Мирча Старый состоял в браке с Марией Толмай, происходившей из знатного венгерского рода, имевшего обширные владения на берегах озера Балатон и в Северо-Восточной Трансильвании. Кроме того, Мария состояла в родстве с могущественным феодальным родом Цилли (Барбара Цилли, вторая супруга короля Сигизмунда I Люксембургского, была дочерью графа Цельского). Среди многочисленных сыновей Мирчи один только Михай был законнорожденным и с 1408 по 1418 г. состоял соправителем отца, что часто практиковалось в те времена. Но что еще важнее, Мирча оставил целый выводок внебрачных потомков мужеского пола, прижитых от нескольких безвестных женщин. Эти незаконные сыновья претендовали на валашский трон, что не выходило за рамки бытовавших тогда румынских традиций, а сами их претензии воспринимались как вполне законные. Правда, особо они в том не преуспели, за исключением двоих: Александра Алдю, недолго правившего в 1431 г., и Влада, отца нашего Дракулы.
О ранних годах Влада-отца нам известно очень мало, кроме того факта, что он родился в Валахии до 1395 г. Принимая во внимание тесные отношения Мирчи с Сигизмундом Люксембургским до Никопольской битвы, можно небезосновательно предположить, что отец отправил маленького Влада в качестве заложника ко двору Сигизмунда I в Буде — в знак добровольного соблюдения условий подписанного в 1395 г. союзного договора с Венгрией. Во всяком случае, известно, что Влад провел юность в венгерской столице и ряде немецких городов, включая Нюрнберг, куда время от времени наезжал со своим двором будущий император Священной Римской империи. Сам Сигизмунд говорил о Владе, что тот «воспитан при нашем дворе» (и это предполагало также переход в римский католицизм).
Со смертью Мирчи в 1418 г. закончилось насильственное удержание Влада в Буде, однако юный сын князя решил оставаться при венгерском дворе в качестве пажа Сигизмунда. Обращались с ним сообразно его рангу, определявшемуся принадлежностью к свите короля Сигизмунда, и в составе этой свиты Влад сопровождал Сигизмунда в его переездах из Нюрнберга в Прагу, в Буду, в Рим и по различным городам Трансильвании. В качестве пажа он получил образование, которое приличествовало членам императорского семейства и по характеру и культуре было французским в той же мере, что и немецким, — сказывалось влияние первой супруги Сигизмунда Марии I Анжуйской. Упор делался на рыцарские доблести и кодекс рыцарской чести, а также на изучение языков — при этом космополитическом дворе знание основ немецкого, венгерского, латинского, греческого и итальянского языков представляло немалую важность. Кроме того, Владу вменили в обязанность ознакомиться со всем утомительным бюрократическим крючкотворством императорской канцелярии. При всей привилегированности своего положения Влад изнывал от тоски, мелкого соперничества и придворных интриг, его угнетал чужой нездоровый климат, равно как и германское засилье при императорском дворе.
Но главное, Влад уже не сомневался, что после разгрома при Никополе Сигизмунд потерял всякий интерес к Крестовым походам на Восток и все больше укреплялся в намерении искать удовлетворения своих политических амбиций на Западе. Для самого Влада важнейшим делом было добиться отцовского престола, который после смерти Михая в 1420 г. снова сделался объектом жестокого соперничества между оравой его внебрачных сводных братьев. В довершение ко всему в борьбу за валашский престол включился новый претендент, Дан II, сын одного из братьев Мирчи и, соответственно, двоюродный брат Влада. Этот Дан и его потомки вели с семейством будущего Дракулы борьбу столь жестокую и кровавую, что историки даже дали ей отдельное название — «вражда между Дракулешти и Данешти». По накалу страстей и непримиримости она сравнима с враждой между Йорками и Ланкастерами в Англии, между шекспировскими Монтекки и Капулетти или с противостоянием между Бургундским домом и Капетингами во Франции. Даже папа Пий II посчитал нужным упомянуть ожесточенность борьбы между двумя ветвями валашских князей в своей автобиографии, известной нам как «Комментарии».
Влад рассудил, что, чем сложа руки ожидать помощи от императора, лучше заручиться поддержкой польского короля Ладисласа II Ягайло, чье покровительство принесет ему больше пользы в борьбе за валашский трон. Польский король, время от времени соперничавший с Сигизмундом, заключил союз с Литвой, что позволило сформировать самую мощную по тем временам коалицию государств в Восточной Европе. Так что Влад знал, что делает, когда ранней весной 1423 г. под покровом ночной темноты с кучкой верных сторонников тайно покинул Буду: оставив прежнего покровителя, он желал найти в Кракове более деятельное покровительство. Но весть о побеге просочилась ко двору, и император дает приказ братьям Мартону и Дьёрдю Турзо, графам Уйвар, догнать и схватить беглеца, пока он не пересек польскую границу. Влада и его сторонников настигают, увещевают и везут обратно в Буду. В наказание за вероломство император подтвердил законность притязаний Дана II, который с 1422 г. правил Валашским княжеством. Однако других утеснений Влада не последовало, разве что император велел на некоторое время усилить за ним надзор.
