Заброшенную ферму долго искать не пришлось. Паскуале, парень, которого мне прислали в помощь, как я и просил, имел способности навигатора и по моему описанию, в переводе портье, сразу же выдал верный маршрут.
Моя Джульета оказалась на месте и в полной комплекции, и даже из салона ничего не пропало, включая грамоту, согласно которой я отныне являюсь почетным гражданином Реджо ди Калабрии.
Избитый почетный гражданин — так будет точнее. Надо бы хоть рентген сделать, проверить целы ли кости. Этим я и занялся, вернувшись в город. Отъезд из-за отвратительного самочувствия пришлось до визита врача отложить.
Рентгеновский аппарат в Реджо ди Калабрии, как сообщил мне портье, был в единственном экземпляре и находился в городской больнице. Туда я и заявился. Без знания итальянского языка мне пришлось нелегко объясниться в местной регистратуре, но я все же сумел пробиться на прием к врачу, который, о чудо, немного знал английский.
Рентген никаких патологий в моем скелете не выявил, и врач выписал мне только обезболивающее и какую-то ускоряющую заживление мазь. Еще велел пару дней не напрягаться и соблюдать постельный режим.
— Сеньор, Ринади…, - дальше было по-итальянски, и я не понял. В кабинет врача заглянула медсестра из регистратуры.
— Прошу меня извинить, сеньор Уилсон, но пришли русские, а они по-итальянски не говорят, вот приходится мне на английском с ними общаться, хотя их английский тоже неважный, — закатил доктор глаза к небу.
— Русские? — удивился я.
— Ага, моряки с сухогруза. Неделю назад их мичман был доставлен в нашу больницу, воспаление аппендикса. На обратном пути из Неаполя они должны были его уже прооперированного забрать. Так что мне нужно идти, помогать нашему хирургу.
— Да конечно. Еще раз спасибо за помощь, сеньор Галли, — раскланялся я с врачом, после чего, немного отстав, пошел следом за ним на первый этаж, якобы в кассу для оплаты медицинских услуг, но на самом деле мне было интересно посмотреть на русских, то есть советских моряком.
Их было двое, судя по трем полосам, одна из которых узкая и ромбу на погонах старший помощник капитана и обычный матрос в синей матросской робе и пилотке.
— Вы не можете забрать пациента Игнатова прямо сейчас, — перевел слова хирурга доктор Галли коверкая русскую фамилию. — Ему только сегодня сняли швы и началось воспаление, так что не ранее, чем завтра я его не выпишу.
— Товарищи, мы не можем задерживаться, к тому же на корабле есть врач и он окажет нашему человеку необходимую медицинскую помощь, — не соглашался с решением хирурга старпом.
Препирательства продолжались минут десять, но победа осталась за медучреждением, так что морякам пришлось уходить не солоно хлебавши, но они обещали вернуться за мичманом уже утром.
Позабыв об аптеке, я рванул на машине в порт, чтобы убедиться в наличии советского корабля. Все дело в том, что я понял как передать Советам свое следующее послание. До этого я думал о том, что вновь придется штурмовать советское посольство, но уже в Риме, а тут такой подарок судьбы. Было глупо им не воспользоваться.
Грузовой теплоход стоял на рейде, а не на пирсе, но я смог разглядеть его название:
— «Нежин». А это не на нем снимали «Пиратов XX века»? — просигналила мне моя память.
Нахлынувшие воспоминания из прошлого и русский сухогруз в зоне видимости сыграли со мной злую шутку — пробудили ностальгию по Родине. Захотелось все бросить и вернуться, обнять березку и разрыдаться на ее белом стволе.
— Брр, — стряхнул я морок. Что-то тебя, Федя, уже второй день на эмоции клинит. Это, наверно, от долгого воздержания. Значит пора решить эту мелкую, но мешающую достижению основной цели проблему.
Причину я, конечно, нашел так себе, но она меня вполне устроила. И в город я уже возвращался в предвкушении праздника для тела. Аптеку удалось обнаружить по общеизвестной вывеске, а вот чтобы найти магазин товаров для художников мне пришлось возвращаться в отель и выпытывать информацию у портье. В этом приморском городишке народ в большинстве своем по-английски не говорил. Слишком недолго, на мою беду, продолжалась оккупация.
— Мистер Уилсон, — ко мне с раскрытой ладонью шагнул Ник Спатари. — Вы тоже рисуете? — его взгляд мазнул по кистям, которые я в этот момент выбирал.
— Ага, вот решил пейзажи пописать. Красивые у вас тут места, — сообщил я местной знаменитости, немного раздраженный тем, что меня отвлекли. Нет, никакого негатива к этому молодому парню я сегодня не испытывал, даже в душе смеялся над собой из-за своих вчерашних кровожадных планов в отношении него. Но у меня появилось важное дело, даже два и я хотел их по-быстрому провернуть, да свалить отсюда. В общем, не до светской трепотни мне сейчас.
— Значит вы тоже художник! — его восторженный тон зародил во мне нехорошие предчувствия. — Вы обязательно должны взглянуть на мои работы! — вот оно. — Я не приму отказа! — надавил он, видимо, уловив желание увильнуть в моих ошарашенных предложением глазах.
