Мечта Аллы исполнилась. А на следующий день Алла ушла.
Марина Аймалова
Дарья Андреевна, девяносто восемь лет, обожает любые цветы и… селедку.
– Я просила сына (ему семьдесят четыре) купить у нас на рынке на Теплом Стане, а он мне то красную рыбу привез соленую, то какую-то икру. А я хочу се-лед-ку!
Сегодня на ужин Д. А. ела селедку. Захожу, спрашиваю:
– Дарья Андреевна, вы съели селедку? Вам понравилось?
– Я ее не съела, деточка, я ее проглотила!
Дилноза Муйдинова
Поразительно, как недавно поселившийся у нас кот Филя, эти четыре килограмма, покрытые мехом, не лишенные интеллекта, лени и очарования, так непринужденно изменил нашу жизнь в хосписе!
Как можно научить сотрудника любого медучреждения ходить с блаженной улыбкой по коридорам и холлам и с лаской заходить в палаты к пациентам? Никак. Это ощущения и чувства. Их можно только испытывать и переживать.
Вот лежит это чудо, ничего не делает, просто постоянно спит, а каждый и улыбнется, и что-то ему скажет доброе, и погладит. А наш медбрат, завидев кота на диване, попросит подождать сопровождаемую пациентку и остановится:
– Светлана Витальевна, минутку… Это очень важно. – И уткнется коту в живот, и просто будет вдыхать теплое и любимое существо.
Как вы думаете, была ли Светлана Витальевна недовольна тем, что ей пришлось подождать пятнадцать секунд и она могла наблюдать эту сцену? (Ситуация была не экстренная, пациентка и медбрат просто возвращались в палату после прогулки.)
А одна из наших медсестер рассказала мне: «Вообще-то я не очень-то… кошек. Но вот что со мной произошло. Сегодня ночью умерла пациентка. В хосписе она пожила совсем недолго, так как поступила в очень тяжелом состоянии. Родственники тяжело перенесли эту весть. И у меня на душе словно камень. Я стала убирать палату, мыла шваброй пол и повернулась почему-то к окну, в отражении я увидела себя, а на фоне моей фигуры стала видна мордочка Фили. Он смотрел на меня какими-то мудрыми глазами. Конечно, это моя фантазия, но я почувствовала самую настоящую поддержку. И не поверите, но мне стало спокойно и даже хорошо, поэтому я решила вам рассказать. Так что Филя меня тоже покорил…»
Светлана Лоскович
Помню, как я впервые пришла в хоспис. Сотрудники выдохнули: «Иди к Коле»!
Прихожу. Николай Сергеевич. Пациент после инсульта, лежачий, шестьдесят три года, внятно не разговаривает, но пытается… пытается! А когда совсем ничего вразумительного сказать не получается, тогда у него со злобой вылетает четкое, внятное: «Б…я!!!»
Я сначала, честно говоря, не понимала, как к нему подойти, что говорить, чего вообще делать-то… Стало ясно, почему с таким «выдохом» меня к нему направили: видимо, никому не было понятно, что делать.
Но я упорно к нему приходила. Узнала, что Николай Сергеевич преподавал в вузе английский, владел шестью языками. Как-то попросила его поговорить со мной по-датски, так его речь полилась ручейком – в отличие от русской. Мне, конечно, не проверить правильность, но очень заметна была разница, такая была легкость…
Раз прихожу в обед покормить Николая Сергеевича, там гречка с говядиной: гречка суховата, говядина жестковата, он жевал-жевал, а потом как плюнет с уже хорошо известным мне бойким, четким словом! И отказался есть вообще.
Так горько мне за него стало: думаю, взрослый мужчина, образованный человек, а насущную потребность вкусно пообедать – никак ему не организуем! Принесла бутерброды с колбасой и маринованным огурчиком. Съел! Показалось, что даже улыбнулся… и не ругался! Потом как-то клубнику привезли, я его угощаю, смотрю в ожидании, а он: «Вкусно! Как хорошо!»
Предлагала ему погулять, но он всегда отказывался. Так мы общались месяца два, и я никогда не могла предугадать, как сложится день: пошлет он меня или смилостивится.
А потом у меня у самой случилась тяжелая история – умирала любимая собака. Отвезла пса утром на диагностику, сама приехала в хоспис. И вдруг поняла, что забыла дома ключ от комнатки, где у меня хранятся все материалы и угощения. Катастрофа! Ни чаем пациентов напоить, ни поделки предложить помастерить, ни конфетку в руку подсунуть: ни-че-го! Закрыто! И так настроения никакого, из-за собаки глаза на мокром месте, да еще и ругаешь себя, что такая «расклеенная» на работе.
Делать нечего, решила возвращаться домой за ключом, но прежде, думаю, загляну к Николаю Сергеевичу, посмотрю, как он. Захожу, спрашиваю: «Может, погуляем?» – а он мне… кивает! В первый раз!
Я скорее медсестер позвала, одели его, в кресло пересадили, и мы пошли. Гуляем по парку. Лето. Не жарко. Небо чистое. Легкий ветерок. Я качу коляску, что-то рассказываю, потом предлагаю присесть на лавочку, Николай Сергеевич кивает. Мы останавливаемся. До этой остановки он не видел моего лица, я же качу кресло позади пациента, а теперь мы садимся друг напротив друга. Я расстроенная, это чувствуется, как бы я ни старалась скрывать.
