Лили колебалась. Может, их брак с Хантером основан не на любви, но она почему-то считает его своим другом. А ей так давно было не с кем поделиться... Может, станет чуточку легче, если она выговорится?
— Когда я была маленькой, я тоже верила, что они любят друг друга, — наконец решилась она. — Мои детство и юность были счастливыми и безоблачными. Когда я чуть подросла, то с удивлением слушала своих друзей, которые жаловались, что родители их не понимают. Вот это казалось мне странным — я считала отца и мать своими друзьями.
— Но?..
— Я не хочу об этом говорить, — прошептала она, однако слова слетали с языка помимо ее воли. — Незадолго до смерти отца мама попросила меня подняться на чердак и принести фотографии. Разбирая коробки в поисках альбома, я наткнулась на несколько писем. — Она на секунду замолчала, словно собираясь с силами, затем продолжила: — Некоторые были адресованы отцу и написаны незнакомым мне женским почерком. Некоторые отец писал этой женщине.
От ее лица отхлынула вся кровь, и Хантер понял, что это не было пустяком, как ему показалось сначала. Он молча ждал продолжения, внимательно глядя на нее.
— Они переписывались два года. Это началось, когда мне было примерно двенадцать лет.
— Ты прочла их?
— Все до единого. — Она закрыла глаза. — А потом сожгла.
— Твоя мать знает об этом?
— Нет. — Лили медленно покачала головой. — Я сразу же бросилась к Марку за утешением, а нашла...
— Его в постели со своей предполагаемой лучшей подругой, — спокойно закончил Хантер. — Должно быть, это стало для тебя шоком.
Это стало для нее не просто шоком. Это значило крушение ее мира, ее надежд.
— Я не могла сказать матери о своей находке. Это значило отобрать у нее все. Мужчина, которого она любила, умирал. Я не могла и не хотела омрачить ее счастливые воспоминания. Для нее было бы ужасно узнать, что отец был ей неверен.
— Конечно, ты не могла нанести ей такой удар, — твердо сказал Хантер.
И Лили почувствовала облегчение, как будто с ее души сняли камень, ведь она боялась, что предает отца, который всегда относился к ней с любовью и пониманием. Невзирая на то, что он предал ее мать.
— Если бы ты знал, сколько раз я жалела, что нашла эти письма! Уж лучше бы ничего не знала! Уж лучше бы вышла замуж за Марка, только бы не знать правду.
— Но, Лили, ты не знаешь всей правды. Ты думаешь, что, прочитав те письма, ты все поняла? Вспомни, ведь ты сама говорила, какие между вами были теплые отношения.
— Я знаю, но это не оправдывает его поступок.
— Он всего лишь человек, Лили, а ты хочешь, чтобы он был непогрешим только потому, что в детстве ты его боготворила,— с кривой усмешкой сказал Хантер.
— Думаешь, я не убеждала себя в том же? Я просто хочу понять.
— Лучше не надо. Это ведь не твой секрет, верно? Так что лучше будет об этом забыть.
— Если бы это было так просто сделать. — Она посмотрела на него. — Это твой рецепт?
— Рецепт? Чего?
— Узнал что-то неприятное, но продолжаешь двигаться вперед, словно ничего не произошло.
— Самый отменный рецепт, уверяю тебя! Более того, самый эффективный из всех существующих. Это лучше, чем биться головой о стену, надеясь пробить в ней брешь. А ну как за кирпичными обоями кирпичная стена? Только голову напрасно расшибешь.
— По-моему, ты просто боишься заглянуть в себя, — задумчиво сказала Лили. — Неважно, какие отношения были между твоими родителями, но я не верю, чтобы тебя не тронула их смерть, как бы ты ни старался убедить меня в обратном. И то, что твоя сестра...
— Лили, послушай, какой толк в том, что я буду биться головой о стену, заливаясь горючими слезами? Случилось то, что случилось. Нужно двигаться дальше. Я ничего не в силах изменить. Эмма думает так же.
— Ты меня не убедил, — упрямо заявила она. — Даже если ты ни в чем не виноват...
— Это на самом деле так, — вставил Хантер.
— Все равно между людьми — даже самыми близкими — всегда столько недосказанного... Но вспоминаешь об этом, когда становится слишком поздно.
— Ради бога! — воскликнул Хантер. — Только не нужно вспоминать то, чему тебя учили в университете. На мне не лежит никакой вины. Да, те дни были не самыми приятными в моей жизни, но я забыл о них и двигаюсь дальше.
Должен двигаться дальше, хмуро подумал он про себя.
Еще в тот первый вечер в Центре он заметил в глазах Лили искреннее беспокойство и тревогу. Те смешные проблемы, с которыми пришли к ней некоторые люди, в ее глазах были вовсе не смешными. С ней было так легко, так спокойно, что на секунду Хантеру закралась мысль рассказать ей обо всем, потому что Лили поймет, ведь ее сердце полно доброты и сострадания...
Нет. Он не должен взваливать на ее хрупкие плечи свои проблемы. Он мужчина и должен справиться со всем сам.
На его губах показалась дьявольская улыбка.
— Может, оставим эту тему? У нас есть более важные дела.
— Например?
— Например, радости супружеской жизни. — Он выразительно поднял бровь, и Лили пронзила сладкая дрожь.