— О, как я вам завидую! — воскликнула, греющая уши, продавщица предбальзаковского возраста. — Сеньор Спатари необычайно талантлив! — она утопила Ника в мечтательно-влюбленном взгляде.
Ник смущенно рассвел, но поспешил убраться из зоны поражения и меня за собой утащил, бесцеремонно схватив за рукав моей куртки.
— Да подожди ты, — вырваться мне удалось только на улице. — Дай хоть куплю зачем пришел!
— Извини, она меня пугает, — еще больше смутившись, признался он. — Я тебя здесь подожду.
— Ага, жди, — вздохнул я, поняв, что отбрехаться от похода в ателье художника не выйдет.
Взяв гуашь, бумагу, металлическое перо и на всякий случай кисти, я сложил все это в фирменный пакет, подальше от чужих глаз, нацепил на лицо улыбку и вышел к решившему похвастаться своими работами Спатари.
Мастерская находилась в доме на соседней улице, на последнем этаже пятиэтажного дома. Большое и светлое помещение, наполовину заставленное работами. Здесь были как скульптуры, так и картины. Первые занимали почти все горизонтальные поверхности, вторые висели на стенах и часть из них стояла на полу.
— Отличные работы, — прошелся я вдоль стен. — С кого писал? — остановился я возле картины с обнаженным женским силуэтом на фоне лунной дорожки на морской глади.
— Да есть тут одна красотка, — плотоядно отозвался Ник. — Лучиана, — ее имя он мечтательно протянул.
— Тело у нее шикарное, — я поцокал языком.
— Ага, позировать она мне наотрез оказалась, пришлось рисовать по памяти, — припомнив нанесенную красоткой обиду, вздохнул художник. — Так, говоришь, картина тебе нравится? — встряхнулся он.
— Нравится, — не ожидая подвоха, признался я.
— Хорошо, я согласен. Сто долларов, и она твоя.
— Эээ, — опешил я от такого коварства. Что-то я не припомню художника по фамилии Спатари, чьи картины в мое время продавали на аукционах за миллионы, а это значит, что он так и остался местечковой знаменитостью. Так и зачем мне работа безызвестного в мировом масштабе художника?
— Девяносто, — не так расценил мою заминку Ник.
— По рукам, — отказываться было как-то невежливо, а я еще хотел узнать от него о Лучиане.
— Сегодня наши вечеринку устраивают, — сообщил мне Спатари.
— Ваши — люди искусства в смысле? — уточнил я.
— Ага, соберутся художники, скульпторы, поэты, музыканты и их музы, — на последнем слове Спатари даже причмокнул. Хотел Вайлетт пригласить, но она, ночью улетела. Представляешь, за ней семья целый самолет прислала. Северяне богачи, — с завистью произнес он, — не то что мы, голодранцы, — а теперь в его голосе я отчетливо услышал сословную злость. Так тебя ждать? — вернулся он к вопросу вечеринки для бомонда.
— А Лучиана на ней будет? — ответил я вопросом на вопрос. Мне так-то и вчерашней вечеринки за глаза хватило, но вопрос с гормонами надо было срочно решать. А где еще можно подцепить относительно приличную красотку, как не в обществе людей искусства? Ведь именно на эту богемную прослойку так падки женские сердца.
Ник одобряюще загоготал.
— Приложу все усилия, — заверил он меня.
Поменяв нужные доллары на ненужную картину, я покинул ателье, обещав к полночи подъехать в соседнее здание, где снимал квартиру коллега Спатари и где, собственно, будет проходить вечеринка.
Но до нее мне нужно было сделать еще одно дело, вернее, два — составить послание КГБ и подкинуть его мичману, который, как я узнал, до утра будет находиться в больничной палате.
В больницу я решил нагрянуть, не как тать ночная, в моем потрепанном состоянии только в окна лазить, да от охраны бегать, а под вечер. Буду изображать заблудившегося иностранца.
Вышло даже легче того, на что я рассчитывал. Врачей и пациентов в это время уже не было, а дежурная медсестра отвлеклась на телефонный разговор, и я прошмыгнул в то крыло, куда после разговора зашел хирург, где и начал заглядывать во все подряд палаты.
Мичман лежал в одиночестве. Он спал, а на пустую соседнюю кровать были свалены приготовленные на выписку вещи пациента. Среди них меня больше всего привлек бушлат, в его карман я и сунул послание.
— Товарищ Игнатов, давайте еще раз и поподробнее, где и при каких обстоятельствах к вам попало это письмо? Постарайтесь вспомнить, — мичман, не смотря на перенесенную операцию стоял на вытяжку напротив капитала и первого помощника.
Мичман Игнатов задумался, а затем повторил ровно тоже самое, что он говорил до этого.
— Товарищ капитан, я этот конверт нашёл в кармане бушлата, когда уже вышел из больницы, сунул руку, а там это. Ну, а дальше, как и положено сообщил по команде.
— Вспоминай Игнатов! — недовольно прикрикнул на подчиненного старпом, который из-за возбуждения не мог стоять на месте и расхаживал по кают-компании. — Ты же сам должен понимать, чем дело пахнет! Советскому моряку на территории кап. страны подбрасывают подозрительное послание в карман. Ведь это может оказаться чем угодно! Провокация, попытка втянуть нас в какую-то шпионскую игру или даже способ вызвать дипломатический скандал. Где гар