Быстро-быстро время идет, как в игровых автоматах. Свет очень быстро уступает темноте: утром свет, а выходишь – темнота.
Много писать – стесняюсь. Зря, наверное.
Такой день был.
Нюта Федермессер
В палату привезли пациента, который месяц провел в реанимации. В белых стенах и кафеле, на белом белье, под белой простыней, глядя на белый потолок, среди людей в белых халатах.
И тут вдруг к обеду угощают всех арбузом, он смотрит на арбуз долго-долго и так тихо и сипло говорит:
– Какой красный…
Анастасия Жихаревич
С. Г. по национальности армянин, обучается обращению со своим смартфоном. С голосовым «Гуглом» не очень складывается, потому как запрос у С. Г. начинается так: «Будьте добры, скажите, пожалуйста, любезный мой, какие исторические фильмы вы порекомендуете про Ольгу, княгиня такая на Руси была…»
Сегодня поставила ему «Алису». Но армянское радушие не спрятать…
Анна Самойлова
Сегодня, впервые за пять лет, Е. В. прикоснулась к роялю. Раньше она была концертмейстером. Работает только правая рука, но попробовать так хочется!
В холле уютно мигает огоньками новогодняя елка. Ставим кровать к роялю, примериваемся, в каком регистре играть. Одну за другой Е. В. жадно подбирает мелодии. Сама себе подпевает, от охватившего волнения сбивается дыхание.
Рядом стоит муж, певец, с которым они в свое время выступали вместе. «Ну-ка, заинька, ты попробуй», – обращается Е. В. к мужу.
И тот затягивает: «Сердце красавиц склонно к изме-е-не…» Е. В., хоть и играя одной рукой, чутко подстраивается под его ритм.
Алексей Васиков
Врач Анастасия:
– Он ведь даже и говорить ни с кем не хотел и не мог! А тут…
Координатор:
– А тут пел и целовался!
Анастасия Лаврентьева
История о пончиках и о внезапной дружбе. Вчера появилась у нас Елизавета Сергеевна, девяносто пять лет, ветеран Великой Отечественной; сегодня утром выехала в холл на разведку, и вот сразу стало понятно, что человек она очень живой во всех смыслах слова – каждое растение и деревце пощупала (искусственное или настоящее), к каждому гаджету подъехала рассмотреть поближе, в окошко выглянула, краску на окнах потерла и т. д.
Павел Васильевич взял инициативу в свои руки и позвал Е. С. на свидание: показать, как играет с ним кошка Муся.
И на два часа так они и остались говорить – о детстве в Сокольниках, о фабриках (оба начали работать с четырнадцати лет), о купаниях в Останкинском пруду, о пончиковой возле того пруда… Песни тоже пелись – «А на кладбище все спокойненько» Ножкина. И хохочут оба.
Потом был обед – вместе в холле. А я тихонько рядом сидела, слушала не дыша и в волонтерский чат писала: там волонтер наша работает, возле той самой пончиковой (да, она сохранилась до сих пор), ну и дело за малым – добежать, купить, в термопакет положить и отправить с доставкой.
И к концу обеда был доставлен промасленный пакет с теми самыми, из детства… И аппетит появился, и гости за стол подсаживались, нарушая посленовогодние диеты и обещания…
Потом я ушла, а вот сейчас вышла на балкон: а там они, не могут наговориться…
Валентина Яловега
Мы шутим, что женщины всего мира, выпив бокал вина, пишут бывшему, а координаторы хосписов пишут в наш координаторский чат.
У нас история, которая просится быть рассказанной вечером пятницы. К нам была госпитализирована пациентка Анна – актриса. Спортсменка за восемьдесят, еще десять лет назад записавшая на диск свой курс гимнастики. По иронии судьбы эта красивая и яркая женщина попала в отделение к координатору Миле, которая чувствительна к мату или просто крепкому слову, а их Анна использует в своей речи очень активно.
На концерт молодого исполнителя она пришла в макияже, но как-то сразу оказалась недовольна и вскоре ушла. «Голос, как в жопе волос», – сказала она Миле.
А вчера Мила получила от Анны диск с гимнастикой, который было велено посмотреть и вернуть. Всем коллективом координаторов мы заглядывали в экран, восхищаясь фигурой, бодростью и красотой артистки.
Дверь открылась, и я увидела Анну, железным голосом она сказала, чтобы Мила немедленно пришла к ней.
Где-то через час Мила вернулась, смеясь: «Я делала гимнастику на полу! Она говорила: “Не садись на жопу, садись на п…ду! Раздвигай ноги, не забеременеешь!”»
Сегодня к нам на удачу пришла волонтер, тренер спортивного клуба. Она стала второй (жертвой) счастливицей, которая, распластавшись на полу палаты, делала гимнастику! Волонтеры, очевидно, не только совесть хосписа, но и спина и суставы тоже.
Думаю, мы еще вернемся с историями про Анну. Хорошего вечера пятницы!
Дмитрий Левочский
«Самый дурацкий вопрос пациенту – “Как дела?”» – учили меня до того, как я стал координатором. «Как дела? Хреново, как… Я в хосписе. Куда хуже?»
Я все равно этот вопрос задаю. Среди принятых норм общения это настолько въевшийся и закостенелый стереотип речи, что редко кто обращает внимание на его содержание.
