Мира Тристан
Ушла Анна Петровна, звезда нашего отделения, наш энергетический заряд, женщина, которая всегда была при параде, с кольцами на руках и украшениями на шее. Каждый день она красила губы ярко-розовой помадой, наводила румяна, а рядом, на подоконнике, стоял флакончик духов Chanel № 5.
Недавно она мне сказала: «То ли духи уже не те, то ли тело мое пахнет по-другому, но что-то не вижу шлейфа мужчин позади себя. А раньше отбиваться приходилось».
На подоконнике у нее лежал и небольшой бумажный пакет с дисками фильмов, она щедро раздавала их для просмотра. Всегда в хорошем настроении, с всклокоченными волосами (ее фирменный стиль), говорлива. Поговорить с ней можно было на любую тему: о поэзии, о жизни, о кино. Это с ее легкой руки у нас образовался совместный киноклуб, она была известный в хосписе киноман.
За всей ее внешней радостью, конечно, были печаль и боль, которые она показывала крайне редко. Она шутила со всеми и над собой. Ее любимые фразы: «У меня в жизни были два достоинства: грудь и волосы. С грудью понятно что, волосы стремительно покидают голову, остался только мозг, теперь могу лишь вещать».
А еще, когда хотела выразить благодарность, говорила: «Позвольте к ручке приложиться». На прогулке вокруг нее собиралось много людей, и для всех она находила тему для разговора.
В последние несколько дней она загрустила, говорила: «Это я так, хорохорюсь, на самом деле я очень боюсь». В субботу присутствовала при подготовке ко Дню красоты[12] и, хотя уже была с температурой, в воскресенье планировала поучаствовать в мероприятии. Не смогла.
Она подарила мне красивый дизайнерский блокнот и ручку в японском стиле со словами: «Пиши мемуары». Я ответила ее коронной фразой: «Позвольте к ручке приложиться». Она заплакала. В первый раз при мне. Она прощалась.
Вот с ее благословения и пишу.
Надежда Фетисова
Сегодня на свежем воздухе, да под песни из советских фильмов пили свежевыжатые соки из арбуза, винограда и томатов. Закусывая яблоками и пирогами.
Аркадий Иванович посмотрел, развернулся и пошел со словами: «Тут столько девушек, пойду зубы надену». И на каждой приходящей обещал жениться.
Анна Филипповна по такому случаю переоделась в красивый костюм. Обещал – женись!!! Тут Аркадий Иванович узнал, что сильно младше: его восемьдесят пять против ее девяноста девяти с половиной… сразу же и про жену вспомнил. Шутили и смеялись.
Серафима Николаевна, как всегда, заботилась обо всех. Анне Филипповне подкладывала ягод и арбуз, Аркадию Ивановичу салфеточку надевала и следила за порядком.
Тепло и душевно нам было… Сока хватило всем, ничего не осталось.
Нюта Федермессер
Вот живут у нас две прекрасные пожилые особы. Одна – очень такая… дама с характером, привыкла быть резвой, заводила, много путешествовала, журналистикой занималась, огонь, коня на скаку остановит, на гармошке сыграет и обнимет крепко, до хруста в ребрах. Другая – скромная, ласковая, тихая, готовит вкусно, рецептами делится без всяких секретов, обожает детей.
Жили они у нас, поживали, болели, лежали, поправлялись, поддерживали друг друга – и подружились. Да так сильно сдружились, что открыли друг другу самые тайные тайны. Кого любили, с кем и как жили.
И вот оказалось, что любовник у них один был. И обе они в юности думали, куда это он пропадает и про кого не рассказывает. И вот наконец-то встретились, познакомились соперницы в хосписе. Теперь не разговаривают друг с другом. Поссорились насмерть.
Жизнь – на всю оставшуюся жизнь…
Алексей Васиков
Боже, дай сил, они так нужны…
У нас были расставания, к которым нельзя привыкнуть. Когда табличку с именем над кроватью ты не снимаешь еще несколько дней. И новые встречи, которые пока еще сбываются позже, чем нам хотелось бы. Позже, так как недуг наших пациентов часто уже в терминальной стадии. А хочется быть рядом с момента сообщения человеку о неизлечимой болезни. Когда есть в запасе дни для жизни – на всю оставшуюся жизнь.
Бабушки у нас те самые, из детства, коих все меньше в наших семьях. С добрыми морщинками, с невероятно теплыми улыбками, со ждущими прикосновения руками. Им чуть больше восьмидесяти или за девяносто.
Мы пьем чай с нотками бергамота с Анной Генриховной, разбирающейся в кавказских винах и романсах. Как диковины – па и реверансы в ее речевых оборотах. Она все еще боится советских доносов и депортации, но это не сломило ее романтическую душу.
Общаемся кончиками пальцев с Ольгой Петровной. У нее самый лучший заливистый смех. Такой искренний, такой близкий. Она не видит моего лица, она слепа. Прижимает мою руку к груди так крепко, как прижимали меня только в детстве.
Ирина. Не расскажет, а лишь повторит за тобой твои слова. Мы долго присматривались друг к другу. Теперь знаю, что так, как она, никто тебе не обрадуется, не будет внимателен к твоему лицу, взгляду и слову. Ты каждый день ее алый парус. Но вот и она из престарелого перешла в неизлечимо больного.
