В центре внимания
Когда ты младший из девяти детей, то тебя, скорее всего, сдадут на попечение старших отпрысков. В случае с Генри это был самый плохой вариант. Следует говорить даже не о том, что ему не хватило родительского тепла и внимания. А о том, что достоин удивления тот факт, что он вообще дожил до подросткового возраста. Всю жизнь он был одинок, не считая отношений с Тулом и Пауэлл. Его сторонились или попросту презирали за бедность, неопрятность, странный стеклянный глаз и щербатый рот.
Когда же Генри сделал свое заявление на суде по делу Рич и начал давать признательные показания по другим преступлениям, то мир вокруг него перевернулся. До этого дня он был «еще одним психопатом», но после к нему начали относиться совсем иначе. Репортеры пытались связаться с ним, полицейские без конца разговаривали с ним. Он каждый день знакомился с новыми людьми.
Шериф Джим Баутвелл в то время расследовал два убийства на шоссе между Далласом и Остином. Процесс шел очень медленно, зацепиться было не за что. Другие убийства тоже требовали расследования, но из-за огромной нагрузки на департамент детективы не успевали собрать улики и оформить дело до того, как оно «остывало» и найти что-то было уже очень сложно.
Надо сказать, что имя Баутвелла еще недавно было очень известным. Его называли легендарным рейнджером. В 1966 году, в возрасте тридцати девяти лет, он был отставным офицером и владельцем небольшого аэродрома рядом с Остином, штат Техас. Первого августа двадцатипятилетний Чарльз Уитмен, забаррикадировавшись на двадцать восьмом этаже башни Техасского университета, начал стрелять по людям внизу. Полицейские прибыли не сразу, а Баутвелл, услышав о том, что происходит, поднял свой небольшой одномоторный самолет и направился к башне, где открыл по убийце огонь, чтобы хоть как-то отвлечь его от людей внизу. Это сделало его знаменитым. В 1979 году он стал шерифом округа Уильямсон.
К 1983 году в департаменте шерифа накопилось множество незаконченных расследований. Среди таких сложных дел было «дело оранжевых носков»[83]. Тридцатого октября 1979 года недалеко от шоссе между Далласом и Остином было найдено тело девушки. Она была полностью обнажена, не считая длинных оранжевых носков. Местность пустынная, никаких следов найдено не было (до появления ДНК-экспертизы было еще пять лет). Дело убрали в долгий ящик.
Признания Лукаса заинтересовали Баутвелла. Он достал ордер и перевел Генри в тюрьму в Джорджтауне, поближе к себе. И сразу взял под опеку, выбрав очень нестандартную тактику по отношению к жестокому убийце, некрофилу и людоеду.
Шериф, чтобы завоевать доверие Лукаса, давал ему все, что тот просил. В камере был телевизор, книги и журналы на любой вкус, краски и холсты для рисования. Лукас ходил везде без наручников. У него никогда не было недостатков в кофе, сигаретах, вкусной еде и газировке.
«Я считаю Джорджтаун своим домом. Понимаю, это тюрьма, но еще и мой дом», – говорил Лукас журналистам.
Вскоре эксперимент был расширен. С помощью связей в техасском Департаменте общественной безопасности в Остине Баутвелл добился создания специальной координационной группы. Ее задачей было предоставление возможности пообщаться с Лукасом всем желающим полицейским США. Им разрешалось допрашивать убийцу на камеру.
В первые дни существования этой группы в тюрьму Джорджтауна «на аудиенцию» к Лукасу выстроилась очередь из тысячи офицеров. Каждый допрос мог занимать от четырех до двенадцати часов, поэтому на ближайшие полгода места быстро разобрали.
Примерно тогда же Лукас познакомился с Клемми Шредер, работавшей тюремным капелланом. По его словам, это была первая женщина (не считая Бэкки), которую он уважал и любил. Генри всегда был с ней дружелюбным и мягким, всем своим видом показывая желание раскаяться и прийти к Господу, что очень сильно подкупало девушку. Она подарила ему Библию и регулярно читала ее вместе с ним, кормила, стригла и крестила его. Если Лукас не хотел говорить о чем-то, полицейские вызывали Клемми, и она быстро решала эту проблему.
Он настолько влился в процесс, что даже сотрудники тюрьмы и рейнджеры общались с ним как с членом команды, а не как с заключенным. В ответ Лукас говорил и говорил. Генри заявлял, что Господь помогает вспомнить ему подробности событий, даже если они произошли пятнадцать лет назад. «Если считаете, что я кого-то убил, то покажите мне фотографию», – говорил он. Множество родственников жертв нераскрытых убийств писали ему тогда письма и присылали фото в надежде, что он прольет свет на мучающий их вопрос.
В Джорджтаун даже приезжала съемочная группа из Японии и брала интервью у самого массового серийного убийцы Америки. Тогда произошел один очень странный инцидент, который в будущем стал восприниматься весьма подозрительно. Во время беседы Лукас обмолвился как бы между делом, что убивал и в Японии. Тогда эта реплика осталась без внимания и была воспринята как специфический юмор.
