватывает глубокое спокойствие, когда я смотрю, как на смену заснеженным улицам Эктона приходят улицы Конкорда, как вечнозеленые растения, окаймляющие шоссе и сопровождающие нас по Лексингтону и Белмонту, сменяются плиточными тротуарами и особняками в Кембридже. Мир представляется мне зеркалом, и то, что я вижу перед собой, в конечном счете идеально согласуется с тем, из чего соткана моя душа.
На этих улицах, с этим мужчиной я ощущаю себя самой собой.
Мы паркуемся и идем в свою квартиру. Я спряталась у него под мышкой, как щитом, прикрываясь его телом от холода.
Сэм поворачивает ключ в замочной скважине, и когда дверь хлопает у нас за спиной, создается впечатление, как будто мы заперлись от всего мира. Когда он целует меня все еще холодными губами, я чувствую, как они теплеют, когда я отвечаю ему.
– Привет, – улыбаясь, говорит он. В этом слове слышится все, что угодно, кроме приветствия.
– Привет, – говорю я в ответ.
Мне кажется, прежде я никогда не замечала, что наша квартира пахнет пряностями и свежестью, как зубная паста с корицей. Я замечаю обоих котов под пианино. Они чувствуют себя прекрасно. Сэм льнет ко мне, а я стою, прижавшись спиной к входной двери. Он гладит меня рукой по щеке, скользит пальцами по волосам, слегка задевая большим пальцем мое веко.
– Я боялся, что навеки потерял эти веснушки, – говорит он, глядя мне в глаза. Его взгляд утешает меня, я чувствую себя в безопасности. Неожиданно для себя я прислоняюсь головой к его руке и прижимаюсь к ней.
– Ты не потерял, – говорю я. – Я здесь. И я на все готова ради тебя. На все, до конца жизни.
– Я ничего не требую, – говорит Сэм. – Только тебя. Просто я хочу тебя.
Я скольжу рукой по его плечам, притягивая его ближе к себе. Тяжесть его прильнувшего ко мне тела одновременно возбуждает и успокаивает. До меня доносится аромат его помады для волос. Я ощущаю легкую щетину у него на щеках.
– Ты – моя любовь. Навеки. Я и ты.
Я ошибалась раньше, говоря, что нет ничего более романтичного, чем разрыв отношений.
Вот оно.
Нет ничего романтичнее этого. Обнимать того самого человека, которого, как тебе казалось, ты потеряла.
Я думаю, настоящая любовь – это значит любить безоговорочно. Любить всецело.
Может быть, если ты из тех, кто хочет отдать всю себя целиком, из тех, кто хочет любить всем сердцем, несмотря на то что по опыту знаешь, как может быть больно… тогда ты найдешь не одну настоящую любовь. Может быть, это тебе приз за храбрость.
Я – женщина, которая смеет полюбить еще раз.
Наконец, мне это нравится в себе.
Тяжело любить после того, как у тебя разбилось сердце. Это больно, это вынуждает тебя честно признаться себе в том, какая ты на самом деле. Ты должна приложить все силы и найти слова, чтобы определить свои чувства, потому что они не укладываются ни в одну готовую форму.
Но оно того стоит.
Ведь посмотри, что тебе снова предстоит испытать…
Настоящую любовь.
На своей второй свадьбе я одета в элегантное и нарядное платье бледно-лилового цвета. Оно выглядит как свадебное платье женщины, которая, прежде чем выйти замуж, жила полной жизнью. Платье указывает на сильную, гармоничную личность, принявшую прекрасное решение. Мари исполняет роль моей подружки. Ава, идя перед нами, несет цветы, Софи хранит наши кольца. Оливи произносит речь, от которой у половины присутствующих в зале текут слезы. Мы с Сэмом проводим медовый месяц в Монреале.
А потом, теплым летним вечером, через восемь месяцев и девять дней после того, как мы с Сэмом произнесли брачные обеты пред лицом наших друзей и родственников, я разговариваю с Оливи по телефону, закрывая «Blair Books».
Мари ушла раньше, чтобы забрать девочек у наших родителей. Все мы встречаемся за ужином в доме Мари и Майка. Майк поджаривает стейки, а Сэм пообещал Софи и Аве, что приготовит им сырные тосты.
Оливи рассказывает о своем малыше Пайпере, когда я слышу знакомый сигнал ожидающего вызова.
– Знаешь что, – говорю я. – У меня кто-то на другой линии. Я должна ответить.
– Ладно, – говорит она. – Ой, я хотела спросить тебя, что ты скажешь о животных в качестве рисунка для…
– Оливи! – говорю я. – Я должна ответить.
– Хорошо, но только… тебе нравится рисунок с животными или нет?
– Мне кажется, все зависит от того, что это за животные, но мне пора.