Как же тут, в Доме милосердия, все просто и наглядно.
Отчего за порогом мир так меняется? Отчего забываем мы, что самые нам необходимые всегда совсем рядом? Остановитесь, прижмитесь к жене или мужу, к матери и отцу, к своему ребенку.
Всё, что мы недодали друг другу, – это любовь.
Анастасия Жихаревич
Людмила Ивановна периодически «развлекает» перлами о самочувствии. Начинаю коллекционировать ее ответы: «Умеренно хреново», «Хуже, чем было, но лучше, чем будет».
Мира Тристан
Как человек живет, так он и умирает.
Она жила просто – в деревне, говорила просто – на суржике, еду любила простую – кефир с накрошенным в него белым хлебом, который размокал и превращался в кашу (в просторечье «тюря»).
И при всей своей простоте нарядной быть ей хотелось очень: если платок, то с люрексом, если серьги, то висюльки, на руку браслет с камушками, ну а на шею непременно ожерелье. Волонтеры навезли украшений.
Так она и восседала на кровати, мылась в ванной, спала, ела, курила – жила, одним словом, при полном параде. Накануне я зашла к ней утром, она так же сидела на кровати, только украшений на ней не было.
– Почему?
– Отпрыгалася, – ответила она.
Взяла с тумбочки сверток, протянула и просто сказала: «Забери».
На следующий день она позвала меня с самого утра. Слов практически не было, только глаза. Она смотрела в меня и намного дальше.
За два часа до смерти попросила сигарету. Курила и спрашивала: «Алка там стоит за дверью на шухере?» Потом распорядилась отдать соседке напротив открытую пачку пастилы, пусть наестся. На вопрос, позвонить ли сыну, ответила: «Не надо».
Я помогла ей лечь и погладила по голове. Уходя, поцеловала в макушку. Через полтора часа она умерла. Просто, спокойно и в полном сознании.
Артём Шалимов
Андрей – наш пациент из психоневрологического интерната. Андрей не любит подушки. Не любит поднятый подголовник (больно). Просто в интернате этого не было – лежал, видимо, всегда на плоском.
Андрей очень ревновал, и, несмотря на скованность самовыражения, по нему было видно, что ему грустно от успехов соседа. Ведь тому и сандалии купили, и на ноги поставили, и на руках носят…
А Андрей лежит рядом, и ему внимания не достается. Пообещали мы Андрею принести кроссовки крутые. Наверное, он уже и не помнит, когда в последний раз носил обувь. Может быть, и никогда. В общем, обещали-обещали.
И вот свершилось. Андрей заливался в улыбке, чуть ли не до приступа. Наш Роналдо!
Нюта Федермессер
Уже сутки не выходит из головы один молодой пациент.
– Ты как?
– Пока живой…
– Хочешь чо-нить?
– Хочу. Пистолет.
– А если серьезно? Чтобы реалистично?
– Ну коньяка хочу и бабу, если серьезно… И еще хочу, чтобы отца моего научили со мной общаться…
И вот всё-всё-всё в этом диалоге. Вообще всё. Про правду, про страхи, про главное и про достойную жизнь до конца.
Надежда Фетисова
Желания у наших пациентов бывают разные, но по большей части они гастрономические.
Ольга Константиновна никогда ничего не просит, говорит: «А зачем? Тут столько всего, не успеваю захотеть». Ну разве что кетчуп один раз попросила…
Как-то в палате говорили, какая она, жизнь, была при Советском Союзе. Все было, даже икра черная. Прошло несколько дней, подходят сестры и говорят: «Ольга Константиновна прям грезит бутербродом с черной икрой».
Игорь же Сергеевич: «Все пробовал, все было. Была у меня бутылка рома на особенный случай, думал, первый раз нужно попробовать именно в такой день. Но заболел. Химия, лечение. Подарил бутылку племяннику. Вот думаю: чего тянул-то, ждал…»
Новая пациентка любит рыбу во всех проявлениях, но котлеты рыбные терпеть не может. А они как раз были в этот день. Расстроилась.
А Борис Александрович, наш новый старый пациент, очень любит мороженое. Дай волю – килограмм съест.
Вчера была тележка желаний и новых знакомств. Сегодня запечем карпа фаршированного. Так тепло становится, когда человек улыбается.
Дмитрий Левочский
Они уходят. Проходят мимо меня. Иногда касаясь сухими руками, иногда раскрытыми крыльями. Некоторые проходят молча, как через турникет в метро, не глядя даже. Некоторые разговаривают со мной, просят о чем-то, чаще всего о совсем несложных для меня вещах. Потом благодарят и уходят. Идут дальше.
Часто они обнимают меня. Они говорят, что у меня все будет хорошо и счастливо, говорят, что я очень хороший человек, а потом все равно уходят.
Иногда они задают вопросы. Самый частый вопрос: «Ты женат?» И очень ждут ответа, как будто это имеет большое значение. Хотя, может быть, и имеет. Получив ответ, они благодарят и уходят. И мы никогда не встречаемся больше. Они уходят, а я остаюсь.