– Прекрасно, – перебил один из слушателей, – а что же неуместного, ежели молодой принц в Италии, стране, где привыкли слушать шутки от людей самых серьезных, воспитанных и достойных, развлекается тем, что говорит дурно о женщинах и о браке – предметах, которые всегда служат там мишенью для острот? Так или иначе, но я не имею ничего возразить против этого места, так же как и против оратора, который полагал, что это он разубедил принца, а так же и против причёсок, которые стали делать пониже, – ибо тем, кому не понравился игривый ответ принца, вероятно хотелось вырезать и эти места.
– Вы угадали, – сказал я. – А с другой стороны, те, кто не любит шуток, не могли также перенести христианских размышлений принцессы, которая думает, что бог посылает ей испытание; они находят, что такое нравоучение введено совсем некстати.
– Некстати? – подхватил другой. – Эти размышления не только вполне подходят к сюжету, но они ему совершенно необходимы. Вам нужно было показать, что терпение вашей героини вполне возможно; каким же ещё способом могли вы это сделать, как не заставив её думать, что дурное обращение супруга с нею есть дело руки господней? Без этого её можно было бы принять за самую глупую женщину, а это вряд ли произвело бы хорошее впечатление.
– Кроме того, – продолжал я, – порицают и эпизод с молодым придворным, который женится на юной принцессе.
– Это несправедливо, – ответил он, – ваше сочинение есть истинная поэма, хоть вы и называете её новеллой, и необходимо, чтобы всё было приведено в ясность с её окончанием. А если бы молодая принцесса вернулась обратно в монастырь, вместо того чтобы выйти замуж, как этого следовало ожидать, и она была бы недовольна, да и читатели вашей новеллы.
После этого разговора я решил оставить моё сочинение примерно в том виде, каким я прочёл его в Академии.[37] Одним словом, я счёл своим долгом исправить только то, что, как мне указали, было плохо само по себе, а в тех местах, которые ничем дурным не отличались кроме того, что они не пришлись по вкусу некоторым особам, быть может слишком уж требовательным, – то тут я не счёл нужным ничего поправлять.
Ну, есть ли смысл изъять из угощенья
Одно из вкусных блюд на случай тот,
Что гость придёт на наше приглашенье,
Который в рот такого не берёт?
Нет, я для всех готовлю развлеченье,
И кушанья на трапезе моей
Различны будут, как и вкус гостей.
Taк или иначе, а я решил обратиться к публике, которая всегда судит лучше всех. От неё я узнаю, чему я должен верить, и, уж конечно, исполню все её пожелания, если мне удастся напечатать второе издание моего сочинения.
Ослиная кожа(в стихах)
Надменной чопорности всё претит,
А лоб её морщинами покрыт,
И на внимание её имеет право
Лишь то, что пышно, величаво.
А я осмелюсь вам сказать,
Что лучшим умникам из нас под стать,
Не покраснев, любить насмешника Петрушку;
Ей-ей, бывают времена,
Когда серьёзность не нужна
И хочется в руках держать игрушку.
К чему нам важничать и лгать?
Не всё же умные беседы!
Так сладко могут усыплять
Волшебницы да людоеды!
Как внучки наши, так и деды
Над ними любят помечтать.
Итак, ни вкус, ни совесть не тревожа
И уважая свой досуг,
Я позабавлю вас, любезный друг,
Длиннейшей сказкой об Ослиной Коже.
Жил некогда король и всеми был любим,
И так он был велик, премудр, прекрасен,
Любезен в мире, а в войне ужасен,
Что только сам с собою был сравним.
В стране его был мир, соседи трепетали
А добродетель счастлива была,
И под его эгидой процветали
Художества и ремесла.
С прекрасной половиною своею
Он славно жил, в жене имея
Такой спокойный нрав, столь нежен, терпелив,
Что был, скажу вам прямо, с нею
Не столь король, сколь был супруг счастлив.
Ещё довольнее казались
Они с тех пор, как дочь росла у них,
И дочкой так своею утешались,
Хоть не было детей других,
Что были счастливы, о сыне не печалясь.
В дворце обширном короля
Богатство, роскошь, изобилье,
И все придворные·так расторопны были,
Что мигом делались дела.
В его конюшне за стена́ми
Коней без счёта малых и больших,
Златыми покрывают их
Да вышитыми чепраками.
Одно казалось странным всем гостям:
На самом видном месте там
Простой осёл стоял с громадными ушами.
А если то чудно и вам,
Скажу, что этот зверь был так любим богами,
Что почести ему давались по делам.
У нашего осла не много и не мало,
Навоза в стойле·не бывало,
Но каждодневно по утрам
Валялось золота немало —
Экю, пистоли, луидоры, имперьялы —
На чистенькой подстилке там.
