Оперативник попробовал подняться, но голова закружилась, в глазах совсем потемнело, и Климов, тяжело дыша, снова рухнул на снег. Прислушался. Метрах в сорока — пятидесяти слышался шум машин, значит, проходила большая трасса. По ней его и привезли. Выволокли, оттащили подальше в лес и бросили. Хорошо хоть не убили. Но надежды на то, что головокружение быстро пройдет, почти нет, а выбираться как-то надо. Он не замерз потому, что в него влили поллитра водки, если не больше. Но ее тепло уже кончается.
Капитан попробовал ползти, но после пяти метров взмок. Интересно, что подумал полковник, узнав о его отсутствии? К выходкам Климова привыкли, их прощали, если они заканчивались удачей. Но эта не лучшая в его списке. Если он вообще выберется. Был какой-то военный летчик, сыщик не смог вспомнить его имя и фамилию, который, будучи раненым, прополз по снегу много километров. А здесь и ста метров нет, и ноги в порядке. Хорошо бы выбраться засветло, застать кого-то на службе и наказать обидчика. Только в каком месте находится тот магазинчик, где его шарахнули?
Капитан сел, прислонившись к сосне, прошарил все карманы, пытаясь понять, что есть, а чего нет. Неожиданно вспомнилось, что у него был мобильный телефон. Климов обыскал все, но ничего не нашел. Телефон у него забрали, документы же оставили, зато свистнули деньги из бумажника. Сколько же у него было? Сто, двести? Оперативник не помнил. Немного. Стоп. Нет «макарыча». Вот это уж совсем хреново. Полковник не простит и за потерю табельного оружия влепит строгача, если вообще не отстранит от дела. Он не терпит, когда теряют оружие. И наверху не любят.
Сыщик посидел немного, поднялся и сделал пять, как ему показалось, больших шагов. И снова сел. Потом еще шесть. За час он добрался до шоссе, перешел на другую сторону, начал голосовать. Остановилась шестая машина, «Жигули».
— Я капитан милиции, прошу помощи, — он показал удостоверение.
— Садись, — без всякого энтузиазма бросил водитель.
Оперативник завалился на заднее сиденье, простонал. На этот раз свет в глазах на мгновение вообще пропал. Водитель с удивлением оглянулся:
— Куда, шеф, на Петровку?
— Нет, — помолчав, ответил Климов. — Давай сначала в поликлинику.
План был такой: выпросить у врача горсть таблеток, чтобы заглушить боль и слегка восстановиться, потом заехать на работу, написать рапорт о происшедшем, а к тому времени, возможно, и память заработает.
Капитан вдруг вспомнил, что выехал из дома на машине «Жигули». Она долго не заводилась, и Климов проклял все на свете, потом пришлось «прикурить» у соседа. Да, он был на машине. По ее местоположению легко будет понять, куда он заезжал, если только… Он даже не дал себе закончить эту мысль, столь наивной она оказалась. Преступники, скорее всего, на его машине и отвезли сыщика в лес, а потом где-нибудь ее бросили или продали на запчасти.
Врач, осмотрев оперативника, тотчас вызвал «скорую», несмотря на все его протесты.
— Такими вещами не шутят, капитан! — сурово проговорил он ему. — Лучше молите Бога, чтобы все у вас обошлось и восстановилась память, которую вы уже на две трети потеряли! Я уж не пугаю худшими последствиями! А иначе спишем вас по инвалидности и никаких преступников вам больше не ловить! Просьбы есть?
— Позвоните моему полковнику, — попросил он, — он не поймет, если об этом доложу ему я.
— Нет уж, голубчик, такие вещи утрясайте сами, мне хватает и своих проблем!
Климову пришлось звонить начальству и самому докладывать о происшедшем. Волкодав сухо выслушал, попросил изложить все факты письменно, в рапорте, и бросил трубку.
Кравец пришел навестить его на следующий день, принес соков, шоколада и орехов. Капитан любил сладкое и орехи. В узкой, как пенал, больничной палате помимо него лежало еще трое, все с переломами, и сыщик среди них был единственный ходячий, но врачи вставать ему категорически запретили.
— Что случилось-то?
— Забежал выпить пива и непонятно почему сцепился с барменом. Вроде бы схватил его за грудки, а сзади кто-то припечатал меня, как говорят, тяжелым предметом. Потом вывезли в лес и бросили под елку. Там и очнулся. Забрали деньги, оружие и мобильный. Добрался до города, заехал в поликлинику, голова трещала, хотел таблеток взять, а меня оттуда сразу сюда. Да еще пригрозили, что могу инвалидом остаться!
— А куда ты заезжал пива выпить?
— В бар, наверное.
— В какой?
Климов наморщил лоб, пытаясь вспомнить, куда он утром заезжал, но так и не смог.
— Не помню. Выехал из дому вроде бы рано, почему пива решил выпить, не понимаю!
— Твою машину нашли рядом с Сухаревкой напротив гомеопатической аптеки.
— Может быть, я туда заезжал, с кем-то встречался? — неуверенно предположил капитан.
Кравец несколько секунд молчал, потом добавил:
— Там также рядом есть бар, где продают водку и пиво.
— Ничего не помню больше того, что уже сказал. Помню только, что очнулся в лесу в середине дня. Добирался до Москвы примерно час. Значит, все случилось утром. И еще они влили в меня бутылку водки, не меньше.