Все неизменно спрашивали его: «Зачем ты это делал?» И он всегда отвечал: «Я просто ненавижу женщин».
Журналист против рейнджеров
Среди людей, допущенных к общению с Лукасом, кроме полицейских и психиатров, были и журналисты. Однако на всех беседах Генри сопровождал Баутвелл, который тщательно следил, чтобы узник не наговорил лишнего.
«Мои жертвы не знали, что произойдет. Я стрелял в них, душил, избивал, устраивал настоящее распятие. Мне было плевать. Убийства не вызывали у меня чувств. Это как воды попить. Для меня это было ерундой», – вот что обычно говорил Генри и детективам, и репортерам. Но был среди них один человек, имеющий полный доступ к преступнику даже в обход Баутвелла. Он заслужил свое право, работая с самыми жестокими маньяками. Это был Хью Эйнсворт[84], знаменитый на тот момент журналист, в 1983 году издавший книгу о Теде Банди.
Однажды, оставшись с Лукасом наедине, он решил обсудить подробности некоторых преступлений. И тогда Генри заговорщицки прищурился и сказал, что на самом деле все это выдумки. Он сочиняет. Эйнсворт сначала удивился такому неожиданному признанию, однако быстро взял себя в руки. Преступники часто говорят неправду. Да и рейнджеры предупреждали о том, что не надо с ходу верить признаниям Лукаса, если его вина пока не доказана. С другой стороны, преступники врут, чтобы избавиться от обвинений, а не увеличить их число. Рассказы Лукаса требовали проверки. Он подозрительно легко брал на себя вину за любое преступление, о котором ему говорили приходящие детективы.
К февралю 1984 года было официально подтверждено сорок семь убийств из более чем ста, в которых Лукас сознался. Иногда получалось так, что всего за один день раскрывалось по несколько дел.
Во время одного из допросов Лукас наконец сознался в убийстве девушки из «дела оранжевых носков». Он так подробно рассказывал о преступлении, что ни у кого не возникло сомнений, кто его совершил. Ни у кого, кроме Хью Эйнсворта. Даже после того, как Лукас сам привел полицейских на место преступления, журналист не был уверен в правдивости его слов. Лукас слишком хорошо и слишком много помнил. Такая точность наводила на мысли, что кто-то мог «освежать» ему память перед допросами.
Эйнсворт решил проверить, где был Генри в момент убийства «оранжевых носков». Он слышал, что Лукас сначала говорил журналистам, что в тот день был на работе в Джексонвилле, штат Флорида, который находился от места преступления в полутора тысячах километров. Отправившись туда, Эйнсворт смог достать записи, в которых Лукас отметился, придя на работу за несколько часов до убийства. Лукас не мог незаметно уйти с работы, проехать три тысячи километров туда-обратно и вернуться к концу рабочего дня. Вот теперь это было похоже на сенсацию. Вернувшись в Джорджтаун, Эйнсворт сразу пошел к Баутвеллу, но тот отверг его доказательства и не поверил его словам. Тогда журналист отправился прямиком к адвокатам Лукаса.
Адвокат Генри лично съездил в Джексонвилл и нашел четырех свидетелей, а затем решил допросить Оттиса Тула, которого арестовали еще в апреле 1983 года за поджог. Но Тул все время спрашивал: «А что сказал Генри?» и делал все, чтобы ему помочь. Когда их допрашивали вместе, он пытался впечатлить Лукаса всеми возможными способами. Они откровенно хвастались друг перед другом.
Оттис рассказывал, как сцеживал кровь жертв и зажаривал части их тел. Подробно рассказывал, чтобы впечатлить полицейских. Тул завидовал Генри, поэтому был очень доволен, когда тот называл его своим сообщником. Лукас же говорил, что Оттис сочиняет эти истории, чтобы прославиться.
Толку от таких интервью не было, и цитата адвоката отлично иллюстрирует его взаимодействие с Тулом: «Он был невероятно туп».
Когда Лукасу сказали про доказательства, которые были собраны в его защиту, и про его алиби, он ответил, что заплатил нужному человеку, чтобы та запись в журнале была сделана. Вскоре стало понятно, что за это преступление ему грозит смертная казнь, но Генри настаивал на своем. Он сказал, что раскаялся в убийстве Бэкки и хотел бы попасть к ней на небеса, но если он совершит самоубийство, то в рай не попадет. Поэтому он добивался, чтобы его убили руками государства.
Однако незадолго до суда Лукас, по-видимому, испугался смертного приговора и решил пойти на попятную. Он начал активно общаться со своими адвокатами и давать показания в свою защиту.
Когда дело дошло до судебного заседания, он опять изменил решение и не стал подтверждать свое алиби. Поэтому, даже несмотря на показания его начальника с той работы, адвокаты не смогли ни отменить, ни даже смягчить приговор. Теперь его точно ждала смертная казнь.
Лукас улыбался, выходя из зала суда. Он называл это самоубийством. Генри заявлял журналистам, что получил что хотел: его казнят, в то время как он невиновен. И это было уже не первое дело, где доказательства были очень сомни