Подруга жила на Соколе, и Нина, взяв такси, через полчаса примчалась к ней, оставив Сашку на попечение соседки, согласившейся поиграть пару часов с ее сыном.
Танька встретила ее нежными воплями, обрадовалась «Белой лошади», она любила виски, потащила на кухню, в две секунды наметав на стол ветчины, сыра, колбасы и красной рыбы. Муж, музыкант, играл концерт в Большом зале Чайковского, и они могли всласть потрепаться. Асеева рассказала всю историю, не забыв добавить, что поначалу она встретила Сан Саныча в штыки, но потом даже прониклась искренней симпатией.
— Втюрилась, что ли? — перевела на свой язык Татьяна.
— Да нет пока, — усмехнулась Нина. — Хотя он забавный и необычный. Нежный Сирано.
Хозяйка достала лед, большие бокалы, налила виски и блаженно потянула носом:
— Обалденный запах!
Она сразу же отпила. Жуковская, в отличие от своего мужа Гриши, любила выпить, забыться и наутро мало что помнила о вчерашнем дне.
— Ну будем, подружка! Рада тебя видеть! — нервно вздергивая плечами, подмигнула она, чокнувшись стаканом. — Слушай, так, может быть, тебе стоит выйти за него замуж? Как говорят, сама судьба стучится в дверь!
— Ты с ума сошла!
— А чего? Родной отец для сына, это важнее всего!
— Подожди, давай сначала узнаем, настоящий этот Смирнов отец или самозванец! Мне твоя директриса обещала, что никаких проблем не будет.
— Ну знаешь, с этими родителями никаких прогнозов строить вообще нельзя! А он что, этот фотограф, никаких документов на сына не предъявил?
— Пока нет, но я знаю, откуда он, как зовут жену, откуда она родом, сколько они прожили, пусть директриса посмотрит по делу, если оно у нее осталось!
— Сегодня, правда, суббота, но Антонина рядом живет и сходит, не обломится. — Жуковская взялась за телефон, дозвонилась до директрисы, наехала на нее, и та, заохав, побежала в свой Дом ребенка, пообещав сразу же позвонить оттуда. Все данные у нее остались, но на память подробности биографии матери и отца она не помнила.
— Спасибо тебе, а то я места себе не находила! — неожиданно махнув залпом полстакана виски, проговорила Асеева. — Как представлю себе, что он заберет у меня Сашку, так мне плохо становится! Чуть сознание не теряю!
— Так полюбила этого мальчишку? — удивилась Татьяна.
Нина кивнула.
— Я сама не думала, что так сильно полюблю чужого ребенка, — помолчав, призналась она. — А ты знаешь, у нас с ним как-то все быстро произошло. На второй или на третий день он вдруг сел рядом на тахту, прижался ко мне и шепчет: «Мамочка, ты меня не бросишь?» У меня слезы градом, я прижала его и говорю: «Никогда, родной мой, никогда!» И все. Словно срослись две половинки.
Жуковская слушала, широко раскрыв глаза. А на последних словах они у нее даже увлажнились. Она наполнила стаканы, неожиданно спохватилась, достала из холодильника китайские пельмешки, поставила варить.
— Я не хочу тебя пугать, но если окажется, что твой фотограф родной отец Сашки, то по суду он вернет сына себе, и тут ни я, ни ты ничего не сможем сделать. Таковы законы, поэтому я тебе и сказала: выходи за него замуж, — потягивая виски, советовала подруге Жуковская. — У нас уже прошло два таких судебных процесса, один ребенок прожил четыре года в обеспеченной семье, а у матери ни кола ни двора, как говорится, но ее отказ был оформлен юридически неграмотно, и ребенка вернули. А тут, если та сбежала и отдала сына на воспитание государству, не уведомив мужа, а перед этим брак был заключен официально, то даже никакого процесса затевать не надо, все бессмысленно…
Нина со страхом смотрела на Татьяну. Не выдержав, она хотела пригубить стакан, но рука ее задрожала, и Асеева поставила виски на стол.
— Что с тобой? — испугалась хозяйка.
— Я этого не переживу! — прошептала Нина.
— Без паники! — скомандовала Татьяна. — Ты же сама сказала, что он тебе понравился! В чем тогда дело? Выйдешь за него замуж, а потом разведешься, и ребенок останется у тебя!
— А зачем разводиться?
— Ну не будешь разводиться, будете жить, чего тогда в обморок падать?!
Она поднялась, бросила пельмени в кипящую воду, выставила на стол сметану и соевый соус.
— Надо немного поесть, а то опьянеем к чертям собачьим!
Резко зазвонил телефон. Они обе вздрогнули, Татьяна схватила трубку.
— Слушаю!.. Да, Антонина Сергеевна… Я сейчас передам трубочку Нине Платоновне, и вы все ей расскажете!
Жуковская передала трубку подруге. Асеева с опаской ее взяла, но то, что сообщила ей директриса, оказалось неожиданным. Саша унаследовал фамилию матери, последняя родом из Рязани, приехала в Москву три года назад, родила неизвестно от кого, известно лишь, что отца звали Александр и он числился студентом одного из московских вузов, в браке с Анастасией Смирновой из Рязани не состоял, та подписала отказ, его юридически оформили в присутствии нотариуса, и в этом документе роженица отказывалась от всех прав на ребенка и передавала свои права по усыновлению и воспитанию Асеевой. Ни в одном суде оспорить их будет невозможно.
