Я мог выбирать только между комнатой Марджи и лестницей. Внезапный взрыв смеха остановил меня. Мне показалось, что все собрались в вестибюле, у двери в комнату. Это означало, что у меня больше нет выбора.
Вернувшись в комнату Марджи, я направился прямо к окну: двое мужчин подошли к площадке. Я вернулся к исходной точке, но Марджи об этом ничего не знала. Мною было все тщательно продумано: я должен был выпрыгнуть в окно на лужайку, затем, обойдя дом, позвонить в дверь и войти с револьвером в руках.
Меня осенила одна гениальная идея; ценою сверхчеловеческих усилий я нашел решение проблемы: в общем, достаточно было изменить кое-какие детали моего первоначального плана. По крайней мере я на это надеялся.
Уже в третий раз, крадучись, я прошел по лестнице, — это становилось однообразным. Пронзительно прозвеневший звонок известил о прибытии Балдена и Крейстала. Я замер и услышал из вестибюля голоса. Громче всех говорила Марджи.
— О, Деней! — воскликнула она голосом, обещающим сладостную уступку, — я изобрела один трюк, как вылечить дотошных полицейских от их любопытства. Способ несколько утомительный, но...
Окно в гостиной было очень широкое; сильным толчком я распахнул его настежь. В комнате стоял массивный ореховый комод. С риском нажить себе грыжу я поднял его и поставил на край окна. Сейчас было 7 часов 42 минуты. Если Марджи выполнила все указания, то эти типы ждут с минуты на минуту появления полицейской машины или же они уже поднимаются по лестнице и вскоре обнаружат, что я их здорово надул.
Поддерживая локтем комод в равновесии, я взял в правую руку свой револьвер, а затем с силой толкнул комод. В тот момент, когда комод исчезал в проеме окна, я выбежал из гостиной и достиг верха лестницы прежде, чем комод успел разбиться о цементированную террасу. Можно было поклясться, что началась третья мировая война и мишенью артиллерия выбрала дом номер 305 по улице Босолейль ла Вале. Или под самым домом произошло землетрясение, или архангел Гавриил ударами грома решил возвестить о конце мира.
Группа, находящаяся в вестибюле, реагировала очень бурно, но вопль Марджи перекрыл все крики. Я понял, что она представила, как я вниз головой упал на цементную террасу. В вестибюле загрохотали шаги, и я увидел, как гориллы торопливо прошли в глубь дома. Я спустился по лестнице быстрее, чем ведьма летит на помеле, и со скоростью беговой лошади достиг вестибюля. Здесь я различил два изумленных лица; ближе ко мне был Джонни Крейстал, которого я ударил между глаз своей пушкой, и он моментально исчез, как привидение. Осталось второе изумленное лицо — это была Марджи. Я, не замедляя темпа, схватил ее за руку, она даже вскрикнула от боли, и увлек ее за собой.
К счастью, дверь была приоткрыта. В два прыжка я достиг машины, втолкнул Марджи на сиденье, не считаясь с ее протестами и жалобами. Сейчас некогда было заниматься ее нервными припадками. Затем я схватился за руль, включил газ и машинально потянулся, чтобы переключить скорость. Марджи пронзительно вскрикнула:
— А! Ой, он посадил меня на переключатель скорости. Я же не бабочка!
Я судорожно рылся в парче (это платье), в тафте (это комбинация), захватил кусок бедра, оттолкнул его с силой и, наконец, нащупал переключатель скорости. Мы выехали на улицу, машина помчалась с бешеной скоростью. Пять минут спустя мы были далеко от квартала Ла Вале, и я наконец отпустил руль.
— Ол! — жалобно простонала моя соседка.
— Да?
— Мне кажется, я забыла одну ногу дома! Когда вы бросили меня в эту машину, я, должно быть, оставила свою ногу снаружи, и она сломалась.
Я принялся действовать левой рукой, как эксперт, что вызвало у нее возмущенное восклицание.
— Все в порядке! — успокоил я ее. — Вы просто сидите на ней.
— Вот в чем дело! — радостно воскликнула она. — Я приняла ее за какую-то железную штуку. Ну, я рада, что она на месте, хотя я ее абсолютно не чувствую.
Она захотела узнать, что произошло, и я рассказал ей все подробно. Потом, в свою очередь, она рассказала мне, что произошло в вестибюле. Ее сценарий имел триумфальный успех у трех горилл, которые охотно бы провели остаток ночи, выспрашивая у нее все более и более подробные детали. Но прибытие Балдена и Крейстала изменило атмосферу. Балден непременно хотел знать, какие вопросы задавал полицейский; что же касается Джонни Крейстала, то он предложил немедленно подняться в гостиную и свести счеты с наглецом. Балден заставил его замолчать, чтобы дослушать рассказ Марджи, но вскоре ей стало трудно придумывать все новые и новые вопросы, которые я как будто бы задавал ей, и Балден потерял интерес к ее рассказу.
— Тогда Балден, — произнесла она, вздрогнув, — сказал Крейсталу: «Я согласен, иди за ним, но я хочу его живого. Никаких штучек, нам они оба нужны живыми, это будет иметь естественный вид». Может быть, вы мне не верите, Ол, — добавила она, снова вздрогнув, — но прошла целая минута, прежде чем я поняла, что когда он сказал «они оба», то второй была я! Мне кажется, что в этот момент я до некоторой степени потеряла голову. Я рассказала им историю о том, что без четверти восемь должна приехать полицейская машина, чтоб узнать, как у вас дела. Я поняла, что Джонни взбесился, но Балден откровенно рассмеялся мне в лицо.
