Началась эта фаза четвертого апреля 1979 года с убийства девятнадцатилетней сотрудницы строительной компании Джозефины Уитакер. Джозефина, или «Джо», как ее называли родные и друзья, жила с матерью и младшим братом в Галифаксе. Их дом располагался всего в полутора километрах от дома бабушки и дедушки, Тома и Мэри Пристли. Том и Мэри обожали внучку, которая каждое воскресенье бывала у них в гостях, зачастую оставаясь ночевать. По сути, девушка с детства жила на два дома и с закрытыми глазами за пятнадцать минут могла добежать из одного в другой. Когда она внезапно посреди рабочей недели решила заглянуть к Пристли, они были очень рады. Повод тоже был приятный. Джо купила новые часы и очень хотела ими похвастаться.
Когда она пришла, бабушки дома не было, поэтому она осталась с дедом смотреть телевизор. Примерно в одиннадцать часов вечера Мэри вернулась, а минут через сорок Джозефина засобиралась домой. Пристли хотели, чтобы внучка осталась с ночевкой, но она не видела никакой опасности в дороге, по которой она проходила чуть ли не ежедневно.
Около полуночи девушка добралась до Сэвил-парка – местности, которую можно описать как обширный луг летом и сплошное белое поле зимой. Там нет никакой растительности, за исключением одной полосы деревьев, окружающей весь парк и красиво отделяющей зеленую зону от дороги.
Джозефина шла вдоль одной из хорошо освещенных дорог, мимо аккуратно посаженных деревьев, когда Сатклифф окликнул ее. Он спросил, который час, и девушка машинально посмотрела в сторону городских часов. В этот момент убийца выхватил молоток и обрушил его на голову жертвы. Когда она упала, он снова ударил ее и потащил вглубь парка, за пределы света фонарей. Накопившаяся за долгие месяцы воздержания ярость захлестнула его, и он начал свой кровавый ритуал. В этот раз Сатклифф решил воспользоваться не ножом, а заточенной крестовой отверткой. Он втыкал ее в тело девушки, стараясь не пропустить ни одного сантиметра вожделенной плоти.
Утром пятого апреля, примерно в половине седьмого утра, женщина, живущая в этом районе, шла на автобусную остановку и увидела на обочине дорожки, проходящей вдоль парка, небольшую коричневую туфлю. Она по инерции поискала взглядом пару, и взор ее зацепился за нечто, лежавшее в десяти метрах от дорожки. В ужасе женщина вызвала полицию.
Вскоре младший брат Джозефины Дэвид, подрабатывающий разносчиком газет, вышел на свою утреннюю смену. Его внимание привлекла толпа зевак и полиции возле какого-то объекта на земле. И тут он заметил прямо возле дорожки небольшую коричневую туфлю.
Мэри Уитакер готовила на кухне завтрак перед очередным будним днем. Она знала, что ее дочь ходила к бабушке с дедушкой и должна была вернуться поздно. Такое случалось нередко, поэтому Мэри спокойно ложилась спать до прихода дочери. В то ужасное утро она даже не подозревала, что в комнате дочери пусто. Ее глаза расширились от ужаса, когда в дом влетел Дэвид, крича, что в парке лежит Джозефина. Мэри даже не поверила сначала словам сына и позвонила в полицию. Но кошмар воплотился в жизнь…
Патологоанатом насчитал несколько ударов молотком и двадцать девять ударов колющим предметом: двадцать один в живот и грудь, шесть в правую ногу и три во влагалище. Последние были нанесены точно в одну и ту же рану. Череп был полностью раздроблен.
Снова полиция столкнулась с отклонением Потрошителя от привычного сценария: он второй раз кряду убил не проститутку. Это вызвало еще большую тревогу у полицейских. И не напрасно. На допросах Сатклифф рассказывал, что к тому моменту ему было уже все равно: «У меня было такое настроение. Ни одна женщина не была в безопасности, пока я находился в таком состоянии духа. Я прибыл в Сэвил-парк, не имея ни малейшего представления о том, что буду там делать. Я увидел девушку, одетую в юбку длиной три четверти и жакет, и догнал ее через пару минут. Тогда уже понял, что она не проститутка. Но мне было все равно, я просто хотел убить женщину. Я спросил ее, далеко ли она направляется, и она ответила, что идет домой от своей бабушки. Мы приближались к открытому месту, и она сказала, что обычно срезает путь через поле. „В наши дни непонятно, кому можно доверять“[94], – сказал я ей. И вот я, иду с молотком и отверткой в кармане, готовый совершить неизбежное».
Это убийство стало одним из самых шокирующих своей жестокостью. Но запомнилось не только этим. В его расследовании была допущена большая ошибка, которая привела к пустой растрате драгоценного времени. Дело в том, что патологоанатом нашел в ранах Джозефины частицы минерального масла, которое используется в автомобилях. Похожие частицы были обнаружены на письмах, отправленных из Сандерленда. После этого скепсис по поводу писем развеялся, и они стали главными уликами в деле. Команда из четырех детективов была направлена в Сандерленд, а полиция на пресс-конференции отчиталась в важном прорыве в деле. В действительности же они жестоко ошибались, но на тот момент узнать это было невозможно. А группа расследования хваталась за любую соломинку. Снова были проверены все компании, которые могли в дни нападений направлять своих сотрудников в Сандерленд.