Он внимательно смотрит мне в глаза (заинтересованно, что редкость) и вопросительно так дергает головой, мол: «Что с тобой?» Я, еще надеясь не потерять самообладания, отвечаю: «У меня собака болеет».
И всё! В тот самый момент слезы хлынули уже бесконтрольно. Николай Сергеевич изменился в лице. Взгляд стал очень участливым и выразительным, он смотрел на меня с большим сочувствием, а потом медленно поднял тяжелую руку и тыльной стороной ладони аккуратно вытер мне слезы…
Это было очень важное единение! Это было очень… по-человечески. В тот самый момент ослабленный и во многом беспомощный человек был сильным и уверенным: думаю, он был собой!
Через несколько дней Николая Сергеевича не стало, но в памяти у меня – тот летний дворик с сочной зеленью, легким ветром и сильным Человеком…
Нюта Федермессер
В одной из палат лежит бывшая сотрудница индустрии красоты. Придирчиво выбирает на «тележке радости» кремы. Нужного не находит. Снисходительно берет ночной крем для век. Демонстрирует, что ей болезнь нипочем – о себе всегда надо заботиться.
Другая специально от всего отказывается и говорит: у меня всё есть, спасибо, мне дочка всё-всё приносит, что я прошу.
Ясное дело, та-то, которая из красоты, она без детей.
Третья лежит ко всему безучастная и так тускло соглашается на все, что предлагаешь. А четвертая вообще аккуратненько так пару кремов и помаду гигиеническую с «тележки радости» взяла и под одеялко положила.
В этой палате мы всех женщин надушили разными ароматами: я принесла с собой чудесные запахи пачулей, жасмина, мимозы.
Прекрасная очень женская и очень живая палата…
Мира Тристан
Елена Петровна, возвращаясь после концерта в палату: «У вас хочется жить. К сожалению».
И немного позже: «А к Новому году когда готовиться будем?»
Дмитрий Левочский
М. Л. рассказывает:
– Сына я не смогла отпустить. Так и не смогла. Когда горе на меня обрушилось, я поняла, что значат слова «смысл жизни» – мы его не замечаем совсем, он для нас как воздух или моргание ресницами, а когда нас этого лишают, жить не то чтобы не хочется, не понимаешь просто, как дальше. Так же и с сыном было. Позвонили мне тогда и сообщили, что сына больше нет, несчастный случай на стройке.
Ну ходила на работу. Улыбалась всем, дела важные делала, бумаги заполняла, а вечером ложилась на диван – и я до сих пор не знаю, как я тогда продолжала жить.
– А что помогло вернуться? – это я решился вопрос задать.
М. Л. задумалась. Пока она думает, в тишине кислородный концентратор шипит – звук похож на механическое дыхание с равными интервалами, как будто бы уставший робот вдыхает и выдыхает.
– Время, – говорит наконец М. Л., – только время и вернуло всё на свои места. Да и то не всё. Это как шрам, знаете? Рана уже не болит, но рубец остался, он чешется и на него смотрят люди. Люди, кстати, очень по-доброму ко мне отнеслись, помогали, поддерживали, ночами сидели. Только вот это и вернуло. Время и работа. Мне все говорили: отпусти, живи дальше, воспитывай дочь. А я вот не отпустила, хоть и больше тридцати лет прошло. Он и сейчас со мной всегда, каждый день.
В палате рядом с М. Л. тихая соседка, которая предпочитает телевизор общению, и тихое механическое дыхание.
Я думаю, что засыпать под него хорошо. Как под звуки дождя – постоянного и неизбежного, как скорая осень.
Надежда Фетисова
– Она меня подкармливает…
– Он первый, кто принес мне печеньку, когда я только приехала…
Он – высокий, с интересными чертами лица (я бы даже сказала, красивыми), на вид лет около пятидесяти, человек без дома и, наверное, поэтому делает запасы еды и радостно принимает угощения. А еще мы зовем его Художник. Единственное, что он у меня попросил, это сказать, где, чем и с чего можно порисовать, ну и сигареты.
Она, мне кажется, – высокая, красивая женщина, со светло-голубыми глазами и морщинками вокруг них, что, как правило, выдает человека, много улыбающегося. Очень худенькая ввиду заболевания и практически не двигается. Страшная любительница поговорить: «А вам можно столько времени со мной сидеть? А можете еще посидеть? А вы еще придете?»
Живут они по соседству, и, выходя покурить на балкон, он всегда заглядывает к ней поболтать, благо ее кровать находится как раз рядом с балконной дверью, поэтому легко можно увидеть и услышать друг друга.
А на стене ее палаты висят работы нашего Художника. Пусть он не может рисовать из головы, только срисовывать, зато картины его яркие и позитивные, их он дарит всем-всем «за доброту».
Нюта Федермессер
Я вчера провела весь день с пациентами простым волонтером. Это замечательный, бесценный опыт. Возвращает понимание того, что действительно имеет значение. И дает силы, чтобы еще немного побороться в казенных кабинетах за качество жизни этих беспомощных стариков, которых я кормила и с которыми шутила вчера весь день…