Сигизмунд нашел хороший способ уберечь молодого строптивого пажа от дальнейших безрассудств подобного рода — направил его недюжинные дипломатические способности на переговоры, только-только начинавшиеся с целью подготовить почву для воссоединения Римско-католической и Восточной православной церквей, в чем сам император Сигизмунд и его византийский визави Иоанн VIII Палеолог имели каждый свой интерес. Греческий историк Михаил Дука описывает присутствие Влада в Константинополе походя и с некоторым небрежением: «В те дни там объявился один из многочисленных внебрачных сыновей Мирчи, этого распутного воеводы валахов. Как состоящий в военном чине, он был вхож во дворец императора Иоанна, где еще раньше совещался с молодыми людьми, сведущими как в военном деле, так и в подстрекательствах к мятежам. Тогда же в Константинополе побывали некие валахи, желавшие содействовать ему». Влада отрядили встретить и потом всюду сопровождать византийского императора Иоанна VIII, который высадился в Венеции 15 ноября 1423 г. в надежде заручиться военной поддержкой у морской республики, у Милана или даже у самого императора Священной Римской империи. Владу поручили убедить осажденного османами византийского императора, что, если он желает получить помощь Запада, важно, чтобы православная церковь признала главенство Святого престола в Риме. Влад сопровождал императора и на обратном пути в Константинополь и за время долгого морского путешествия постарался поближе с ним сдружиться.
Однако лукавый румын вынашивал и собственные планы, расходившиеся с официальной целью его миссии. Он отправился с императором в Константинополь, следуя давней традиции румынских и балканских князей, а именно чтобы заручиться политической поддержкой своих претензий на трон, а возможно, и укрепить свои шансы в этом деле через брак с какой-нибудь византийской принцессой. (В конце концов, Владу было не больше 28 лет, а юных принцесс, уже вступивших в брачный возраст, при византийском дворе имелось в изобилии.) С другой стороны, «экспорт» византийских принцесс с давних времен служил поколениям императоров верным средством сохранять политический контроль над Балканским полуостровом.
Первые же впечатления от колдовского очарования и блеска этой уже испускающей дух тысячелетней византийской цивилизации оставили в душе Влада неизгладимый отпечаток. Роскошь, величавая торжественность, невиданная изысканность двора, обилие и разнообразие товаров на главном городском рынке тоже изрядно впечатляли. Еще сильнее его воображение будоражили теснившиеся на прилавках местных базаров ремесленные изделия и богатая одежда: переливающиеся драгоценными каменьями затейливые украшения из золота и серебра, тяжелая шелковая парча, ткани из Фландрии, благовония и доставляемые генуэзскими и венецианскими купцами с Востока пряности, отборнейшие балканские вина, вывезенные из Европы и Азии несравненной красоты рабыни разных рас и национальностей — словом, все то, что было призвано пускать пыль в глаза неискушенному путешественнику. Наибольшей зрелищностью обладали православные ритуалы, таинственные и сложные, разворачивавшиеся под сводами собора Святой Софии, — казалось, они больше сродни мистическому диалогу между священниками и верующими, чем богослужению. Эффект от этого священнодействия усиливали щедрые воскурения ладана, как и пышное внутреннее убранство собора, покрывающие стены мозаики с ликами святых и византийских императоров, неописуемо впечатляющие иконы в золотых окладах, изображающие лики святых с возведенными горе очами, которые призывали верующих к молитве. Ослепительный блеск, величие и пышность, грандиозность константинопольского ипподрома, где на потеху публике устраивались жестокие игрища, участники которых бились насмерть с дикими животными, не говоря уже о повальной страсти суеверных константинопольцев по всякому поводу советоваться с гадателями и провидцами, — все эти диковины распаляли воображение Влада.
Погрузившись в эту колоритную заманчивую среду, Влад начал всерьез подумывать, не переметнуться ли ему от германского двора, такого блеклого и унылого, к блестящему кипучему Константинополю. Однако откровенные беседы с императором Иоанном VIII, в которых тот рассуждал о безнадежности военного положения Византии, убедили Влада, что разумнее будет вернуться к Сигизмунду. В ответ на откровенность императора румынский князь внушил ему, что его присутствие будет критически необходимым на церковных соборах, о созыве которых тогда вел переговоры Сигизмунд и которые в итоге состоялись в Базеле (1431 г.) и Флоренции (1439 г.) с целью воссоединить католическую и православную церкви. Таким образом, за те несколько месяцев, что Влад провел в византийской столице, он сыграл небольшую, но очень полезную роль в хитросплетениях переговоров о спасении Константинополя посредством воссоединения двух Церквей, которое виделось важнейшей предпосылкой для организации совместного Крестового похода Востока и Запада с благой целью изгнать турок из Европы.