Я тронул Маргарет Росс за плечо.
— Я бы хотел вам сказать несколько слов, мисс Росс. Если не боитесь замерзнуть.
Она с удивлением посмотрела на меня, мгновение колебалась, а потом кивнула. Я соскочил вниз, подал ей руку, помог ей на ходу взобраться в сани. Некоторое время мы просто сидели рядом на канистре с бензином, наблюдая северное сияние. Я бездумно смотрел на разливающееся сияние: огромный волнующийся занавес то расправлялся, то собирался желто-зелеными складками с красной каймой, которая, казалось, задевает поверхность плато. Я смотрел на этот светящийся прозрачный занавес, сквозь который мерцали звезды. Поэма в пастельных тонах, призрачный мир какой-то невообразимо прекрасной, волшебной страны. Маргарет Росс созерцала это зрелище как завороженная. Но, может быть, она, как и я, думала о другом и была охвачена не изумлением, а воспоминаниями о человеке, навсегда оставшемся во льдах Гренландии? И когда при звуке моего голоса она обернулась и я увидел в отблесках северного сияния грусть в глубине больших темных глаз, я понял, что так оно и было.
— Итак, мисс Росс, что вы думаете о последних событиях?
— О мистере Малере? — Она была в защитной маске, самодельной повязке из марли и ваты, и мне пришлось наклониться, чтобы услышать ее тихий голос. — Какие шансы у этого бедняги выжить, мистер Мейсон?
— Честно говоря, даже не представляю себе. Тут слишком много непредсказуемых факторов... Вы знали, что после того, как я вычеркнул вас из списка подозреваемых, он стал для меня подозреваемым номер один?
— Не может быть!
— Увы, это так. Боюсь, что сыщик я никудышный, мисс Росс. Я действую очень медленно, эмпирическим методом проб и ошибок. Во всяком случае, у нас есть преимущество в том, что подозреваемых стало на два человека меньше. Но я слишком быстро делаю выводы. — Я передал ей разговор с Малером во время нашей короткой остановки.
— И теперь вы знаете столько, сколько и раньше, — сказала она, когда я закончил. — Вероятно, все, что нам осталось, — это сидеть и ждать, что будет дальше.
— То есть ждать, пока не упадет топор, — угрюмо проговорил я. — Не совсем так. Не уверен, получится ли, но я решил для разнообразия испробовать метод логического рассуждения. Но чтобы делать выводы, нужны факты. А у нас очень мало фактов. Вот почему я вытащил вас сюда. Вы мне поможете?
— Я сделаю все, что в моих силах, вы это знаете. — Она подняла голову и сильно вздрогнула, так как в этот момент северное сияние достигло кульминации, и взрыв фантастически прекрасных красок превратил ледяные кристаллы в небе в мириады разноцветных искр: красных, зеленых, желтых, золотых. — Не знаю почему, но от этого сияния кажется еще холодней... Но, по-моему, я рассказала вам все, что знала, доктор Мейсон.
— Не сомневаюсь. Но, может быть, вы что-то упустили, а чему-то не придали значения. Сейчас, как мне кажется, три вопроса требуют ответа. Как произошла авария? Как подмешали в кофе наркотик? И как вышел из строя передатчик? Если мы найдем что-нибудь, что могло бы пролить свет на один из этих вопросов, то мы уже сможем оказаться на пути к решению главной загадки.
Прошло минут десять. Мы замерзли, но были так же далеки от цели, как и вначале. Я заставил Маргарет Росс пройти шаг за шагом весь ее путь от таможни, где она впервые встретила своих пассажиров, до той минуты, когда она привела их в самолет и рассадила по местам. Затем дальше, до посадки в Гандере, где повторилась та же процедура, а потом от вылета из Гандера — до ужина. И все же я не узнал ничего существенного, необычного или подозрительного, что послужило бы намеком на будущую аварию. Однако при подробном описании ужина она вдруг в нерешительности замолчала, медленно произнесла еще несколько слов и умолкла, уставившись на меня.
— В чем дело, мисс Росс?
— Ну конечно, — тихо произнесла она. — Ну конечно! Какая я дура! Теперь я поняла...
— Что вы поняли? — спросил я.
— Кофе... Как в него могли что-то подмешать. Я как раз подала ужин полковнику Гаррисону, он сидел сзади, так что я обслуживала его последним, как вдруг он поморщился и спросил, не чувствую ли я запаха гари. Я ответила, что не чувствую, и еще как-то пошутила на этот счет, и только отошла от него, как вдруг слышу, что он зовет, и, когда обернулась, увидела, что он открыл дверь в туалетную комнату по правому борту и оттуда пошел дым. Не очень сильно, чуть-чуть. Я позвала пилота, и тот сразу же проверил, откуда дым. Оказалось, что ничего серьезного нет, просто горело несколько листов бумаги. Видимо, кто-то по неосторожности бросил горящий окурок.
— И все повскакали со своих мест и столпились у двери в туалетную комнату — посмотреть, что горит, — мрачно закончил я.
— Ну да! Капитан Джонсон приказал всем вернуться на свои места, чтобы самолет не накренился.
— И вы не нашли нужным сказать мне об этом, — с горьким упреком сказал я. — Не сочли важным.
