Она сама довольна, – верно,
Не меньше, чем когда пришлось их получать
«Чтоб испытать, меня супруг мой мучит, —
Так думает она, – и ясно вижу я,
Что добродетель укреплять он учит,
А в праздности душа истлела бы моя.
И если даже он о том не помышляет,
Одно должна я знать, что так судил господь,
Чтобы душа могла соблазны побороть.
О, сколь же тех судьба несчастна,
Кто прихотью своих страстей
Идёт дорогою опасной
Пустых желаний, праздных дней.
Создатель наш, не скоро суд творящий,
Пускает их скользить над пропастью грозящей
И медлит их остановить.
Но благостью своей великой и святою
Меня избрал он любящей рукою,
Чтоб мне помочь и научить.
Возлюбим же его благую строгость:
Нельзя счастливой быть, не пострадав.
Возлюбим отчую суровость,
В своей любви он вечно прав».
Принц видит доброе её повиновенье
Приказам сумрачным его
И думает: «Её притворное терпенье
Ещё крепится, но не выдержит того,
Когда направлю я мученье
На то, что ей милей всего.
К ребёнку своему, к принцессе нашей милой
Она привязана с невыразимой силой:
Вот в чем её я должен испытать,
И подозрений гнёт постылый
Тогда смогу я разогнать».
А в это время мать кормила
Дитя невинное своё,
Та на её груди играла и шалила,
Смеялась, глядя на неё.
«Я вижу, – молвит он, – вы любите её,
И всё же должен я отнять у вас малютку,
Чтоб в нежном возрасте всемерно ограждать
От вашей грубости ребёнка разум чуткий.
Счастливая судьба дала мне отыскать
Особу, что её способна воспитать
И в добродетели, и в вежливости тонкой,
Которые нужны ребёнку.
Расстаньтесь с дочерью своей,
Сейчас придут сюда за ней».
И он уходит. Нету силы,
Не так безжалостны глаза его,
Чтоб видеть, как из рук её
Чужие вырвут плод привязанности милой.
Она в слезах одна, как будто над могилой,
Глядит в оцепенении немом
И ждёт несчастный миг, не помня ни о чём.
Но лишь она посланца увидала,
Вершителя жестокой казни сей,
«Должна я слушаться,» – сказала,
Малютку милую к груди своей
Она последний раз прижала —
И отвернулась поскорей…
(А девочка ручонки тянет к ней.)
Дитя у матери несчастной
Отнять – иль сердце вырвать ей —
Что с этой пыткою ужасной
Сравнится? Казни нет лютей.
Вблизи от города обитель процветала,
Известна с древности глухой,
В уставе строгом там спасалось дев немало
Под взорами игуменьи святой.
И вот туда, в уединенье,
Скрывая девочки происхожденье,
Её отправили, сказав вперёд,
Что ждёт игуменью вознагражденье,
Достойное её забот.
А принц старается охотою забыться,
От угрызений он не может излечиться.
Вслед за жестокостью такой
Супругу видеть он боится,
Она страшна ему, как гордая тигрица,
Лишённая тигрёнка злой рукой.
Но он ошибся. С той же добротой,
Всё так же ласково она его встречает,
Всё с той же нежностью ему внимает,
Как в дни любви минувшею порой.
Он тронут, он горит живым волненьем,
Душа наполнилась стыдом и сожаленьем,
Но – ненадолго. День, другой —
Он к ней идет с притворными слезами,
Чтобы опять язвить жестокими речами,
И говорит: «Склониться пред судьбой
Нам надобно – ребёнок умер твой».
Удар ужасный этот поражает
Её смертельно. Силы покидают.
А принц? На нём лица нет. И, потрясена,
К нему бросается она,
О горе матери на миг позабывает,
Ему помочь она должна.
И этой беспримерной добротою,
И этой дружбою супружеской живою
Внезапно принц обезоружен был
И подозрения жестокие забыл.
И вспыхнуло в душе желанье
Ей тотчас правду рассказать,
Но гордость желчного страданья
Уста замкнула и заставила молчать:
Ещё, быть может, эта тайна
Полезною окажется случайно.
Но с той поры любовь опять вернулась к ним
Со всеми ласками своими,
И стали вновь гореть они огнем одним,
Влюблёнными и молодыми.
Пятнадцать раз в своих двенадцати домах
Уж солнце побывало, и в его лучах
Живут супруги наши нежно.
А если иногда супруг мятежный
Помучает супругу вновь,
То лишь затем, чтобы любовь
Не засыпала безнадежно.
Так, в кузнице своей работая, кузнец
На уголь брызгает водою,
Чтоб, затихая под золою,
Огонь не потухал вконец.