– Я имею в виду что-нибудь вроде китов и дельфинов, может быть, какие-нибудь рыбы, – поясняет Оливи, пока я продолжаю ворчать. – Прекрасно, – говорит она. – Мы можем встретиться завтра.
Отключившись, я смотрю на телефон, чтобы узнать, кто мне звонит.
Номер мне неизвестен, но зональный код знаком. 310.
Санта-Моника, Калифорния.
– Алло?
– Эмма? – Я мгновенно узнаю голос, тот, который никогда не смогла бы забыть.
– Джесс?
– Привет.
– Привет!
– Как дела? – небрежно спрашивает он меня, как будто мы постоянно общаемся. Несколько раз я получала открытки из Калифорнии, а одну даже из Лиссабона. Они лаконичны и нежны, просто новости о том, как идут у него дела, куда он направляется. Я всегда в курсе, что у Джесса все в порядке. Но мы переписываемся нечасто и никогда не разговариваем по телефону.
– У меня все хорошо, – говорю я. – Правда хорошо. А как ты?
– Я отлично справляюсь, да, – говорит он. – Разумеется, я скучаю по друзьям из Эктона.
– Разумеется, – говорю я.
– Но у меня все хорошо. Я… я действительно счастлив здесь.
Не знаю, что еще сказать ему. Я не вполне понимаю, почему он звонит. Молчание затягивается. А потом Джесс внезапно возобновляет разговор.
– Я встретил кое-кого, – говорит он.
Возможно, меня не должно было бы это удивить – то, что он встретил кого-то, что он хочет рассказать мне о ней. Но то и другое шокирует меня.
– Встретил? Великолепно.
– Да, она… она на самом деле невероятная, просто уникальная. Она – профессионально занимается серфингом. Фантастика, правда? Никогда не думал, что влюблюсь в серфингистку.
Я смеюсь.
– Не знаю, – говорю я, запирая магазин и шагая к своей машине. Еще светло, хотя уже давно наступил вечер. Когда придет октябрь, мне будет не хватать таких вечеров. Поэтому я стараюсь насладиться ими сейчас. – В каком-то смысле я прекрасно понимаю, почему ты влюбился в серфингистку. Чего же еще ожидать от Калифорнии?
– Да, возможно, ты права, – смеется Джесс.
– Как ее зовут?
– Бритт, – говорит Джесс.
– Джесс и Бритт, – произношу я. Неплохое сочетание.
– Я тоже так думаю. Мне кажется, нам хорошо вместе.
– О, Джесс, как это замечательно. Я правда так рада слышать об этом.
– Я хотел сказать тебе… – говорит он, а потом медлит.
– Да.
– Теперь я понял. Я понял то, о чем ты говорила. О том, что, полюбив Сэма, ты не забыла меня. Это не влияет на те чувства, которые ты испытывал когда-то. От этого те, кого ты прежде любил, не становятся для тебя чужими.
Тогда я этого не понимал. Я думал, что, выбрав его, ты разлюбила меня. Я думал так потому, что мы не добились успеха, то есть мы проиграли. Но теперь я все понимаю, потому что люблю ее. Я так сильно люблю ее, что ничего не вижу перед собой. Но от этого не меняются мои чувства к тебе, я по-прежнему очень благодарен судьбе за то, что когда-то любил тебя. Только…
– Я – прошлое. А она – настоящее.
– Да, – говорит он с облегчением, поскольку я облекла его мысли в слова, и Джесс может отказаться от попытки подобрать их самому. – Это именно так.
Думаю, что мы действительно покидаем тех, кого прежде, хотя бы чуть-чуть, любили, когда влюбляемся вновь. Но ничто не стирается из памяти. Не меняет того, что было между нами. Мы также не оставляем прежнюю любовь так далеко позади, что не можем мгновенно вспомнить о ней, не можем вернуться к ней, как к давно прочитанной книге, и вновь пережить те же чувства.
– Наверное, я хочу сказать, что я пришел к пониманию того, что ты была права. Я безмерно благодарен судьбе за то, что когда-то был женат на тебе. Я очень благодарен тебе за день нашей свадьбы. То, что чему-то не суждено было продлиться всю жизнь, не означает, что этого не должно было случиться. Мы заслуживали того, чтобы быть вместе.
Я сижу на переднем сиденье своей машины, прислонив телефон к уху, не способная ни на что, кроме как слушать его.
– Мы с тобой не будем вместе всю жизнь, – продолжает Джесс. – Но я наконец понимаю, что это не умаляет прелести того, что тогда мы как нельзя лучше подходили друг другу.
– Настоящая любовь не всегда бывает долгой, – говорю я. – Необязательно, чтобы она длилась всю жизнь.
– Верно. Что отнюдь не означает, что она не была настоящей, – говорит Джесс.