— Простите. Я... я действительно не придала этому значения. Не связала с аварией, так как это произошло за несколько часов до нее, так что...
— Ну хорошо. Кто-то мог в это время оказаться в буфетной? Наверняка из сидящих впереди?
— Да. Все они столпились в центральной части...
— Они? Кто «они»?
— Не помню. А что... почему вы спрашиваете?
— Потому что, зная, кто там был, мы могли бы узнать, кого там не было.
— Простите, — беспомощно повторила она. — Я немного растерялась, притом капитан Джонсон был впереди и заслонял их от меня.
— Ну хорошо. — Я решил подойти с другого конца. — Как я понимаю, это был мужской туалет?
— Да. Женский туалет слева.
— Вы не помните, кто заходил туда не позже чем за час до аварии?
— За час? Но ведь окурок...
— Вам теперь кажется, что бумагу подожгли намеренно? — спросил я.
— Конечно! — Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Правильно! И мы, очевидно, имеем дело с профессиональными преступниками. Успех их плана полностью зависел от организации этого переполоха. Вы можете хотя бы на минуту поверить, что они поставили все свое предприятие в зависимость от какого-то тлеющего окурка, который случайно зажег какие-то бумажки, да еще в нужный момент?
— Но как...
— Не торопитесь. Вы можете взять маленькую трубочку из пластика, разделенную в центре внутренней перегородкой на две части. В одну часть вы наливаете кислоту, в другую — другую кислоту, но в стеклянной трубочке. После этого остается лишь разбить стекло, уронить трубку в нужное место и уйти. Через определенное время кислота разъест перегородку, соединится с другой кислотой и вызовет пожар. Этот способ использовался сотни раз, особенно для диверсий в военное время. Если вы поджигатель и нуждаетесь в железном алиби, так чтобы быть за пять миль в момент поджога, это превосходный способ!
— Действительно, запах был немного странным, — медленно сказала она.
— Еще бы! Ну как, вспоминаете, кто туда ходил?
— Бесполезно. — Она покачала головой. — Я почти все время была в буфетной, готовила еду.
— Кто сидел в первых двух креслах? Тех, что ближе к буфетной?
— Мисс Ле Гард и мистер Коразини. Но боюсь, что это ничего нам не даст. Мы знаем, что Мари Ле Гард не могла иметь к этому никакого отношения, а мистер Коразини — единственный человек, о котором я могу сказать, что он не вставал со своего места до обеда. Вскоре после вылета он попросил джина, а потом выключил свою лампочку, прикрыл голову газетой и уснул.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно уверена. Я время от времени заглядывала в салон через щелку двери: так вот, он все время был на месте.
— Видимо, его можно исключить из списка, — задумчиво проговорил я.— И, следовательно, сократить число подозреваемых, хотя думаю, что он мог бы быть соучастником в операции с трубкой. — И тут меня, как говорится, осенило. — Скажите, мисс Росс, вас кто-нибудь спрашивал, когда будет обед?
Прежде чем ответить, она с минуту смотрела на меня, и даже при угасающем свете северного сияния я видел по ее глазам, что она начинает понимать...
— Мисс Денсби-Грегг. В этом я уверена.
— Это на нее похоже. А еще?
— Да, вспомнила. — Голос ее звучал спокойно. — Полковник Гаррисон, но он уже не в счет, и мистер Веджеро.
— Веджеро? — Я в волнении наклонился к ней так, что наши лица почти соприкасались. — Вы уверены в этом?
— Уверена. Помню, когда он спросил меня об этом, я ответила: «Хотите заморить червячка, сэр?» А он рассмеялся и сказал: «Милая стюардесса, я всегда готов заморить червячка!»
— Так-так. Очень интересно!
— Вы думаете, мистер Веджеро...
— Я сейчас боюсь о чем-либо думать. Я слишком часто ошибался. Во всяком случае, это соломинка на ветру величиной с целый сноп. Имеется в виду пословица: и былинка показывает, куда дует ветер, то есть каждая вещь может оказаться важной для выяснения непонятного явления. Он был где-нибудь возле вас, когда упал радиоприемник? Например, у вас за спиной, когда вы поднялись и задели за стол?
— Нет, он был у выходной лестницы. Я уверена. Мог ли он...
— Не мог. Мы с Джессом все рассчитали. Кто-то сбил одну из подпорок стола. А другую подбил так, чтобы от малейшего прикосновения стол упал. Когда вы поднялись, кто-то эту подпорку подтолкнул шваброй, которая там лежала. В то время мы на нее просто не обратили внимания. Когда вы услышали грохот, вы ведь резко обернулись, не так ли?
Она молча кивнула.
— И кого вы увидели?
— Мистера Коразини...
— Мы знаем, что он бросился, чтобы подхватить приемник, — нетерпеливо проговорил я. — Я имею в виду, кого вы увидели на заднем плане, у стены?
— Там действительно кто-то был! — Она говорила шепотом. — Но нет, нет, этого не может быть! Он дремал, сидя на полу, и перепугался насмерть, когда...
— О Боже мой! — резко перебил я ее. — Кто же это был?
— Солли Ливии.
Короткие полуденные сумерки забрезжили и угасли, холод становился все интенсивнее, и к вечеру стало казаться, что вся наша жизнь прошла на этом ползущем и ревущем тягаче.