— Но... — попыталась она возразить, чувствуя, что наткнулось на что-то, что поможет ей хоть немного разгадать сложный характер Хантера, заглянуть в его душевный мир.
— Никаких «но», — веско сказал он, привлекая ее к себе. — Ты моя жена, а жена должна подчиняться мужу.
— Я что, вышла замуж за шовиниста? — подозрительно спросила она.
— Нет. Видимо, я просто неудачно выразился, поэтому пусть лучше за меня говорят мои дела, а не слова.
Он прижался к ее губам, но ни страсть его поцелуя, ни его умелые руки не смогли избавить Лили от мысли, что, вступив в мир Хантера, она сдалась на его милость.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Может, нам стоит зайти к Эмме и пожелать ей удачи? — Лили взяла бокал шампанского, чувствуя пульсирующую боль в висках.
— Зачем? — Хантер бросил на нее холодный взгляд.
С того момента как вернулся домой, он пребывал в мрачном расположении духа, и его настроение портилось с каждой минутой. Сначала он рявкнул на нее, чтобы она поскорее собиралась, хотя Лили была уже готова и ждала только его возвращения, а затем с полчаса разговаривал по телефону с Абигейл.
— Как прошел рабочий день? — спросил он куда более спокойным тоном, хотя нежелание Лили уходить с работы уже стало предметом их ссор.
— Мог бы быть и получше. Тяжеловато убеждать людей, что ты понимаешь их проблемы, когда тебя возит личный шофер.
— Уходи с работы.
Хантер не желал понимать причину ее отказа написать заявление об уходе. Лили поджала губы. Что ж, если он не хочет, она не будет даже пытаться объяснить ему, но и диктовать, что ей нужно или не нужно делать, не позволит. Хотя сегодня она готова простить его, зная, что он нервничает, переживая за Эмму, которая через несколько минут выйдет на сцену.
Последние несколько недель не помогли Лили лучше узнать мужчину, за которого Она вышла замуж. Она уверилась только в одном: когда Хантер был не в духе, он становился невыносим, а угадать, в какую минуту это произойдет, не представлялось возможным. То он был легок и весел в общении, острил, был жаден до чувственных удовольствий, то вдруг становился мрачнее тучи и начинал придираться по поводу и без повода. Жизнь с ним все больше напоминала Лили сидение на пороховой бочке, поэтому она жила в постоянном напряжении, ожидая, когда прогремит очередной взрыв.
— Не стоит заходить к Эмме сейчас, — неожиданно вернулся он к ее первому вопросу. — Скорее всего, с ней Джим. Наверное, прыгает перед ней на задних лапках, — насмешливо сказал он.
— Она стоит того, чтобы перед ней прыгали, — парировала Лили.
Зазвонил его телефон, и Хантер переключился на него.
Лили пригубила шампанское, чувствуя, как у нее все поплыло перед глазами, когда поняла, что звонит Абигейл.
— Все нормально? — спросил Хантер, окончив разговор.
Прозвенел звонок, напоминающий, что скоро начнется конкурс.
— Немного жарко, — процедила Лили.
— Звонила Абигейл. Предупредила, что доставили цветы для Эммы. Ты напрасно переживаешь, — понаблюдав за ней, сказал он.
— Кто сказал, что я переживаю?
Лицо Лили исказилось от боли — все немилосердно кружилось перед глазами. Хантер взял ее под локоть, не замечая ее состояния.
— Мне нужно в дамскую комнату, — запротестовала она, боясь, что сейчас потеряет сознание.
Рык Хантера все еще звучал в ее ушах, когда она, вырвав свою руку, почти побежала в дамскую комнату. Закрывшись в кабинке, Лили села на крышку унитаза, спрятав лицо в ладонях. Жар, который совсем недавно охватил ее, сменился ознобом. Ее всю колотило, на лбу выступил холодный пот.
— Что со мной? — горячо шептала она, молясь, чтобы все прекратилось. Бог словно услышал ее молитвы — через несколько минут все прошло. — Это просто еда, к которой я не привыкла, — громко сказала Лили, скорее убеждая себя в этом, нежели веря, и встала.
Вздохнув, она подошла к зеркалу, в котором отразилась молодая привлекательная женщина. Сквозь слой пудры проступали тени под глазами — результат бессонных ночей и неутомимости Хантера.
Она привела себя в порядок и поспешила к нему. Он ждал ее на том же месте, напряженный, переживая за сестру.
Лили улыбнулась и пожала его руку.
— Она отлично справится, не сомневайся.
Вопреки своим словам, сама Лили сидела как на иголках, ожидая выхода Эммы.
Наконец та показалась на сцене. Остановив инвалидную коляску в центре, Эмма с видимым трудом пересела на изящный стульчик. Складки черного бального платья взметнулись вверх и мягко опустились, скрывая ее неподвижные ноги. Однако все забыли об этом — как только раздались первые аккорды. Зал молчал, захваченный силой ее таланта, переживая те чувства, о которых говорила ее музыка. Когда она стихла, несколько секунд не происходило ничего. Затем, как по команде, все встали и дружно зааплодировали.
Лили встала на дрожащих ногах, чувствуя, как по спине тоненькой струйкой стекает пот. Ее снова охватила слабость. Она упрямо боролась с ней, зная, что не может подвести в эту минуту ни Эмму, ни тем более Хантера.