В Москве у людей свободного времени мало, а дел, которые остаются несделанными, – очень много. Но вот почему-то кто-то выбирает не дела свои доделать, а в хосписе поволонтерить. Чтобы быть полезным, приехать надо с утра.
Утром можно помочь с перестилкой постелей, уборкой, кормлением. Чтобы приехать утром, надо рано встать, надо заехать в магазин: с пустыми руками как-то некрасиво, ведь к больным людям идешь в гости…
Я закупила по просьбе координатора всякую всячину для «тележки радости»: газеты, сканворды, журналы с картинками, сливки для кофе, закуску к спиртному (грибочки маринованные, огурцы, селедку), разные печенья, диетические десерты для диабетиков, свежие овощи и свежие ягоды – голубику, малину, клубнику. А! Еще красивую одноразовую посуду и подходящие по цвету салфетки. И влажные салфетки, чтобы вытирать руки.
Я никого не предупредила, что приду волонтерить. Не хотела смущать персонал. И не хотела, чтобы они готовились заранее. Припарковалась, вышла с сумками из машины, и – первая радость: охранник взял все сумки и сам отнес в волонтерскую комнату. Когда атмосфера располагает – охранники тоже становятся добросердечными волонтерами. В кабинете надела фартук и бейджик с надписью: «Нюта, волонтер».
«Тележку радости» мы компоновали с невероятной любовью часа полтора. Это непросто. Все разместить и расставить, сервировать, и надо, чтобы было на любой вкус: и сладкое, и соленое, и хрустящее, и теплое, и холодное, и чтобы выглядело аппетитно, ведь у кого-то совсем нет настроения есть, а у кого-то вид и запах еды могут вызвать приступ тошноты.
И мы поехали по всем палатам на шестом этаже. Это одно из самых тяжелых отделений, где бывает до семи смертей за смену, и пациенты там меняются часто, и для многих вчерашняя «тележка радости» была первой, а для кого-то останется единственной.
Господи, вы бы видели, как нас везде встречали… Видели бы вы, как радовались и зазывали нас слабой рукой в палату те, кто уже видел «тележку» раньше. Кто-то ждал кофе, кто-то хотел немного коньяка с лимоном, кто-то просто поговорить не про болячки.
В одной из палат двое мужчин после инсульта. Боже мой, какие у них жены… как они ухаживают и как наперебой – друг другу, мне, самим себе и своим мужьям – рассказывают про то, что их мужики самые лучшие. Показывают в телефоне фотографии грибов, которые они собирали вместе еще год назад; домов, которые их мужья строили своими руками; деревьев, которые они сажали; внуков, которых вместе растили… Столько в голосе уверенности в том, что он прежний, пусть и лежит, пусть и не встанет. Я никогда не смогу стать такой женой…
В другой палате мужчина, для которого юмор и заигрывания – единственный способ не сойти с ума от одиночества и беспомощности. Мы с ним выпили, решили завести роман и вечером встретиться еще раз, он выбрал на «тележке» кучу всякой всячины. Вечно, говорит, как только у меня что-то появляется, персонал все тырит, вот носки опять утырили. Я говорю: может, постирать взяли; давайте я вам новые подберу, у нас в тележке всё есть. Давай, говорит. Выбираю, даю.
– А не надеваете почему?
– А у меня руки так сконструированы, что на пару сантиметров короче, чем надо. Мне такими укороченными руками не надеть.
– Давайте я надену.
– Ну нет! Вы дама!
– Вот именно, и не каждый день мне такая радость выпадает: мужчине носки надевать.
– Да? Ну давай тогда, надевай, моя Магдалина.
Надели…
Еще сосед у него, в коме, с трахеостомой, ему ничего с «тележки» не пригодится. Но все же подхожу, смотрю, здороваюсь с ним, вижу, что у него руки сухие-сухие, ухо шелушится. Беру крем для рук, спрашиваю разрешения, растираю крем у себя между ладонями, чтобы не пугать его холодными руками, и начинаю гладить и массировать его пальцы, запястья, предплечья… Потом ухо массирую и думаю все время, как это тяжело должно быть: лежать неподвижно, все чувствовать, но без возможности пошевелиться, почесать нос, согнуть половчее в колене ногу…
Чешу ему нос. Голову чешу под волосами. Слышу, как он затихает, как меняется его дыхание, вижу, как он прислушивается к моим движениям. Чувствую, что ему приятно, вижу, что я не мешаю ему, не вторгаюсь, куда не просят…
Мира Тристан
Собаки у нас в хосписах частые гости[9]. Приходят с хозяевами раз в неделю, то пудель, то ши-тцу. А не так давно был собачий десант. Три мальчика и две девочки. Казалось бы, что нового увидишь, все уже привычно и понятно. Нет. Каждый раз удивление и понимание, что это нужно.
В палате сидит заплаканная дочь. Мама, Любовь Мироновна, лежит безучастная ко всему с закрытыми глазами. Молчат. Тишина. И тут заходит огромная Багира, алабай. Любовь Мироновна открывает глаза и приподнимается. Багира целует руки и смотрит своими добрейшими глазами. Дочь меняется в лице и в настроении. Говорит:
– Спасибо, я сегодня не знала, как маму растормошить. Не ест, не пьет. Плачет. Ничего не хочет. А тут улыбаться стала. Спасибо.