На мгновение она задумалась.
— Я не помню точно фразу, которую он сказал про вас, Ол. Он сказал, что вы слишком хорошо известны в Пайн-Сити своей манией работать в одиночку и что вам в голову никогда не придет мысль на всякий случай заставить следовать за собой полицейскую машину.
— У меня такое впечатление, что Балден знает меня, — скромно сказал я.
— Именно тогда он употребил выражение, которое я не могу вспомнить... Подождите, кажется, он сказал: «Это одинокий волк!»
— Он в самом деле знает меня очень хорошо, — заметил я, чуть улыбнувшись.
— Вспомнила! — неожиданно воскликнула она, щелкнув пальцами. — Вот что он сказал: «Это маниакальный головорез!»
— Подлец, кретин! — прорычал я. — Как только можно до такой степени ошибаться в людях?
Было около восьми часов, когда мы приехали ко мне. Я прошел сразу в кухню, чтобы приготовить какие-нибудь экзотические напитки. Попросту — виски с сельтерской. В это время Марджи веселилась, как сумасшедшая, рассматривая мою квартиру. Она веселилась до тех пор, пока не оказалась нос к носу с зеркалом. За свою беспорядочную жизнь я слышал всякого рода звуки, заставляющие шевелиться волосы на голове. Но ни за что на свете я не согласился бы снова услышать страдальческие стенания, которые издала Марджи. Затем хлопнула дверь в ванную, и я не видел свою гостью в течение трех четвертей часа.
Куколка, выпорхнувшая из ванной, показалась мне младшей сестрой Марджи. Хорошо расчесанные волосы локонами падали на плечи; краска исчезла вместе с неприятным выражением лица. Она освободилась от жалких обрывков своего парчового платья и тафтовой комбинации, которую я разорвал, ища переключатель скоростей. Увидя ее в белом бюстгальтере без бретелек и в белых же трусиках, я понял, что красота — в пропорциях. Ее маленькая грудь великолепно гармонировала с тонкой талией. У нее были округлые бедра, тонкие, но красивые ноги, круглые ляжки, хрупкие лодыжки. Почти смущенно она дошла до дивана и села на него.
— Я бы с удовольствием оделась, — сказала она нервно. — Но у меня ничего нет.
— Одеться было бы преступлением, — уверил я ее.
— Вы — шикарный тип, Ол. Во всяком случае, иногда. Согласны разделить свой диван с гостьей?
Я предложил ей выпить и налил хорошую дозу виски, так как сам уже пропустил три порции. Поднеся стакан к губам, она очаровательно мне улыбнулась и поставила стакан, наполовину опорожненный. Я спросил:
— Вы голодны?
— Умираю от истощения. Но с этим можно подождать.
— Подождать —чего?
Как я вам уже сказала, Ол, вы шикарный тип, но только иногда. Остальное время вы полицейский.
— В данное время я не вижу, что от этого меняется.
— Нам надо все поставить на место, — возразила строго она. — Что-то подсказывает мне, что настоящий Ол, тот, что принимается в расчет, — полицейский и никто другой. В настоящий момент моя судьба в такой степени зависит от того, кто вы на самом деле, что я даже не могу смотреть на вас без содрогания!
Она поднесла стакан к губам и отпила приличную дозу.
— Надо, чтобы вы кое-что узнали, — резко сказала она. — Я совсем не держалась за Поля Трейверса, даже в начале нашей женитьбы. Я вышла замуж из интереса, и он также. Это было восемь лет тому назад, и вот уже два года как он проводит ночи везде, кроме дома.
— Марджи, ничто не обязывает вас...
— Замолчите! — прервала она. — Когда я позвонила вам, то думала, что расскажу только то, что захочу, и умолчу о компрометирующих деталях. Но я достаточно вела двойную игру эти три месяца; я вылечилась от этого на весь остаток своих дней... Я... — Она схватила свой стакан и залпом выпила до дна. Когда она поставила его, глаза ее были влажными от слез. — Я сказала вам, что никогда не любила Поля, это правда, — прошептала она. — Но теперь я уверена, что он мертв, и это моя вина. Даже если не я нажимала курок — предположим, что они застрелили его из револьвера, — я так же, как и они, ответственна за его смерть.
— Я принесу вам выпить, — сказал я, протянув руку за ее стаканом.
— Позже! — обрезала она. — Вы выслушаете все до конца, лейтенант. Со всеми деталями, даже самыми неприятными.
— Договорились, — пробурчал я. — Но разрешите мне задать вам несколько вопросов, чтобы сориентироваться.
— Полицейский до кончиков пальцев! — констатировала она, с отчаянием пожав плечами.
— Прежде всего, что такое общество «Трейверс и Бал-ден»?
— Объединение. Клиентура в основном среди предпринимателей, которые связаны с коммерсантами Сан-Диего.
— Прекрасно. А какими делами занимаются они на самом деле?
Марджи посмотрела на меня с искренним удивлением:
— Как? Вы не знаете?
— Нет, — совершенно честно признался я. — Я никогда до сегодняшнего утра ничего не слышал об этом. До тех пор, пока не обнаружили труп Нины Росс.