Он одним взмахом карандаша изобразил голубя мира и его пропустили. Фурцева тоже забыла приглашение, и её не пускают.
— Я министр культуры СССР!
— Чем вы это можете доказать? Вот Пикассо тоже забыл билет, и ему пришлось рисовать.
— А кто такой Пикассо?
— Всё в порядке, товарищ Фурцева, проходите.
Разумеется, я решил купить набросок «голубя мира», одно из самых узнаваемых изображений за всю историю, ведь цена на него в будущем вырастет в разы. Даже если не смотреть на покупку наброска как на инвестицию в будущее, то и в настоящее время эти траты полностью окупятся, в любом случае, сколько бы ни стоил мне этот рисунок, я верну эти деньги, когда буду подавать налоговую декларацию, ведь я помещу «голубя мира» в свой собственный музей.
За какой-то час джентльмены из музея Метрополитен приобрели сразу несколько картин, потратив чуть ли не миллион долларов, если я правильно перевел местные франки в доллары. Особенно долго и упорно директор Нью-Йоркского музея бодался за «Натюрморт со скатертью в клетку» Хуана Гриса. За этот шизофренический кубизм Тейлор в итоге отдал четыреста тысяч долларов.
Закончив с картинами аукционист, импозантный мужчина с седыми висками и во фраке, чем-то неуловимо напоминавший актера Лесли Нильсена перешел к графике. И первым лотом в этой части аукциона как раз был облюбованный мною набросок.
— Лот номер 24. Пабло Пикассо, набросок плаката «голубь мира». Начальная цена 10 тысяч швейцарских франков.
Я тут же поднял табличку, и аукционист отреагировал.
— У нас есть 10 тысяч франков. Кто больше? Отлично! Двадцать тысяч от юной итальянской синьорины.
Я тут же поднял ставку.
— Тридцать тысяч от молодого американца с первого ряда. Спасибо. Кто больше. Тридцать тысяч от месье с третьего ряда. Сорок тысяч франков от американца с первого ряда… Пятьдесят тысяч от молодой синьорины…
Очень быстро в торгах за набросок Пикассо остались только я и какая-то приставучая итальянка. Когда ставка выросла до ста тысяч я обернулся, чтобы посмотреть кто постоянно перебивает меня.
И почему я не удивлён?
Вайлетт как всегда была великолепна. Гордая осанка, переливающиеся в лучах электрического света бриллианты, конкурирующие за мужское внимание обнаженные плечи и стройные ножки в туфлях на высоких каблуках, кокетливая шляпка с сеточкой, за которой невозможно скрыть азартное сияние сапфировых глаз, на чувственных губах играла полуулыбка.
Кое-как прогнал охватившее меня наваждение и прожег конкурентку за лот строгим взглядом. В ответ получил провокационный жест в виде воздушного поцелуя.
Смело по нынешним временам, но в этом вся Вайлетт.
Повышаю ставку. Вайлетт отступает только когда сумма возрастает до ста двадцати тысяч швейцарских франков.
Я вновь смотрю на нее и получаю застенчивую улыбку пай-девочки.
Отворачиваюсь и размышляю о природе совпадений. Даже если предположить, что Аньелли каким-то образом узнали о моей поездке в Швейцарию, то они никак не могла знать заранее, что я посещу этот аукцион, да я сам об этом до сегодняшнего дня не знал. А значит появление здесь Вайлетт совпадение?
Вновь бросаю задумчивый взгляд на девушку, но она поглощена тем, что творится на сцене, а с нее аукционист объявляет последний лот:
— Список с античного пергамента изготовленный в десятом веке после Рождества Христова в Риме, в монастыре монахов бенедиктинцев. Стартовая цена пять тысяч франков.
Вайлетт тут же поднимает табличку.
Я морщу лоб от непонимания на кой ей он сдался. Да и остальные участники как-то вяло на него реагируют, со всего зала нашелся лишь один конкурент, да и то отвалил на сорока тысячах.
Улыбаюсь и поднимаю табличку. Не важно зачем Вайлетт этот кусок древней бумаги, главное он ей нужен. Пришло мое время отыграться.
— Пятьдесят пять тысяч франков от нашего американского гостя. Кто больше. Кто даст мне шестьдесят? Спасибо синьорина!
Я вновь поднимаю ставку и довожу ее до девяносто тысяч. Пусть тоже платит сотню тысяч. Как говориться, баш на баш. Вот только до этой суммы не доходит. Вайлетт к моему изумлению более не поднимает табличку. Вместо этого она одаривает меня игривой улыбкой.
Стучат три удара молотка аукциониста, и я становлюсь владельцем совершенно ненужного мне свитка за девяносто тысяч швейцарских франков.
Беззвучно шиплю в ее сторону «Стерва» и размышляю о женском коварстве.
Конференц-зал я покидал в смешанных чувствах и в одиночестве. Вайлетт подрулила ко мне в холле:
— Поужинаем вместе?
— За ужин платишь ты, — поставил я условие.
Она красиво рассмеялась и взяла меня под руку.
В ресторан можно попасть как с улицы, так и не выходя из отеля. Мы пошли вторым путем.
Сперва Вайлетт придирчиво выбирала столик, в итоге ей приглянулся стоящий чуть ли не в центре зала у всех на виду. Затем вдумчиво знакомилась с меню, замучив стойкого официанта уточнениями. А дальше очередь дошла до меня, я даже заерзал под ее припарирующим взглядом.