После обеда дочь гуляла с мамой на коляске. Обе улыбались. День по-другому выстроился.
Собакотерапия – великая вещь!
Валерий Першуков
Старшая сестра хосписа позвонила днем и сообщила, что наша пациентка Анна Ивановна требует координатора – не срочно, но требует. Встречи с другими пациентами и их родственниками и прочие дела совсем стерли из памяти требование встречи. На следующий день удалось дойти до палаты Анны Ивановны только к обеду. Анна Ивановна встретила координатора стоя: ноги широко расставлены, руки грозно уперты в бока – стойка бойца перед ударом.
И удар был нанесен сразу после сухого приветствия: координатор вообще не появляется в отделении и его прихода невозможно добиться; температура воды в термопоте не восемьдесят градусов, как указано в объявлении над чайным уголком, а ниже; ассортимент конфет в том же чайном уголке не соответствует стандартам; никаких мероприятий в отделении не проводится (накануне, кстати, был концерт); и вообще вся культурно-массовая работа в отделении запущена, координатор никудышный, не в пример предыдущему.
Маленькая, худая женщина со сжатыми кулачками, нахмуренными бровями и огромным животом (асцит) боролась с болезнью и всем этим несправедливым миром. Проглатываю претензии и спрашиваю:
– А что вы хотели кроме того, чтобы высказать критику?
– Я, – отвечает она, – как-то давно где-то на вокзале покупала хот-дог с сосиской в длинной булке, с кетчупом и майонезом, но без горчицы! Безумно вкусный! Купите мне такой же. Я, безусловно, оплачу вам его, можете не сомневаться.
С тех пор операция под названием «Хот-дог» практически не прекращалась. Волонтеры в чате обсуждали варианты поиска по всей Москве неизвестного хот-дога от неизвестного производителя в неизвестном месте, по пути в хоспис покупали образец продукта и несли Анне Ивановне. Реакция ее была неизменна: «Съесть я, конечно, съела, но ваш хот-дог – дерьмо». В конце концов процедура передачи очередного варианта булки с сосиской стала напоминать хорошо отрепетированный спектакль: медперсонал предупреждал Анну Ивановну о предстоящем визите, координатор появлялся в дверях палаты, щелкал пальцами и объявлял:
– А теперь – хот-дог!
– Заноси, – сидя с важным видом за столом и едва сдерживая улыбку, объявляла Анна Ивановна. – Позже зайдешь, я скажу вердикт.
Угасла Анна Ивановна очень быстро, буквально в один день. Я зашел к ней в палату и столкнулся с ее дочерью и врачами, они хмурились и что-то обсуждали.
– Ну, – говорю Анне Ивановне, – у вас сегодня много гостей, а я без хот-дога, зайду завтра.
– Давай мы хоть за ручку с тобой поздороваемся, – отвечает она, – что-то я сегодня не в форме.
Мы подержали друг друга за руки.
– Удивительно, – вдруг изумленно произнесла дочь Анны Ивановны, – она всегда со всеми воюет и всеми недовольна. А тут сдружилась с вами и с волонтерами, только об этом и говорит.
– Да знаете, проклятый хот-дог нас сдружил, – отвечаю ей, – и общее дело.
Анна Ивановна тихонько хихикнула в подушку. К вечеру она умерла.
Анастасия Лаврентьева
Мила поначалу была очень настороженна и необщительна. На наши попытки как-то разговорить ее или занять чем-то интересным отвечала вежливым отказом и закрывалась.
Лед растаял неожиданно, благодаря собаке-терапевту Ночке. Мила была молода, красива, с длинными черными волнистыми волосами. И Ночка была абсолютно черная. Она лежала на кровати Милы, с полным доверием подставляла свою голову под Милины ласковые руки и была абсолютно спокойна. Я заметила, что Ночка и Мила очень похожи внешне, так и завязался наш разговор.
Мила недавно вышла замуж, родила ребенка, планировала беззаботную и счастливую жизнь, полную романтики, но все быстро изменилось с болезнью. Она не верила, что неизлечимо больна, и считала, что каким-то чудом вылечится и все, что ей грезилось, вернется в один миг.
Понимание, что этого не случится, приходило к ней слишком медленно.
Как-то мы сидели вместе с Милой в ее палате, поедали суши и болтали о своем, девичьем. И Мила с горечью рассказывала мне о начале ее семейной жизни, о том, что все случилось так быстро, что романтика медового месяца, которую ждут, наверное, все девушки, прошла мимо нее.
Вот тогда-то и возникла идея устроить Миле и Ивану, ее мужу, романтический вечер.
Я отправила в волонтерский чат призыв, и дело завертелось с такой скоростью, что буквально на следующий день у нас было все готово: белые скатерти, канделябры с белыми свечами, белые пионы (Мила очень любила белый цвет), еда из замечательных ресторанов, шампанское, музыка… Все было устроено в холле и закрыто ширмами, чтобы для Ивана, который приходил почти каждый день, это стало сюрпризом.
Тот вечер невозможно описать словами – так это было красиво и трогательно, столько скрытых чувств вырвалось на волю…
Сотрудники хосписа, принимавшие участие в подготовке события, собрались в холле, со слезами на глазах наблюдая за происходящим. Позже к Миле и Ивану по видеосвязи присоединились их близкие, и вечер продолжился словно в кругу родственников и друзей…