Людоед пошёл за большим ножом и, подойдя к детям, стал точить его о длинный ремень, который держал в левой руке. Он уже схватил одного из мальчиков, но тут жена сказала ему:
– И охота вам ночью возиться? Что у вас завтра не будет времени, что ли?
– Молчи, – возразил людоед, – так они помягче будут.
– Но у вас ещё столько мяса, – сказала жена, – вот бык, два барана и полсвиньи.
– Ну ладно, – сказал людоед, – это верно. Дай-ка ты им поужинать, чтобы они не похудели, да уложи их спать.
Добрая женщина очень обрадовалась и принесла детям ужин, но они не могли есть, до того страшно им было. А людоед опять уселся и стал пить вино, очень довольный, что ему будет чем попотчевать своих друзей. Он выпил на этот раз на дюжину кубков больше обычного, и ему ударило в голову так, что пришлось пойти лечь.
У людоеда было семь дочерей, совсем ещё маленьких. Эти маленькие людоедки обладали прекрасным цветом лица, потому что они ели свежее мясо, как и их отец. Но у них были маленькие, серые, совершенно круглые глазки, носы крючком, громадные рты с длинными, очень острыми и широко расставленными зубами. Они были ещё не очень злы, но в будущем много обещали, так как и теперь уже кусали маленьких детей, чтобы сосать у них кровь.
Их рано укладывали спать, а спали они все семеро на большой кровати, и у каждой была золотая корона на голове. В той же комнате была ещё такая же большая кровать, на которой жена людоеда уложила семерых мальчиков. После этого она пошла и легла рядом с мужем.
Мальчик-с-пальчик очень боялся, как бы людоед не раскаялся, что не зарезал их с вечера. Поэтому он, заметив золотые короны на головах людоедовых дочерей, поднялся ночью, снял с братьев и с себя ночные колпаки и, тихонько подкравшись к постели дочек, снял с них золотые короны и надел их себе и братьям, рассчитывая, что людоед впотьмах их перепутает.
Так оно и вышло. В полночь людоед проснулся и пожалел: зачем это он отложил на завтра то, что можно было сделать и накануне. Одним прыжком соскочил он с постели и схватил громадный нож.
– Ну-ка, посмотрим, – сказал он, – как поживают наши маленькие дурачки; нечего откладывать до другого раза.
Он пробрался ощупью в комнату дочерей и подошёл к постели, где лежали маленькие мальчики. Все они спали, кроме Мальчика-с-пальчика, который очень испугался, когда рука людоеда стала ощупывать ему голову так же, как и всем его братьям. Наконец людоед нащупал золотые короны.
– Ну-ну, – сказал он, – хорошее было бы дело! Вижу, что вчера вечером слишком много выпил.
Затем он подошёл к постели дочерей и, ощупав ночные колпаки, сказал:
– А, вот они наши молодчики! Ну, смелей за работу!
И, сказав это, он, не задумываясь, перерезал горло всем семерым дочерям. Очень довольный своим деянием, он пошёл и улёгся рядом со своей женой.
Чуть только Мальчик-с-пальчик услыхал, что Людоед захрапел, он разбудил своих братьев, велел им проворно одеваться и идти за ним следом. Они потихоньку спустились в сад и перелезли через стену. Почти всю ночь они бежали куда глаза глядят и всё время дрожали от страха.
Проснувшись, людоед сказал жене:
– Ступай-ка наверх и почисти наших вчерашних дурачков.
Людоедка немало подивилась такой доброте своего мужа, не догадываясь, в каком смысле, он велел ей их почистить, и думая, что он хочет, чтобы она их умыла. Она поднялась наверх и пришла в неописуемый ужас, увидав, что семь её дочерей зарезаны и плавают в луже крови.
Прежде всего она упала в обморок, так как это первое средство, к которому прибегают почти все женщины в таких случаях.
Людоеду показалось, что его жена слишком долго возится с тем, что он велел ей сделать, и он пошёл наверх, чтобы ей помочь. Он удивился не меньше жены, когда увидел это ужасное зрелище.
– Ах, что ж это я наделал! – закричал он. – Ну поплатятся же они у меня, несчастные, и сейчас же поплатятся!
Он выплеснул полный горшок воды в лицо своей жене, и приведя её в чувство, сказал:
– Давай-ка сюда поскорей мои семимильные сапоги, чтобы мне их поймать.
Он кинулся в погоню и, обежав всю округу, наконец напал на след бедных детей, которые находились всего в ста шагах от отцовского дома. Тут они заметили людоеда, который мчался, перепрыгивая с горы на гору и переходя через реки, словно через маленькие ручейки.
Мальчик с пальчик, увидав пещеру в утёсе, около которого они проходили, спрятал в неё своих братьев, и сам залез туда же, в то же время высматривая, что будет делать людоед.
А людоед уже выбился из сил от своей долгой и тщетной погони (потому что в семимильных сапогах человек очень устаёт) и захотел отдохнуть. Случайно вышло так, что он уселся на тот самый утёс, в котором спрятались братья.
