То, что дарует нам природа,
Прекрасные черты, живых речей свобода
Каких искусством не повто́ришь вновь, —
Все чудные дары не принесут ту радость,
Ту безыскусственную сладость,
Которую даёт любовь.
Мальчик-с-пальчик
Жил-был дровосек с женой; было у них семеро детей, все мальчики. Старшему было десять лет, а самому младшему только семь. Можно было удивиться, как это у дровосека за такое короткое время появилось столько детей, но его жена была проворна, и меньше двоих зараз у неё не бывало.
Были они очень бедные, и с семерыми ребятами приходилось им туго, потому что никто из семерых ещё не мог заработать себе на хлеб.
А ещё огорчало их то, что самый младший был очень тихонький и слова, бывало, не вымолвит. Они думали, что это от глупости, а на самом деле это обозначало добрый его характер. Он был очень маленький, и когда родился, был не больше пальца величиной, отчего его и звали Мальчик-с-пальчик.
Бедный мальчик был козлом отпущения в доме – всегда и во всём. он был виноват. А он был самый сметливый и самый рассудительный из всех братьев, и хоть мало говорил, да много слушал.
Пришёл однажды тяжёлый год, и такой был страшный голод, что наши бедняки решили отделаться от своих детей.
Однажды вечером, когда дети улеглись спать и дровосек присел у огонька со своей женой, сердце у него сжалось от горя и он сказал ей:
– Ты ведь видишь, что мы больше не можем кормить наших детей. Сил нет смотреть, как они умирают с голоду у меня на глазах, и я решил отвести их завтра в лес и оставить там. Это очень просто сделать: пока ребятишки будут баловаться с хворостом, мы уйдём потихоньку, и они не заметят.
– Ах, – воскликнула жена его, – неужели ты сможешь бросить своих детей в лесу?
И сколько ни говорил он ей об их ужасной бедности, она не могла согласиться, потому что, хоть они и были бедны, всё-таки она была им матерью.
Однако, подумав о том, как страшно будет видеть их голодную смерть, она согласилась с мужем и в слезах пошла ложиться.
Мальчик-с-пальчик не пропустил ничего из того, что они говорили. Он услыхал из своей кроватки, что родители толкуют о чём-то важном, встал потихоньку и залез под скамейку отца; оттуда всё было хорошо слышно, а его самого никто не видал. Потом он опять улёгся, но не спал всю ночь, а всё думал, как ему быть. Поднялся он ранним утром, пошёл на берег ручья, набил себе карманы маленькими белыми камешками да с тем и вернулся домой.
Собрались в путь, а братьям Мальчик-с-пальчик так ничего и не рассказало том, что у него было на душе. Пришли они в лес – такой густой, что в десяти шагах друг друга не видно было. Дровосек принялся рубить деревья, а дети его собирали хворост и связывали его в вязанки. Отец с матерью видят, что они занялись работой, потихоньку от них отошли, а потом вдруг свернули окольной тропинкой да и ушли вовсе.
Когда дети увидали, что они остались одни, то стали кричать изо всех сил и плакать, а Мальчик-с-пальчик не мешал им в этом: он-то знал как вернуться домой, потому что по дороге ронял всё время маленькие белые камешки из своих карманов. И он сказал братьям:
– Не бойтесь, отец с матерью бросили нас здесь, но я вас приведу домой. Идите за мной, только не отставайте.
Они пошли за ним, и он привёл их прямо к дому по той самой дороге, которой они пришли в лес. Братья не решились сразу войти, а остановились у двери – послушать, что говорят их отец с матерью.
Когда дровосек женой вернулись домой, их сеньор прислал десять экю, которые давно был им должен, и они уже даже не надеялись их получить. Они прямо-таки ожили от этого, потому что бедняки просто умирали с голоду. Дровосек сейчас же послал жену к мяснику. Так как она давно уже ничего не ела, то купила мяса втрое больше того, сколько нужно было для ужина на двоих. И вот, когда они наелись, жена сказала:
– Ах, где-то теперь наши бедные детки? Уж они оказали бы честь тому, что у нас осталось. Смотри-ка, Гильом, ведь ты придумал их бросить в лесу, а ведь я тебе говорила, что мы в этом раскаемся. Что они там теперь делают? Господи, их уж того и гляди волки съели! Сердца в тебе нет, раз ты так детей своих бросил!
Дровосек наконец потерял терпение, потому что жена уже раз двадцать повторила, что ведь она предупреждала, что им придётся раскаяться. И он стал грозить, что поколотит её, если она не замолчит. Не потому, что ему самому не было ещё горше, чем ей, но потому что у него заломило голову от её причитаний, да кроме того, как и многие другие, он очень ценил женщин, которые дельно рассуждают, но считал, что уж очень докучливы те, которые всегда рассуждают дельно.
А жена его всё плакала и плакала:
– Увы, где-то теперь мои детки, мои бедные детки?
И один раз она это сказала так громко, что дети за дверью услыхали её и стали кричать все разом:
– Да мы здесь, здесь мы!
Она бросилась отворять им дверь и заговорила, обнимая их:
– Вот рада-то я, что опять вижу вас, дорогие детки! Небось и устали же вы и проголодались же! А ты, Пьеро, как ты весь измазался! Иди-ка сюда я тебя умою.