— Спасибо, Антонина Сергеевна, — радостно просияв всем лицом, поблагодарила директрису Нина. — Мне можно будет забрать у вас копию биографии матери и все те данные, на которые вы ссылаетесь?.. Хорошо, спасибо, я завтра обязательно заеду. Спасибо еще раз!
Она положила трубку, пригубила виски.
— Ну что? — не выдержав, спросила Жуковская.
— Он не отец Саши! — Асеева, улыбнувшись, перекрестилась.
— Ну вот видишь, а ты боялась! — обрадовалась Татьяна.
Однако радостная улыбка мгновенно улетучилась, и Нина снова погрустнела.
— Ну чего тебе еще? — взглянув на нее, возмутилась Жуковская.
— У Сашки нет никаких сомнений, что это его отец, — помолчав, объявила гостья. — Сегодня днем он проснулся, увидел, что Сан Саныча нет, и, представляешь, слезы градом! Почему вдруг он ушел и с ним не попрощался. Я еле его успокоила. Если сказать ему правду, он психически сломается.
— Не говори пока ничего! А с этим самозванцем решительно объяснись! Я вообще удивляюсь, как это он так заявился к тебе в дом, ты его впустила, а он без всяких документов объявил себя отцом, и вы все ему поверили!
— Да я сама не понимаю, как все это произошло, хотя… — она вдруг загадочно улыбнулась.
— Нина, я тебе удивляюсь! Ты же всегда отличалась трезвым рассудком! Это у меня постоянно мозги набекрень, а уж ты-то, ты-то! Мы всегда равнялись на тебя!
— Да будет тебе, «набекрень»! — отмахнулась Асеева. — Вспомни, что с тобой было три года назад?! Мозги набекрень до первого поворота, а дальше все по рассудку!
Жуковская слегка смутилась. Она не любила говорить на больную тему. Года три назад, будучи уже одиннадцать лет замужем, имея двух дочерей и примерного очаровательного мужа, талантливого музыканта Большого симфонического оркестра, Татьяна наконец-то сошла с ума и влюбилась в безработного кинокаскадера Сергея. Это было подобно концу света и эпидемии бубонной чумы одновременно. Она пропадала сутками неизвестно где, Нина заботилась о ее дочерях, отправляя их в школу и встречая после уроков, потому что муж Гриша находился на гастролях в Парагвае. В конце концов, они решили пожениться, хотя у обоих были семьи, но любовь казалась им превыше всего. Однако на следующий день Татьяну пригласили на работу в мэрию, предложив ответственный пост, она согласилась и поняла, что не может затевать бракоразводный процесс и сделать сиротами своих детей, ибо по службе обязана заботиться о сиротах всего города. В итоге Сергей развелся, а она — нет. Но он на нее не обиделся, и они продолжали встречаться. Потом все пошло на убыль, полгода они не виделись, недавно же встретились случайно снова, и она поняла, что они чужие люди. Разводиться же с мужем Татьяна теперь и не помышляла.
Через два часа бутылка виски опустела. Жуковская достала греческий коньяк из своих запасов, заявив, что запах у него обалденный, но Асеева наотрез отказалась. Она уже думала только об оставленном дома сыне.
— Ты где на Новый год? — провожая подругу до дверей, спросила Татьяна.
— Еще не знаю.
— Слушай, приезжай к нам! — придержав Нину у дверей, насела на нее Жуковская. — Мои девочки поиграют с Сашей, они тихие, добрые, музыкальные, потом уложат его спать, почитают ему сказку на ночь, а когда они заснут, мы спрячем для них под елкой подарки и спокойно посидим за столом, приготовим разносолов, выпьем, попросим Гришу нам что-нибудь сыграть из Моцарта и встретим Новый год тихо, по-семейному. Как тебе такая идея?
— Замечательная идея, — заулыбалась Нина, — я поговорю с Сашкой и тебе позвоню!
Она наперед знала, в какую тоску выльется это новогоднее застолье: Танька напьется, а для этого ей и нужна подружка, начнет звонить своим знакомым, любовникам, Гриша же будет приставать к ней, потому что пристает ко всем женщинам подряд, считая себя великим любовником, однако давно уже импотент. Уж лучше поехать к матери и встретить Новый год у нее.
— Я буду счастлива, если мы соберемся вместе! — Татьяна держала ее за пуговицу шубы.
— Спасибо тебе!
— Перестань, я рада, что все уладилось!
Они нежно простились. Асеева вернулась вовремя — соседка уже собиралась укладывать сына спать. Не успела Нина переступить порог дома, как затрезвонил телефон. Она схватила трубку, но это оказался капитан Климов.
— Я вас приветствую, вы на меня сердиты, знаю, — игривым тоном самоуверенно заговорил он, — но я долго вас не задержу. Это касается вашего нового знакомца. Я его выпустил с одним условием: в двадцать четыре часа покинуть пределы Москвы, но он меня обманул. Если этот гнусный тип будет звонить вам, передайте ему, что я его сгною в тюрьме, как и обещал! Через пару дней я этого фотографа все равно возьму, но вам не советую укрывать мерзавца, дабы не нажить неприятностей с законом. — Оперативник выдержал паузу, ожидая, что Нина взорвется, начнет защищать фотографа или возражать, но Асеева молчала, и это молчание обнадеживало. — Не хоти