Так, Федя, соберись! Помни, ты не молокосос, тебе почти семьдесят в душе. А в штанах двадцать два. Черт!
— Чего вздыхаешь? — томно поинтересовалась моя спутница.
— Я только что потратил пятьдесят тысяч долларов, — нашел я причину. — Не без твоей помощи!
От ее легкомысленного «Подумаешь» я чуть не взорвался, и в этот самый момент ее ладонь накрыла мою руку, а губы прошептали:
— Я скучала.
И всё, я уже готов подняться в номер голодным. Черт с этими распиаренными блюдами от шеф-повара, я хочу Вайлетт!
— Сперва ужин! — приземлила она меня.
И мне пришлось заглатывать пищу и наблюдать как красиво поглощает ее итальянка, кусочек за кусочком, глоток за глотком. Воспринимал я это завораживающее зрелище как пытку. Даже алкоголь не облегчал мои страдания. И ведь умом старика понимаю, что это чисто физиология, реакция самца на самку, но ничего с этой самой реакцией поделать не могу. Девушка, что сидит напротив меня уж слишком хороша и она знает толк в соблазнении. Вот интересно, уместна ли здесь аналогия с поставленным нокаутируюшим ударом у боксера? Результат-то схожий. Пропускаешь удар и ты обречён.
В номер я ввалился уже доведенным до точки кипения, сжал Вайлетт в объятьях, беспрерывно целуя. Она ответила и принялась сдирать с меня смокинг.
И в тот момент, когда мы добираемся до спальни, какой-то урод настойчиво постучал в дверь.
— Открой, — оторвала меня от себя Вайлетт.
— Пусть проваливают, — заоычал я и вновь впился в ее губы.
— Вдруг что-то важное, — настаивает девушка.
Пришлось подчиниться.
Принесли мои покупки. Я закинул два запечатанных свертка на диван в гостиной и вернулся назад в спальню. Вайлетт запрыгнула на меня, обхватив руками и ногами, и мы вместе упали на королевских размеров кровать.
— Вайлетт? — просыпаясь, я попытался нащупать в постели девушку, но к своему огорчению, ее не нашел.
В ванной было тихо, в гостиной тоже никого.
— Ну и зачем ты в такую рань ушла? — заочно спросил я ее, окидывая взглядом пустой номер. — А как же совместный завтрак и прощальный секс? — Из груди вырвался вздох разочарования.
Ладно пора собирать чемоданы и лететь в Бельгию.
— Не понял? — ни на диване, ни под ним нет одной из моих вчерашних покупок — с утренними лучами солнца пропала не только Вайлетт, но и купленный мною вчера за девяносто тысяч швейцарских франков список.
Я стоял и тупо смотрел на оставшийся в одиночестве «голубь мира», ничего не понимая. Думать о том, что Вайлетт украла список было абсурдно. Впрочем, Аньелли та еще семейка. Не зря же их вся Италия ненавидит.
— О, ты уже проснулся? — она зашла в номер, сияя улыбкой, и меня немного отпустило. Прижимал ее к себе и поцеловал.
— У меня, кажется, тот дурацкий список стащили, — рассмеялся я и понял, что совсем не чувствую утраты, наоборот, пришло облегчение.
— Да это я его взяла, — улыбнулась Вайлетт в ответ.
— Что? Зачем? — веселье как отрезало.
— Фотографии сделала. Вниз к администратору отеля ходила, фотоаппарат просила с пленкой. Возвращаю, — девушка достала из сумочки разорванный пакет с листами древней бумаги внутри и протянула их мне. — Спасибо! — короткий поцелуй в губы, и Вайлетт выходит из номера, посылает мне на прощание воздушный поцелуй и уходит.
— Стой! — подорвался я за ней, вот только оказавшись в коридоре вспомил, что не одет. Пришлось вернуться в номер. Уложился я в армейские нормы, сбежал вниз по лестнице ещё быстрее.
В холле я появился, когда Вайлетт уже выходит в двери. Она заметила меня и ускорила шаг.
— Черт! Опять ты со своей стремянкой! — сотрудник отеля появился передо мной словно ниоткуда.
— Pardonnez-moi.
— А тебя сейчас так отпардоню! — сорвался я на него.
Вижу, как о мне с извинениями бежит от стойки администратор, отмахиваюсь от него, как от очередной помехи и выбегаю на улицу.
Вайлетт нигде нет. Хотя… Вижу ее на газоне. Она, видимо, не рискнула ждать, когда к ней подгонят автомобиль, и теперь несется к нему по прямой, игнорируя асфальт и выложенные плиткой дорожки.
Это она зря.
Как только девушка оказывается на середине пути неожиданно включается система полива. Вайлетт визжит, а я начинаю ржать. Струей воды с нее сбивает шляпку, прическа превращается в мокрое осиное гнездо, и меня складывает от хохота пополам.
Возле меня как ошпаренный прыгает администратор, размахивает руками и, переходя на фальцет, требует от кого-то выключить полив. Наконец, его услышали и вода бить перестала.
В лучах утреннего солнца Вайлет божественная хороша, промокшее платье позволяет случайным зрителям оценить все изгибы и выпуклости ее точеной фигуры. Вот только с прической непорядок. Что-то у них у всех в последнее время в волосами беда.
Меня раздирает очередной приступ смеха.
С трудом успокоиашись, я иду к Вайлетт, на ходу снимая с себя рубашку.
— Он меня фотографирует! — закричала девушка, как только я с ней поравнялся. — Фрэнк, держи его!