— А ты сам в баре водку не заказывал?
— По утрам я не пью, ты же знаешь…
— В своем заключении врач записал, что ты был выпивши. Меру опьянения он не определял, но сам этот факт не вызвал у полковника восторга, — заметил старший лейтенант.
Кравец не сказал другу, что капитана временно, до выяснения всех обстоятельств по факту покушения на его жизнь, отстранили от ведения текущих дел, ибо полковник посчитал, что Климов, выпив, мог сам вспылить, задраться с кем угодно и получить бутылкой по голове. А когда в баре узнали, кого стукнули, то нападавшие могли испугаться, напоить и вывезти дебошира подальше от Москвы, инсценировав легкое ограбление.
— Не мог я, отправляясь на работу, хлопнуть водки! Не в моих правилах! Да и на машине был, за рулем! Ты мне веришь? — клялся капитан
— Я тебе верю, потому и вызвался расследовать эту историю. В ней для меня много неясного. И ты мне должен помочь. Если что-то вспомнишь, немедленно звони, любая деталь важна, сам понимаешь. — Кравец поднялся. — Вот мои телефоны, даю их, потому что мог забыть, а завтра попробую найти тебе мобильный…
— Спасибо за все, дружище! — Климов крепко сжал старшему лейтенанту руку. — Ты уже уходишь? Посиди немного! — жалобно проговорил он.
Кравец присел на стул, стоявший рядом с кроватью, но через несколько секунд снова поднялся.
— Извини, меня ждут, я вырвался всего на час, — пробормотал старлей.
— Ладно, гуляй! — тотчас резко, почти с обидой проговорил сыщик, но через секунду сменил тон, произнеся следующую фразу мягко и просяще: — Ты заглядывай, а то я с тоски загнусь! И найди этих сволочей, окунувших меня в парашу, брось все и найди, слышишь?!
Кравец кивнул, смял шапку в руках.
— Матери сообщи, но так, поделикатней!
— Нине позвонить?
— Какой Нине? — не понял капитан.
— У тебя была девушка, в которую ты влюбился, — напомнил ему Кравец.
Климов несколько секунд недоуменно смотрел на друга.
— Не помню… — побледнев, прошептал он. — А кто она такая? У нас что-то было с ней?
— Может быть, и было, я не знаю.
Кравец был уже в дверях, когда Климов его окликнул:
— Подожди, я вспомнил, у меня с утра намечалось какое-то серьезное дело, а я ночевал не дома. Но дело было очень важное! Только вот какое?! — Он попытался сосредоточиться, но сжал виски ладонями. — Нет, голова болит, извини!
— Подожди, а где ты ночевал?
— А где я ночевал?
— Ты сказал, что ночевал не дома. У кого? У Нины?
— Нет, не у Нины! У нее другое имя, мы с ней были знакомы, крутили роман…
— Верка с телевидения, что ли?
— Да, Верка! — обрадовался оперативник. — Позвони ей, скажи, что со мной такая неприятность случилось. А то как-то неудобно.
— Хорошо, предупрежу! Выздоравливай, дружище! — бросил на прощание старший лейтенант.
У Кравца осталось тяжкое впечатление от этой встречи. Он не сомневался в искренности капитана. Хорошо зная его горячий нрав, старший лейтенант тем не менее предполагал, что нападение на сыщика было связано с его расследованием по одному из уголовных дел, которые он вел последнее время. А помимо поиска маньяка, кромсавшего детей, Климов вел еще три дела, также связанных с тяжкими убийствами. По какому из них оперативник подъезжал к аптеке и бару, предстояло и разгадать Кравцу, чтобы спасти доброе имя друга.
Но прежде чем приступать к этому расследованию, свалившемуся как снег на голову, в оперативном плане старлея значилась проверка Паши Власова, продавца коммерческого продуктового магазина «24 часа» на Люсиновской улице, дружка Сереженьки, Сергея Крикунова. На него указала соседка по подозрению в сходстве с фотороботом предполагаемого маньяка. Вряд ли неудачная поездка капитана была связана с этим делом, потому что накануне в пивной Толя раздраженно заявил, что не считает показания старушки Ангелины Васильевны серьезными и требующими проверки. Да, большинство таких подозрений рассыпалось после первого же знакомства с подозреваемым, и все же навестить хотя бы его дружка стоило. Кравец не очень верил ветхим бабулям, но решил сам съездить и во всем убедиться.
Вечером он позвонил Вере. Их когда-то познакомил Климов, даже просил подыскать для старлея такую же симпатичную подружку, но из этой затеи ничего не получилось: Кравец был однолюбом и не собирался изменять жене. Сыщик рассказал продюсерше о том, что случилось с капитаном.
— Он серьезно ранен? — испугалась она.
— Ранения, как такового, нет, но сотрясение мозга очень тяжелое, образовались даже провалы памяти, однако о тебе, Вера, он вспомнил и просил предупредить.
— Спасибо, Сережа, мы хотели Новый год встретить вместе. Его можно будет навестить?
— Думаю, да.
Он продиктовал ей адрес больницы, номер палаты и дал телефон лечащего врача.
На следующий день с утра Кравец отправился на Люсиновку. Решил поговорить с Пашей до работы, душевно поболтать полчасика. Раз они друзья, то продавец должен был знать многое и сразу станет ясно: скрывает что-то дружок или нет. Потащился на метр