– Плохо, – отвечает мне Полина Дмитриевна, – болит душа.
– А как это? Что это за чувство?
Женщина задумывается, прикрывает глаза, словно бы прислушиваясь к себе.
– Я вас сегодня увидела издалека. Вы работаете. Ходите, общаетесь. Влюбляетесь, наверное. Я от вас как будто стеной отгорожена. Я словно уже не живу. Но по какой-то причине продолжаю сидеть в этом кресле на колесиках, хочу есть, жалуюсь на боли в пояснице и за вами наблюдаю. Сделайте что-нибудь, а?
Смотрит на меня. Маленькая, морщинистая, сильно суженные от обезболивающих зрачки совсем не портят красоту больших зеленых глаз.
– Пойдемте в библиотеку, послушаем пластинки? – предлагаю я.
Она кивает, и мы едем через хоспис. Мимо Полины Дмитриевны проплывают палаты. Там лежат те, кто не может сидеть и общаться. Спят, беспокойно шевеля губами, лежат неподвижно, приходя в движение только благодаря медицинским сестрам. В этой части хосписа традиционно живут самые тяжелые, уже уходящие пациенты.
В библиотеке полутемно, пахнет католическим собором, запах теплый, сладковатый дух книг. Я завожу пластинку Джо Дассена, и Полина Дмитриевна сразу же засыпает в кресле. Сморщенный лоб разглаживается, дыхание становится спокойным и ровным. Смотрю на нее и думаю о словах, которые она сказала.
Быть живым, но словно бы и не живым. Быть уже не здесь и наблюдать за живыми, бесконечно сожалея о том, что ты не с ними. А мне это знакомо? Знакомо, но даже самому себе этим хвастаться не хочется. А воспоминания все равно проявляются, четкие как 4К-фильм. Белизна больничных палат, запах спирта и чужих тел, подгибаются ноги, а в середине живота зеленое тошнотворное чувство неминуемой и надвигающейся как закат скорой беды.
Жить, но не жить. Наверное, это оно и есть.
Тихий голос поет по-французски. Запах книг, корицы и мудрой бумаги. Спит Полина Дмитриевна. Ровно дышит, согрелась.
И ничего плохого не происходит. И сегодня уже не произойдет.
Нюта Федермессер
В другой палате женщина, Ксения, у которой болеет старшая сестра. И она сама вынуждена теперь быть за старшую. Это распределение ролей тяжело им обеим. Они обе злятся, не говорят о своих таких очевидных чувствах, все время хотят, чтобы кто-то еще был рядом и отвлекал их разговорами друг от друга… а расстаться не могут.
Им и страшно, и стыдно, и такая там между ними любовь-боль, и общая кровь, и общее детство, и воспоминания, и вот так болезнь перепутала время для обеих, не в той последовательности они планировали прощаться друг с другом…
Мира Тристан
Иван Савельевич задремал, сидя на удобном диване в холле перед громко говорящим телевизором. Я тихо подошла и взяла пульт, чтобы убавить звук.
Он тут же приоткрыл один глаз (пожилые люди спят очень чутко, или, вернее, они не спят, а могут задремать в любом удобном месте). Проснулся, встрепенулся, предложил присесть рядом и стал «листать альбом памяти» своей жизни.
Вот он маленький, еще мальчишка, учится в школе, а в те времена мальчики и девочки обучались раздельно. А вот он уже подросток, идет первого сентября, но не в девятый класс, как его сверстники, а на работу, чтобы помочь семье. Потом школа рабочей молодежи и путь от слесаря до директора завода. И так страница за страницей, рассказывая, проживает вновь те времена своего детства, отрочества, юности.
Я замерла и почти перестала дышать, чтобы не спугнуть, не отвлечь. Память – это то важное и ценное, что остается с человеком в конце жизни. И погружаясь в воспоминания прошедших лет, он вновь ощущает себя не немощным стариком, а сыном, мужем, отцом…
Иван Савельевич смотрит на часы и говорит: «Совсем заговорил я вас. Хотя… перед вами сейчас сидит История. И очень важно, когда есть кому эту историю рассказать!»
Мария Ломоносова
Совсем не успеваем делиться новостями нашего детского хосписа.
В начале ноября у нас были в гостях наши добрые друзья: волонтер Настя и ее пони Дитрих. Ух, как было трогательно, весело, интересно, нежно! Настя и Дитрих пообщались со всеми детьми, мамами и сотрудниками.
Катюшка улыбалась, тянула ручку к пони, чем очень радовала свою маму.
Даша стеснялась, пряталась, поглядывала на Дитриха, а он терпеливо ждал, потом Даша прикоснулась ладошкой к пони, и они поздоровались.
Другая Даша заявила, что Дитрих – это теперь ее пони. По-хозяйски кормила его с руки. Мы с Настей заходили к ней в комнату целых три раза.
Милана, сестричка нашего пациента Матвея, скакала на пони по коридору отделения. Матвей с мамой тоже пообщались с Дитрихом.
Елисей приоткрывал глаза и поглядывал на пони. Дитрих аккуратно положил мордочку на руку мальчика и нежно дышал.
Дети все по-разному реагировали на Дитриха, а он, как всегда, находил к каждому ребенку индивидуальный подход.