— Ты ли тот, кого привела Генриетта? — прогудел стражник. Костя молча кивнул, подумав про себя: «Здорово у них тут… Все как взаправду!»
— Следуй за мной! — и стражник повел Костю к воротам, которые сомкнулись за их спинами, громко лязгнув, как зубы хищного зверя, так что Костя от неожиданности даже вздрогнул. Впрочем, как оказалось, ворота захлопнулись не сами по себе: по обеим сторонам стояло еще по четыре стражника в полном вооружении. Они слаженно отсалютовали алебардами и хором гаркнули неразборчивое приветствие. Костя хотел было сказать что-нибудь еще про дорогие декорации и вообще показать себя знатоком, но вовремя сообразил, что человек в костюме стражника, наверно, просто один из массовки… а Генриетта все равно уже куда-то делась… может, как раз к режиссеру и побежала. «Ладно, у него все и спрошу», — решил Костя и последовал за стражником по усыпанным гравием аллеям.
Не успели они пройти и несколько шагов, как Костя споткнулся от изумления и, раскрыв рот, уставился вверх: высоко над парком тянулись в небо башни и мерцали освещенные окна огромного роскошного дворца, который был самым что ни на есть настоящим! А на самой высокой башне стрелял на ветру чёрный флаг с фиолетовым пауком. Стражник, поднявшись вместе с Костей по каменным ступеням, толкнул тяжелую резную дверь, за которой обнаружился целый отряд дворцовой охраны, расступившийся, бряцая оружием, перед Костей и его провожатым.
В сопровождении стражника ошарашенный Костя долго шёл по длинным, гулким коридорам и галереям, поднимался по устланным коврами лестницам, оглядывался на рыцарские доспехи вдоль стен. Резные каменные узоры стен, края перил и ступеней местами обвалились. Ковры, устилавшие лестницу, были такие грязные, что каждый шаг выбивал из них маленькое облачко пыли. Гобелены свисали со стен линялыми лохмотьями, так что было невозможно разобрать, что на них изображено. Рыцарские доспехи по углам жалобно поскрипывали от сырости. У многих не хватало то перчатки, то наплечника, а то и вовсе головы, то есть шлёма. Под ногами хрустел песок. Постепенно у Кости зарябило в глазах и устали ноги — как после длинной школьной экскурсии по Эрмитажу, только запущенному и запачканному Эрмитажу. Наконец они очутились в начале длинной анфилады парадных покоев. Здесь грязь и запустение [слоимо] отступили; с лестничной площадки вглубь анфилады простиралась ярко-голубая ковровая дорожка, а из под нее виднелся мозаичный узор, блестевший так, будто его только что начистили.
Костя так старательно вертел головой, пытаясь одновременно запомнить маршрут и изучить интерьер, что совершенно не смотрел себе под ноги и вдруг наступил на что-то мягкое и упругое. Это что-то тоже подпрыгнуло и откатилось в сторону с громким визгливым воплем: «Увай-уау-у!» Костя остановился как вкопанный: в двух шагах от него волчком вертелось по узорчатому мозаичному полу мохнатенькое хвостатенькое существо с торчащими острыми ушами и не очень-то приятной то ли мордой, то ли лицом, поросшим жесткой щетинистой шерстью.
— Смотри куда прешь! — существо выпучило на Костю круглые злые глаза и угрожающе оскалилось, одновременно пытаясь дуть на отдавленный хвост, украшенный грязной кисточкой. — Ой, хвостик мой… Козебра тебя задави!
— Из-звините, — растерянно пробормотал Костя.
«Никакое это не кино! — пронеслось у него в голове. — Это все настоящее!» Он покосился на стражника.
— Грохус, что ты тут крутишься под ногами, чтоб тебя семь стрел да к гнилому пню! — рявкнул тот.
— Я мозаику чистил! — вякнуло существо. — Я дело делаю, а он тут растопырился, то-о-опа-ет, как тролль по тротуару!
Стражник угрожающе навис над существом и разгневанно спросил:
— Да за каким же псом ты ее чистишь, когда велено было пылью посыпать, тупая твоя голова, дурные твои уши! Ты что, приказа не понял? А паутину кто будет развешивать, Ганс Христиан Андерсен?
— Так пауков Фукстон Наловить обещался! — окрысился мохнатый комок. — И не твоего ума это дело, за беспорядок у нас Шмякстон отвечает! До праздничка-то еще ого-го сколько времени! А ты ведешь себе этого недомерка, ну и веди!
Костя хотел как следует ответить на «недомерка», но стражник от души наподдал существу ногой, и оно укатилось куда-то в угол, громко вереща и всхлипывая.
— Развелось тут… — буркнул стражник, сердито оглядываясь. — Раньше, бывало, сапогом в них запустишь, и все дела, а теперь нельзя, теперь они прислуга!
— Кто это был? — уточнил Костя и вытер ноги о голубой бобрик ковра.
— Гоблин, конечно, кто ж еще так скандалить будет? — стражник удивленно поглядел из-под шлема. — Тоже мне, выдумали — гоблинов к делу приставить! Научили говорить на свою голову! — провожатый подтолкнул подопечного вперед и пошел следом, держась ровно на шаг позади.
Сквозь тяжелые шторы с трудом пробивался свет, и Костя понял, что снаружи уже смеркается. Не успел он обмозговать это странное обстоятельство, как голос стражника прогудел:
— Приказ господина министра исполнен! Он здесь! — провожатый развернулся и зашагал прочь.