А наша юная принцесса
Растёт, отстаивая мессы;
Сердечность нежной простоты
От милой матери в наследство ей досталась,
А от отца к ней присоединялось
Величье благородное. Черты
Такие нравятся, а это ведь не малость,
Тем более для юной красоты.
Она повсюду как звезда блистает.
И вот однажды некий кавалер,
Красавец юный, доблести пример,
Её в ограде замечает,
И тотчас же любовь его воспламеняет.
Инстинктом счастливым красавицам дана
Способность без самообмана
Немедленно любви заметить рану
В тот самый миг, когда она нанесена.
Итак, принцесса знала верно,
Что любит он её безмерно,
И, поупрямившись перед самой собой
(А так должны всегда ведь поступать девицы),
Успела и она влюбиться
И привязаться всей душой.
Такому милому нельзя не подивиться:
Он был красив, и храбр, и в предках именит,
И перед принцем он сумел уж отличиться,
И милостями тот его дари́т.
Поэтому весьма доволен принц остался,
Когда о сча́стливой любви дознался
Любезной дочери своей.
Но странное ему пришло желанье
Заставить их купить блаженство жизни всей
Ценой жестокого страданья.
«Приятно будет видеть счастье их, —
Так рассуждает он, – а всё же
Пусть то, что им всего дороже,
Не за бесценок им достанется. Таких
Не ценим мы вещей недорогих.
А между тем жены терпенье
Проверю опытом таким,
Что, может быть, мои сомненья
Рассеет без следа, как дым».
Но чтобы все её величие узнали,
Чтоб кротость, доброту её в печали
Ценили все достойные сердца,
Чтоб все признали наконец
В ней высшей благости венец
И восхваляли бы творца, —
Велит он объявить, что, не имея сына,
Подумать должен он о будущем страны,
А так как он и дочери единой
Лишился – брак такой не может быть
причиной
Препятствовать ему искать другой жены.
И он нашёл. Она – высокого рожденья,
В монастыре воспитана была,
Супругой он её берёт без промедленья,
Чтобы она ему наследника дала.
Вообразить себе возможно ль горе
Влюбленных наших! С этой вестью вскоре
Приходит принц к жене: он должен ей сказать,
Что здесь она не может оставаться
И надо им теперь расстаться,
Чтоб крайнего несчастья избежать.
О низости её происхожденья
Народ толкует, и ему по принужденью
Супругу новую дают.
«Идите, – говорит, – назад в свою избушку,
И вы опять оденетесь пастушкой,
Одежду вам уже несут».
Спокойно, как всегда, с безмолвным
постоянством
Прощается она со всем своим убранством,
И в тихой ясности её чела
Печаль едва заметна лишь была.
Всё теми же она пленительна чертами,
Лишь очи кроткие наполнились слезами,
Так иногда весной случается подчас —
И дождь, и солнышко зараз.
«Вы мой супруг, мой повелитель милый, —
Так говорит она, почти теряя силы, —
От ваших страшных слов душа горит в огне,
Но я всегда вам говорила:
Повиноваться вам всего дороже мне».
К себе идет она в покои золотые,
Наряды пышные свои снимает там,
И ей уж приготовлены другие
Одежды – бедные, простые,
Когда-то в них она бродила по лесам.
Покорно, в бедном одеянье,
Идёт она к нему и молит на прощанье:
«Как из дворца от вас уйду,
Когда прощенья мне не даст супруга строгость?
Могу перенести и бедность, и убогость,
Но гнева вашего снести я не могу.
Когда бы знали вы, как милость сердце ценит, —
Утехой будет мне она от вас вдали.
А время вечно не изменит
Ни преданности, ни любви».
Покорность тихая, души величье
Под этим рубищем простым
Так принца тронули страданием своим,
Что юная любовь в сияющем обличье
Опять возникла перед ним.
И он, в невольном умиленье,
Стараясь слёзы удержать,
Едва не бросился в волненье —
Её обнять.
Но в этот миг могущественно, грозно
Желанье загорелось – твёрдым быть —
И, торжествуя над любовью слёзной,
Его заставило спокойно говорить:
«Смиреньем вашим я доволен, но уж поздно
О прошлом вспоминать. Счастливого пути,
Ступайте, вам пора идти».
Она идёт. За ней старик-отец шагает,
Опять в одежде деревенской он,
Глаза в слезах, и тяжко он страдает,
Внезапным бедствием сражён.
Она ему: «Идём в наш лес густой и дикий,
Идём. Там отдохнём мы в тишине великой.
Без сожаления покинем мы дворец,
В избушке нашей нет ни роскоши, ни злата,
Она одной невинностью богата,
Но там – покой и мир. Вот – счастье наконец».
Лесным безмолвием, спокойствием объята,
Опять кудель берёт её рука,