Но если небо дозволяет,
Чтоб человек доволен был,
К дарам своим оно несчастье добавляет —
Счастливый год ненастьями не мил.
Вот так однажды не́дуг тяжкий
Внезапно королевой овладел,
И сколько лекарь ни кряхтел,
Ни самый факультет с учёною замашкой,
Ни шарлатанов рой, что тотчас же насел,
Никто помочь не мог ни клизмой, ни ромашкой,
И жар горячечный всё злей и злей горел.
Почуяв смерти приближенье,
Жена велела короля позвать
И говорит: «Умру через мгновенье,
И вас за благо я прошу признать,
Что если вам придёт желанье
Жениться вновь, когда не будет здесь меня…»
«Ах, – закричал король, – какое испытанье!
И в ум мне не придёт подобное мечтанье,
Тому залогом – жизнь моя!» —
«Я верю вам, – ответила больная; —
Великий пыл горит у вас в крови,
Но чтоб вполне спокойна быть могла я,
Должны поклясться мне сейчас же вы
Со всею нежностью супружеской любви,
Что если только вам красавицу случится
Найти стройнее и умней меня,
И вам от всей души понравится она,
То лишь тогда решитесь вы жениться».
Таков всегда и всюду человек:
Казалось, клятву вынудив такую,
Она опасность отвела большую,
И он не женится вовек.
Едва успел он надавать ей обещаний,
Последний вздох её он с плачем воспринял, —
Никто и никогда от мужа не слыхал
Столь оглушительных рыданий.
Дни, ночи он рыдал, не осушив очей,
И все решили, что король стремится
Покойную жену оплакать поскорей
И с надоевшим горем распроститься.
И так и вышло. Через месяц-два
Словцо о браке вымолвить едва
Успел король, но тут не к месту
Припомнили о клятве документ,
Гласивший, чтоб король нашёл себе невесту
Милее той, кому из пышных лент
Венком украсили·надгробный монумент!
Но ни в одном семействе древнем,
Ни в городе и ни в деревне,
Ни у соседей-королей
Средь молодых их дочерей
Послы не встретились с красавицей такою.
Одна инфанта красотою
Была во много раз нежней
Покойной матери своей.
Заметил это сам король неутомимый,
И вот, горя любовью нестерпимой,
Решился старый чудодей,
Что в силу этого он женится на ней.
Нашёл он даже казуиста,
Который, рассмотрев, одобрил выбор тот.
Инфанте ж замысел нечистый
Так не понравился, наоборот,
Что плачет бедная все ночи напролёт.
И вот в своей тоске несносной
Отправиться она решила к крёстной.
Украшен чудно был её далёкий грот
И перламутрами и розовым кораллом,
Она была кудесником немалым,
И феей дивною её считал народ.
Нет ну́жды повторять преданья
И что такое фея – объяснять, —
Я думаю, что ваша няня
Могла вам это в детстве рассказать.
«Я знаю, крестница, – она сказала, —
Зачем явились вы сюда,
Хоть слёз вы пролили немало,
Поверьте, горе – не беда,
И нечего печалиться об этом,
Коль будете моим вы следовать советам.
Действительно, король женою выбрал вас;
Исполнить этот план несчастный,
Конечно, грех был бы ужасный,
А как тут поступить, я вам скажу сейчас:
Ответьте королю согласием. И всё же
Он пусть тогда женой вас назовёт,
Когда исполнит то, что вам всего дороже,
И платье цвета времени сошьёт.
И как он ни богат, и как желанья злого
Он ни лелеет, но оно придёт к концу
Затем, что никогда ему не сшить такого».
И тотчас же, дрожа, принцесса это слово
Влюблённому передала отцу.
И не подумавши желанье это взвесить,
Король зовёт искусных мастеров
И говорит, что если через десять
Деньков не будет сей наряд готов,
Немедля повелит он всех портных повесить.
Ещё неделя не прошла —
Готово платье. В вечер·ясный
Не так лазурь небес прекрасна
И тучек золотых не так игра светла,
Каков был тот наряд атласный.
И в радости и в горести ужасной,
Глядит инфанта и не знает, что сказать
И как назад согласье взять.
Но фея тут ей прошептала:
«Сейчас же нужно попросить
Ещё один наряд (вам одного ведь мало),
Пусть месяц он затмит красою небывалой;
Такого уж ему не сшить»!
Чуть выговорила инфанта это слово,
Король искусникам кричит:
«Пусть лунный свет оно красой своей затмит,
Через неделю всё чтоб было мне готово!»
Четыре дня прошли работы, суеты —
Готов наряд такой чудесной красоты,
Что даже полночью, когда всё небо млеет,
Не так луна горит, сияя серебром,