Полумрак рассеялся. Костя стоял на пороге богато украшенной комнаты, выдержанной в лазоревых тонах и тесно заставленной раззолоченной мебелью пуфиками и диванчиками, столиками и прочими шкафчиками, горочками, буфетиками, на каждой полочке которых теснились безделушки. Все это пестрое попугайское великолепие ярко освещалось старательно начищенными канделябрами. Было тепло, даже душно — и неудивительно: в дальней стене полыхал внушительный камин. Навстречу Косте из обитого бархатом креслица поднялся одетый в лазоревый камзол кругленький господин с румяным открытым лицом и одарил Костю сверкающей улыбкой:
— С прибытием, мой мальчик! Наконец-то ты с нами! Как долго мы ждали тебя!
У господина был журчащий приятный голос, который хотелось слушать и слушать еще, потому что было совершенно ясно: человек с таким голосом никакой гадости тебе не скажет и тем более не сделает, а наоборот, будет говорить только важные и дельные вещи.
— Здравствуйте, — на всякий случай Костя решил быть вежливым. — Меня вообще-то Генриетта сюда вела, но она делась куда-то и не сказала ничего.
— Да! — восторженно воскликнул господин. — Генриетта с честью выполнила поставленную задачу! — и, непонятно почему, оглянулся на камин. — Давай знакомиться.
— Костя, — сказал мальчик и, помедлив, добавил: — Константин Конрад.
Господин, услышав это, заблестел глазами, разрумянился еще больше, спорхнул с возвышения, на котором располагалось креслице, и горячо пожал Косте руку, впрочем, тут же быстренько отступив, как будто чего-то опасаясь или в чем-то сомневаясь.
— Ну а меня ты можешь называть просто — Гранфаллон, — любезно прожурчал он, по птичьи склонив набок голову, украшенную завитым и напомаженным хохолком.
«Небось, думает, я поверил про киносъемки! — ехидно подумал Костя. — Сейчас я его удивлю!»
— Очень приятно, — сказал он вслух и небрежно добавил. — Между прочим, я все знаю. Это не кино!
Гранфаллон извлек из-за кружевной манжеты шелковый голубой платок и с облегчением утер пот со лба.
— Мы не обманулись в тебе! — воодушевленно сказал он и заглянул Косте в глаза. — Какой острый ум! Конечно, мой дорогой мальчик, это не кино! Все гораздо интереснее… и… как это? Круче! Все настоящее! Дворец! — он сделал широкий жест. — Камин! — он ткнул себе за спину. — Обрати внимание — саламандры! Узнаешь Генриетту?
В языках пламени вертко шныряли, сверкая чешуей, две юркие ящерки. Одна из них, вся в красных узорах, приподнялась на задние лапки, высунула длинный раздвоенный язык и уставилась на Костю.
— Генриетточка, искорка моя! — нежно сказал господин Гранфаллон, оборачиваясь к камину. — Скушай еще уголек! А с тобой, Гертруда, я и разговаривать не стану. И кормить не буду! Не будет тебе перчику! Не будет сахарку! Будешь знать, как моими перьями шляпки украшать! — Вторая саламандра, антрацитово-черная, злобно зашипела.
Гранфаллон снова повернулся к Косте и вдохновенно хлопнул в ладоши. Итак, мой мальчик…
— Извините, перебил его Костя, — а вы не могли бы называть меня как-нибудь иначе?
— Да!! — Гранфаллон подпрыгнул на месте, как упругий мячик, и стукнул кулачком по подвернувшемуся столику. — Ты прав, тысячу раз прав! К чему скрывать от тебя истину! Ведь ты принадлежишь к древнему роду, грозному роду тех, кто наводит трепет на людское племя, — Он выдержал эффектную паузу и выпалил: — Знай, ты — дракон! — И Гранфаллон умолк, ожидая, что Костя, по меньшей мере, хлопнется в обморок.
Но Костя в обморок не хлопнулся — не на того напали. У него было твердое правило: что бы ни происходило, сохранять спокойствие — ругают ли учителя, отчитывает ли мама. Правда, сейчас он ощутил, как по спине бегут мурашки, а уши начинают гореть, но не от страха или от удивления, а от восторга, который мгновенно охватил его, словно огонь — сухую солому. Он — дракон! Ура!
— Знай, ты — дракон! — как попугай, повторил Гранфаллон.
— А я знаю, — небрежно ответил Костя, изо всех сил скрывая охватившее волнение. — У меня, между прочим, и папа — дракон.
По лицу Гранфаллона быстро пробежала какая-то тень, но ее тут же вытеснила широкая улыбка:
— Какое счастье! Ты уже ведаешь о своем предназначении! Так слушай же! — он простер к Косте унизанную сверкающими кольцами пухлую руку. — Настал твой звездный час — или, лучше сказать, твой огненный час — ведь воистину только так пристало мне обращаться к юному дракону, который вот-вот обретет свой подлинный облик и насладится своим могуществом! Да, о Конрад — позволь мне и далее называть тебя этим славным и грозным родовым именем — ты дракон. И наконец-то очутился там, где твоя драконья сущность принесет тебе славу, успех и богатство! Теперь каждый будет говорить: «Вот летит дракон Конрад, самый сильный из всех драконов, хранитель сокровищ!» — Гранфаллон на минуточку осекся, будто решил, что сказал что-то лишнее, но тут же улыбнулся Косте еще шире и продолжал как ни в чем не бывало: