— Это мы у подруги фотографировались! Он похож на тебя! Такие же глаза, грустные!.. Ну все, я побежала! Больше фоток нет, потому что мужей фотографов не попадалось! — Она громко рассмеялась.
Еще через мгновение она уехала, нежно поцеловала бывшего мужа в щеку, пожелав ему радостной встречи с сыном. Александра запретила себя провожать, ушла, но тотчас вернулась: чуть не увезла с собой ключи от квартиры.
— На этот раз все, не скучай!
Проводив ее, Смирнов прошел в комнату. Большая тахта, телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр. Открыл платяной шкаф, забитый платьями, костюмчиками, джинсами, шубами. Столько красивых и дорогих вещей он еще не видел! Большая напольная ваза с крупными цветами. Сан Саныч сначала думал, что они искусственные, но, подойдя поближе, обнаружил, что цветы живые и даже пахнут.
На стене висела живописная картина, на которой Александра была изображена во весь рост в костюме для верховой езды девятнадцатого века и с кнутом в руках. Прядь огненно-рыжих волос выбивалась из-под шляпы. Наездница держала величественную, царскую осанку, но в глазах была разлита такая тоска, что Смирнов не мог оторвать взгляд от портрета. Если б увидел его раньше, то обязательно бы спросил, кто автор.
Он присел на тахту, пытаясь снова осмыслить всю ситуацию. Раньше он думал, что Кугель не давал телефон Александры, потому что она этого не хотела: мучилась стыдом, раскаянием, чем угодно, но не хотела с ним встречаться. Но ее сегодняшнее поведение свидетельствовало об обратном. Оказывается, она его ждала, по-своему его любит и готова отдать сына навсегда. Все так неожиданно, что он никак не может сосредоточиться. Да, завтра же отправится в Анино, заберет сына, они подружатся, он дождется Александру, а потом двинет в Нижнюю Курью. Может быть, они поедут все вместе, но его супруга долго в глуши не протянет, вернется в Москву, уедет в Голландию, а сын останется с ним.
Раньше бы такая перспектива его обрадовала, а теперь поселилась странная пустота в душе. Он вспомнил Сашу Смирнова, Нину, в чью жизнь он вторгся, подобно урагану. Как теперь быть с ними? Он же не может исчезнуть бесследно, словно его и не было. Мальчик к нему привязался, считает отцом, и Нина, кажется, не равнодушна. К тому же фотограф разбил и счастье Климова. Каким бы ни был капитан, злым, хвастливым, завистливым, но он по-своему любил Нину и имел серьезные намерения.
Сан Саныч вдруг проголодался, вернулся на кухню, сделал себе яичницу из пяти яиц с беконом и с жадностью всю съел. Это было вкусно. Смирнов открыл оливки, фаршированные анчоусами, и проглотил полбанки. Потом сделал себе еще два бутерброда с колбасой. И выпил залпом две рюмки крепкого кофейного ликера. Это немного вернуло его к жизни.
Набравшись храбрости, он позвонил Нине на работу. Но она была на переговорах. Сан Саныч перезвонил через полчаса. На этот раз Нина сама взяла трубку.
— Это я, Сан Саныч, — сказал он.
— Как вы? — обрадовалась Асеева. — Я ждала вашего звонка вчера.
— Там сложно было позвонить, у тетки, она рано ложится…
— Вы сейчас у нее?
— Нет, я в другом месте. А вы уже освободились?
— Да вроде бы, надо спросить у шефа…
— Хотите кофейного ликера?
— Не отказалась бы.
— Приезжайте, я вас встречу.
— А вы где?
— Я на Чистых прудах.
— Правда?! — неожиданно воскликнула она. — А я на Мясницкой! Это совсем рядом! А что вы там делаете?
— Приезжайте, я все расскажу! Хотите я вас встречу?
— Нет, я хорошо знаю этот район, я провела на Чистых все детство и юность! Записываю адрес!
Он продиктовал его, положил трубку. Сан Саныча бил озноб, его трясло, словно он в первый раз за всю жизнь собрался изменить своей жене, но не представлял, как это сделать.
9
Она стремительно выскочила из офиса, двинулась по Мясницкой к метро, чтобы там сесть на трамвай, проехать две остановки и попасть в тот дом, где ее ждал Смирнов. Но еще переходя на другую сторону улицы, она заметила те же белые «Жигули» Климова и его самого за рулем, он медленно двинулся за ней. Это ее взбесило. Нина увидела, что капитан не успел перестроиться, медленно двигаясь в тесном потоке по среднему ряду, и тотчас свернула в первую попавшуюся подворотню. Сыщик сразу обнаружил это бегство, попытался вырваться из второго ряда и слегка задел блестящий новенький шестисотый «мерседес», обернулся и увидел яркую царапину на крыле. Он громко выматерился, заглушил мотор и вылез из машины, понимая, что гнаться сейчас за этой дурой бессмысленно, потому что из «мерседеса» уже выскочили двое, держа руки за пазухой. Эти уложат и глазом не моргнут.
Суровая отповедь Кравца только разожгла. Он же не мог объяснить тупому старлею, что слово, данное ему Смирновым, должно было тем свято выполняться. А за свое подлое предательство он должен поплатиться. Это закон, и неважно, правильный он или нет. Кравец же привык руководствоваться и верить только инструкциям. А Климов — слову, своему и чужому. И до сих пор было так. Если он что-то сказал, а уж тем более пообещал, то лопнет, а выполнит, несмотря на все препоны. Хоть сам генерал разорви глотку. Но старлею двадцать семь, а упрямому Толяну, как раньше старики его звали в угрозыске, сорок четыре. Из них двадцать — под пулями. Дважды он уходил из управления и дважды возвращался. И все из-за своих глупых принципов, которым никогда не изменял. Не будь их, сейчас бы до полковника дослужился.
— Ты, мужик, ты понял, чего ты наделал?! — вразвалочку двигаясь к нему, угрожающе залаял один из пузатых «шестерок» шестисотого «мерседеса». — Ты, паскуда, у меня языком эту царапину зализывать будешь!
Пузатый не успел подойти к капитану, как тот мощным ударом в нос свалил его с ног. Второй попытался вытащить пушку, но Климов приставил к его лбу свой «макаров».
— Ты хочешь, чтоб я продырявил твой лоб? — прорычал сыщик. — На землю, сука! Ну?!
Еще через мгновение оба лежали на асфальте в наручниках. Оперативник подошел к «мерседесу». Затененное стекло тут же открылось, и на заднем сиденье капитан увидел Каху Гаселия, известного вора в законе, который владел в Москве двумя крупными казино, но предпочитал большую часть времени проводить в Санкт-Петербурге и в Мадриде. На нем было черное пальто и белоснежный шарф, небрежно наброшенный сверху.
— Ты кто? — холодно скользнув по нему презрительным взглядом, спросил Гаселия.
Климов ему не ответил, вытащил мобильный и вызвал подкрепление.
— Много берешь на себя, капитан, — предупредил его Каха.
— Ну это мы посмотрим! — Сыщик увидел идущего к нему старлея ГИБДД. — Пока что я вижу нападение на сотрудника уголовного розыска с применением оружия! Обоим выйти из машины, руки на капот! Живо!
Гаселия помедлил, тонкая кожа на его остром и нервном лице натянулась, глаза недобро блеснули, точно предвещая вспышку ярости. Шофер сидел неподвижно, готовый ввязаться в бой по одному знаку босса. Но еще через мгновение Каха вдруг сгорбился, опустил голову, вылез из машины и оперся руками на капот.
Капитан пошарил по карманам, вытащил из пальто полиэтиленовый пакетик с белым порошком, усмехнулся, показал его старшему лейтенанту ГИБДД и только потом Гаселия.
— Твой? — спросил Климов.
— Нет, — помедлив, ответил Каха.
— Ты же грузин, Каха, а ведешь себя, как нашкодивший лох! Тебя уличили, а ты отпираешься! Не пристало такому авторитету вести себя, как обоссавшемуся пацану! Твой так твой, не я же эту дурь тебе подсунул!
— Слушай, капитан, чего тебе надо?! — прошипел Каха. — Ты чей заказ выполняешь?! Кому я помешал?!
— Свой, — выдержав его ненавидящий взгляд, насмешливо ответил сыщик.
С завыванием сирены подскочили на двух машинах оперативники, подбежали к Климову.
— У этих заберите пушки, — ткнув пальцем на лежащих охранников, приказал он, — они пытались меня подстрелить, а у Гаселия я нашел наркоту! Поехали в управление, там и оформим протоколы!
Подъехавшие на помощь капитану недоуменно посмотрели на него, не понимая, зачем ему понадобился Каха. Так можно брать любого вора в законе, те все не в ладу с законом.
— Все, двинули! — оборвав их недоуменные взгляды, выкрикнул Климов.
Он зашагал к своим «Жигулям», скользнув брезгливым взглядом по глубокой белой царапине, оставшейся на черном крыле «мерседеса», и презрительно поджал губы.
«Я все равно тебя достану, Сирано! — усмехнулся он про себя. — От меня еще никто не уходил!»
Нина долго не решалась войти в подъезд, указанный ей Смирновым, прогуливаясь рядом с соседним домом и опасливо оглядываясь по сторонам. Ей показалось, что Климов где-то рядом, следит за ней, и она может выдать убежище Сан Саныча. Асеева снова сделала круг по ближним дворам, то ускоряя, то замедляя шаг, садилась на лавочку, но слежки за собой не обнаружила. Наконец подбежала к заветной двери, быстро набрала код и шмыгнула в подъезд, напугав до смерти старуху, которая выползала во двор на лавочку.
Но, войдя в подъезд — металлическая дверь, сдерживаемая тугой пружиной, с тихим скрежетом медленно закрывалась, — она услышала топот ног за спиной, обернулась, однако бежавший за ней следом не успел, щелкнул замок. Нина замерла, сразу догадавшись, кто это мог быть. Ее захлестнула ярость. Она не выдержала, вернулась к двери, отдернула засов, чтобы бросить капитану в лицо все, что думает о его мерзких преследованиях, но перед ней стоял растерянный юноша в круглых очочках и с букетом роз в руках.
— Извините, я надеялся прошмыгнуть следом за вами, потому что забыл код и, наверное, напугал вас, — растерянно пробормотал он, потирая красный кончик носа. — А меня давно ждут… Вот, возьмите!
Незнакомец протянул ей сначала одну, потом помедлил и добавил еще две розы:
— Вы на меня не сердитесь?
— Нет.
— Спасибо.
Асеева посторонилась и пропустила замерзшего влюбленного. Ее ноги вдруг ослабли, и она некоторое время не могла сдвинуться с места.
Утром до работы она заехала в Дом ребенка, где нашла Сашку, чтобы забрать признание и анкету его родной матери, ряд справок, которые директриса пообещала для нее отксерить. Но, приехав к назначенному часу, обнаружила, что у начальницы высокие гости, нагрянули неожиданно, пять минут назад, а сколько пробудут, неизвестно. Нина даже притопнула ногой от злости. Она встала в семь утра, целый час пилила на Каширку, чтобы в одиннадцать быть на переговорах с испанцами.