Поскольку он уже не мог бежать дальше от усталости, то, посидев немножко, заснул и стал так ужасно храпеть, что бедные дети перепугались не меньше, чем тогда, когда он подошёл к ним с ножом, чтобы перерезать им горло. Мальчик-с-пальчик струсил меньше других и сказал братьям, чтобы они живо бежали домой, покуда людоед крепко спит, а о нём не беспокоились. Те послушались его совета и быстро добежали к дому.
Мальчик-с-пальчик, подкравшись к людоеду, потихоньку снял с него сапоги и сейчас же надел на себя. Сапоги были ужасно большие и страшно широкие, но так как они были волшебные, то имели свойство увеличиваться или уменьшаться как раз по ноге тому, кто их надевал. Так что всякому они приходились впору, будто шиты на заказ.
Он отправился прямёхонько к дому людоеда, где его жена плакала над своими зарезанными дочерьми.
– Ваш муж, – сказал ей Мальчик-с-пальчик, – находится в большой опасности. Его схватила шайка разбойников, которые поклялись его убить, если он им не отдаст всё своё золото и серебро. Они уж приставили ему кинжал к горлу, но тут он заметил меня и попросил отправиться к вам и сказать, чтобы вы мне отдали все его драгоценности, ничего не утаив, потому что иначе они его убьют без всякого милосердия. И так как надо очень спешить, он велел мне взять его семимильные сапоги – вот они, – чтобы я скорее добежал, а также чтобы вы не подумали, что я обманщик.
Добрая женщина ужасно перепугалась и сейчас же отдала ему всё, что у неё было, потому что людоед, хоть и ел маленьких детей, но был ей очень хорошим мужем.
Мальчик-с-пальчик, нагрузившись всеми сокровищами людоеда, вернулся в дом своего отца, где его встретили с большой радостью.
Есть немало людей, которые не согласны с этой последней историей. Они утверждают, что Мальчик-с-пальчик никогда ничего не воровал у людоеда, но что он не посовестился снять с него семимильные сапоги, потому что ведь тот надевал их только для того, чтобы ловить маленьких детей. Эти люди уверяют, что они знают это наверняка, так как пили и ели у дровосека в гостях. Они говорят, что когда Мальчик-с-пальчик надел семимильные сапоги, он отправился ко двору, где, как ему было известно, очень беспокоились о судьбе войска, которое находилось в ста милях оттуда, и о конце сражения, которое там произошло. Он явился, рассказывают они, к королю и сказал, что если ему угодно, то к концу дня он доставит известие о его войске и о сражении. Король обещал ему немало денег, если он это сделает. Мальчик-с-пальчик принёс известия в тот же вечер, и после этого все узнали о нём, и с тех пор он зарабатывал столько, сколько ему хотелось. Король исправно платил ему, когда тот носил его приказания войску, а множество дам давало ему всё, чего бы он ни попросил, за новости от их возлюбленных – и тут-то ему и был главный барыш.
Было ещё несколько жён, которые давали ему письма для своих мужей, но они платили так плохо, и так мало от этого оставалось, что он даже и не считал, сколько он этим зарабатывает.
После того, как Мальчик-с-пальчик в продолжение некоторого времени был королевским курьером и заработал немало денег, он вернулся к своему отцу, и нельзя себе представить, с какой радостью его там встретили. Вся семья жила теперь в довольстве. Мальчик-с-пальчик купил совершенно новую должность отцу и братьям, и таким образом пристроил их, да и сам устроился так, что лучше и не надо.
Кто станет плакаться, коль полон дом детей,
Один другого лучше и бойчей?
А как один из них не выдастся мальчишка,
Клянут его, а с ним судьбу свою,
Меж тем, как иногда такая вот мартышка
Вдруг осчастливит всю семью.
Поэтические сказки
Гризельда
ПОСВЯЩЕНИЕ МАДЕМУАЗЕЛЬ…
Я посвящаю вам, красавица моя,
Терпенья этот образ строгий,
Хоть никогда не думал я,
Чтоб подражали вы ему, любя.
По правде, это слишком много.
Париж учтивостью манит,
А женщины – пленять готовы,
Их счастье нежит и хранит,
Но нетерпение царит
Повсюду крепкою основой,
И больше нам нельзя терпеть
И от болезни этой новой
Противоядья не иметь.
Столь нежный образец терпенья
Что в сказочке моей жила,
Везде была б на удивленье,
В Париже – чудом бы была.
Здесь дамы только пожелают,
Всё им отдаст любви порыв;
По правде, климат наш счастлив,
В нём королевы обитают.
И я признаюсь вам: навряд
Гризельда будет здесь любима,
Пройдут читатели с усмешкой мимо
Да над старинкой поострят,
И не затем, чтобы дивились
Терпенью дамы здесь, а потому, друзья,
Что долгим опытом они того добились,
Чтоб упражнялись в нём их добрые мужья.
У ног горы великой, древней,
Где По рождается под сенью тростников