Этот Пьеро был её старшим сыном, и она его любила больше всех, потому что он был рыженький; а она сама была рыжевата.
Уселись они за стол, и кушали с таким аппетитом, что отцу с матерью любо было смотреть; и рассказывали все сразу наперебой о том, как они перепугались в лесу. Добрые люди были очень рады, что дети опять с ними, и радость их длилась столько времени, сколько тянулись десять экю. Но когда деньги закончились, они опять запечалились и снова между собой решили завести детей в лес, и на этот раз подальше, чтобы уж расстаться с ними наверняка.
Как ни старались они говорить об этом потихоньку, а всё-таки Мальчик-с-пальчик их подслушал и решил опять поступить так же, как он уже делал прежде. Но хоть он и поднялся в этот день раны́м-ранёхонько, чтобы сходить за камешками, но ничего из этого не вышло, потому что дверь была заперта крепко-накрепко. Он уже не знал, что и придумать, но в это время мать дала им по куску хлеба на завтрак. Мальчик-с-пальчик решил, что в этот раз вместо камешков будет бросать по дороге хлеб, крошка за крошкой. И он сунул кусок хлеба себе в карман.
Отец с матерью завели их в лес, в самую чащу, в самое тёмное место. И как только туда зашли, родители скрылись окольной дорогой, оставив детей одних. Мальчик-с-пальчик не очень-то этому огорчился; он думал, что выберется из леса так же легко, как и в первый раз, – по крошкам хлеба, которые бросал по дороге. Но как же он был поражён, когда увидел, что его крошек нигде не видно: прилетели птицы и всё склевали.
Сколько они ни бродили, только больше сбивались с дороги и забирались всё глубже в лес. Пришла ночь, поднялся сильный ветер и нагнал на них ужасный страх. Им казалось, что со всех сторон слышится вой волков, которые прибежали, чтоб их съесть. И братья даже не решались ни заговорить друг с другом, ни голову повернуть. Пошёл ливень и промочил их до костей. Ноги их скользили, они падали в грязь, поднимались, все перемазанные, и не знали, что делать ·со своими грязными руками.
Мальчик-с-пальчик залез на дерево посмотреть, не увидит ли он чего-нибудь сверху. Озираясь вокруг, он увидал маленький огонёк – точно свечка горела, – но где-то очень далеко за лесом. Он слез с дерева, и когда очутился внизу, опять ничего не увидел, что его очень огорчило. Тем не менее, он пошёл с братьями в том направлении, откуда виднелся огонёк. И когда они вышли на опушку, то снова его увидали.
Наконец подошли они к дому, откуда виднелся свет, немало натерпевшись страху по дороге, потому что, чуть только спускались они в какую-нибудь низинку, огонек опять пропадал. Они постучали в дверь, и добрая женщина им отворила. Она спросила, что им нужно. Мальчик-с-пальчик ответил ей, что они бедные дети, заблудившиеся в лесу, и просят милости пустить их переночевать. Женщина, отворившая им, видя, какие они хорошенькие, заплакала и сказала:
– Ах, бедные вы детки, да знаете ли вы, куда вы пришли? Ведь это дом людоеда, который ест маленьких детей!
– Ах, сударыня! – ответил ей Мальчик-с-пальчик, который, так же, как и братья, сильно дрожал. – Что же нам делать? Если вы нас не приютите, волки в лесу наверняка съедят нас нынче ночью, а если уж так, пусть лучше нас съест господин Людоед; может быть, он нас пожалеет, если вы его об этом хорошенько, попросите.
Жена людоеда, понадеявшись, что она сможет их спрятать от своего мужа до утра, впустила их и повела обогреться у жаркого очага, где на вертеле жарился целый баран людоеду на ужин.
Но только они стали обогреваться, как послышалось несколько страшных ударов в дверь: это вернулся людоед. Его жена тотчас же спрятал детей под кровать и пошла отпирать дверь. Людоед спросил, готов ли ужин да откупорила ли она ему вина, и сейчас же сел за стол.
Баран ещё не прожарился, и кровь из него сочилась, но тем вкуснее тот ему показался. Он сидел и нюхал направо и налево, говоря, что слышит запах свежего мясца.
– Верно, – сказала ему жена, – вы слышите запах быка, которого я только что свежевала.
– Запах свежего мясца, говорю тебе ещё раз, – повторил людоед, глядя в упор на неё. – Тут, верно, есть что-то такое, о чём я и не ведаю.
С этими словами он поднялся из-за стола и пошёл прямёхонько к кровати.
– Ага, – сказал он, – проклятая баба! Вот как ты меня думала обмануть! Не знаю, чего я не съел и тебя до сих пор; счастье твоё, что ты такая старая скотина. Вот прекрасная дичь, и она пришлась весьма кстати, чтобы угостить трёх моих друзей-людоедов, которые зайдут на днях навестить меня.
И он вытащил детей одного за другим из-под кровати. Бедняжки бросились на колени и просили пощадить их, но он был самым злым из всех людоедов и, не помышляя о жалости, сказал своей жене, что это будут лакомые кусочки, лишь бы она приготовила к ним подливку получше.