Далее ложные зацепки и улики стали нарастать как снежный ком. Спустя два месяца безрезультатных поисков и проверок Олдфилду пришло новое письмо от убийцы. На этот раз в конверте лежала аудиокассета. В записи мужчина с явно выраженным акцентом «джорди»[95] насмехался над сотрудниками полиции: «Я Джек. Я вижу, вам все еще не удается меня поймать. Я испытываю к тебе величайшее уважение, Джордж, но, господи, сейчас вы ничуть не ближе ко мне, чем четыре года назад, когда я начинал. Я думаю, твои парни подводят тебя, Джордж. От них не так много пользы, не так ли?»
Под конец записи на пленке заиграла песня Эндрю Голда «Thank You for Being a Friend». Пленка разошлась по спецслужбам и в том числе попала в ФБР. Роберт Ресслер, один из первых и самых опытных профайлеров, услышав запись, сразу определил, что ее сделал мистификатор. Он точно знал, что это был совершенно другой человек, о чем сразу сообщил коллегам из Западного Йоркшира.
Однако эта важнейшая информация не только не была проверена, но ее попросту проигнорировали и продолжили разрабатывать версию с ньюкаслским акцентом. В Каслтаун была отправлена огромная группа детективов. Штаб в Сандерленде увеличили с нескольких человек до сотни. Были допрошены сорок тысяч мужчин, говорящих с акцентом «джорди».
Одновременно с этим полиция долго не решалась делиться информацией с общественностью. В результате люди узнали все из газет, и поднялась настоящая буря. Полиция, стремясь сгладить эту ситуацию, опубликовала запись и призвала народ к сотрудничеству. Это была колоссальная ошибка. Двадцать девятого июня 1976 года в Западном Йоркшире взорвалась информационная «атомная бомба».
В кратчайшие сроки были созданы телефонные горячие линии. Повсюду разместили пять тысяч рекламных щитов и напечатали объявления более чем в трех сотнях газет. На эту кампанию затратили один миллион фунтов.
Конечно же, результат от таких мероприятий был соответствующий: к концу второго дня перегруженные сотрудники полиции получили более одной тысячи звонков. За все время их количество составило порядка пятидесяти тысяч. И все эти меры были абсолютно безрезультатны.
Более того, Олдфилду и его команде несколько раз указывали на то, что они гоняются за притворщиком. Олив Смолт, выжившая после нападения 1975 года, давая интервью местной газете, говорила, что у преступника не было акцента. Она настаивала на том, что он местный, но полицейские игнорировали и ее. Вскоре к ней присоединились и другие выжившие жертвы. Но лавину дезинформации, подпитанную миллионным бюджетом и стремлением быстрее разобраться со скандальным делом, невозможно было остановить. Дошло до того, что все подозреваемые, подходящие под описание, но без акцента «джорди», были исключены. Об этом гласило официальное предписание от 1979 года, разосланное отделом по расследованию убийств Западного Йоркшира. На полицию оказывалось такое давление, что Джордж Олдфилд за короткий период перенес три сердечных приступа и в конце июля выбыл из расследования.
А потом случилось то, чего и следовало ожидать. Оглянувшись назад, несложно понять, что письма и запись действительно были не от Сатклиффа. Того мужчину поймают только двадцать пять лет спустя. А пока Питер наверняка безостановочно благодарил судьбу за такого помощника. Последив за расследованием до осени, он понял, что оно ушло очень далеко от него. А значит, пора было открывать новый «охотничий» сезон.
Двадцатилетняя Барбара Джанин Лич была студенткой Бредфордского университета и жила с друзьями-однокурсниками в доме прямо напротив учебного заведения. Она была открытой и общительной, как и большинство студентов, поэтому нередко их шумная компания из пяти человек захаживала в бар Mannville Arms, располагавшийся всего в одной минуте от университета вдоль Грэйт-Хортон-роуд.
В ночь с первого на второе сентября Барбара и пятеро ее друзей весело проводили время в уютном заведении. Они засиделись до закрытия в одиннадцать вечера, а потом задержались, чтобы помочь хозяину с уборкой и еще немного выпить и поболтать. Примерно без пятнадцати час ночи они вышли и направились вдоль Грэйт-Хортон-роуд в сторону университета. На перекрестке с Гров-Террас, где располагался их дом, Барбара решила прогуляться еще немного и предложила одному из друзей, Полу Смиту, присоединиться к ней. Начинался дождь, и парень отказался, но согласился не ложиться спать, пока она не вернется, чтобы запустить ее в дом – своего ключа у Барбары не было.
Группа молодых людей отделилась от девушки, и она пошла в одиночестве дальше по Грэйт-Хортон-роуд. Спустя час Барбара так и не появилась дома, поэтому Пол решил, что она просто пошла в другой паб или присоединилась к какой-нибудь другой студенческой вечеринке, которые не были редкостью в прилегающем к университету районе. Он пошел спать, а в это время недалеко от их дома Питер Сатклифф кромсал безжизненное тело его подруги.