Настоящий Дракула — страница 14 из 70

ле нескольких поединков Дракул воспользовался случаем щегольнуть своей необычайной рыцарской сноровкой и копьем ловко выбил из седла противника в полной броне. Некая ценительница рыцарских доблестей, наблюдавшая за поединками с императорской трибуны, бросила к ногам валашского князя золотую пряжку, украшенную надписью ровными округлыми унциальными[18] буквами. Всю жизнь Влад берег этот трофей как зеницу ока, а незадолго до смерти передал своему сыну Дракуле. В 1931 г. пряжка была обнаружена в числе предметов, сохранившихся в захоронении Дракулы на момент, когда оно было вскрыто двумя известными археологами, Дину Росетти и дядюшкой соавтора этой книги Георге Флореску; им также удалось проследить связь пряжки с тем достопамятным днем, когда Дракул получил ее в качестве трофея. На пряжке и поныне можно разглядеть имя сработавшего ее известного нюрнбергского мастера.

Глава 2. Детство и образование князя: 1431–1448

Между тем надежды Влада быстро отвоевать трон Валахии откладывались. Император Сигизмунд, верный своему обыкновению исходить в политике из целесообразности, рассудил, что, невзирая на пафосное посвящение Дракула в орден дракона, для дел империи ему выгоднее по-прежнему признавать валашским господарем сводного брата Влада, Александра Алдю, поскольку тот поддерживал молдавского князя Александра Доброго, состоявшего в лагере противников Ладисласа II Ягайло, который, несмотря на принадлежность к братству ордена дракона, как король Польши соперничал с императором Сигизмундом. В утешение Сигизмунд назначил Влада воеводой (военным губернатором) в Трансильванию с поручением «надзирать за приграничными землями» на юге, поскольку господарь Александр Алдя позволял османам использовать территорию Валахии как опорную базу для набегов вглубь Трансильвании. Весной 1431 г. новоиспеченный воевода Дракул прибыл в Трансильванию и решил обосноваться в крепости Сигишоара, выбрав ее по причине стратегически выгодного центрального местоположения. Расположенная на склонах холма крепость с необычайно толстыми стенами из камня и кирпича протяженностью 3 тыс. футов (914 км) незадолго до того была укреплена новыми оборонительными сооружениями и теперь могла выстоять против самых мощных осадных орудий, какими бы ни обзавелись турки. Мощные донжоны (массивные башни внутри крепостных стен) числом 14, поверху опоясанные парапетами с бойницами, делали Сигишоару практически неприступной. Каждый донжон именовался в честь гильдии, на деньги которой он содержался, — портных, ювелиров, скорняков, мясников, золотых дел мастеров, кузнецов, цирюльников, канатчиков. Над Старым городом до сих пор господствует величественная, увенчанная затейливым навершием Башня совета старейшин, в которой некогда помещалась местная тюрьма. Часы на башне по-прежнему отсчитывают время, и в стенном проеме рядом с циферблатом каждый час все так же исправно сменяются установленные на диске механические фигурки — как дань памяти несравненной изобретательности швейцарских часовщиков, когда-то создавших этот хитроумный механизм.

Город трансильванских саксов Сигишоара открывал множество возможностей для новой миссии Влада оказывать протекцию католической церкви, поскольку здесь уже давно обосновались многие католические ордены: бенедиктинцы, цистерцианцы, премонстранты, францисканцы, доминиканцы. (Даже сегодня на главной площади перед Башней совета старейшин, также называемой Часовой, можно полюбоваться элегантной архитектурой доминиканского монастыря, построенного в стиле ренессанса.) Среди многочисленных церквей и монастырей пестрели затейливые, выкрашенные в яркие цвета фахверковые трехэтажные дома, говорившие о присутствии здесь саксонской общины преуспевающих коммерсантов, которые торговали с Нюрнбергом и другими германскими городами Запада. Сигишоара, подобно трансильванским городам Брашову и Сибиу, служила перевалочным пунктом для товаров, следовавших с Запада, из германских городов, к Балканам, в Константинополь и к Черному морю. Для тех же целей Сигишоарой пользовались и другие западные купцы, державшие путь на северо-восток в Польшу и к Балтийскому морю.

Дом, в котором обосновался Влад, располагался на центральной площади города подле Башни совета старейшин, но, в сущности, мало чем отличался от окружавших его домов зажиточных коммерсантов. Сегодня в ряду соседних домов его выделяет небольшая табличка, указывающая, что в этом доме с 1431 по 1435 г. жил Влад Дракул. Это массивное трехэтажное строение густо-желтого цвета с черепичной крышей и узкими окошками-бойницами — типичной для Средневековья разумной предосторожностью, поскольку на улицах нередко завязывались шумные драки и побоища. Дом, по всей видимости, датируется началом XV в. С западной стороны в него вели три входа: один — в нижний этаж, где, вероятно, помещался немногочисленный караул, приставленный к особе Влада; два других входа по узкой лестнице вели в верхние этажи, где Влад Дракул принимал приближенных своего мини-двора.

В 1976 г. по случаю пятисотлетия со дня смерти Дракулы дом решили реставрировать. При удалении фрагмента старой перегородки рабочие обнаружили прелюбопытную настенную роспись в неоренессансном стиле, изображавшую троих мужчин и женщину. Центральное место занимала довольно-таки тучная фигура мужчины с двойным подбородком, сильно нафабренными усами, смуглой кожей, миндалевидным разрезом глаз под дугообразными бровями и точеным прямым носом. На мужчине белоснежный турецкий тюрбан и характерное для Восточной Европы свободное одеяние с широкими рукавами, перехваченными у запястий многочисленными застежками в форме крестиков. Что важно, левой рукой он сжимает нечто вроде жезла, какой мог полагаться Владу как воеводе, а правой рукой принимает из рук женщины золотую чашу — можно предположить, что это отсылка к незнакомке, одарившей Влада золотой пряжкой на рыцарском турнире в Нюрнберге, а может, это просто боярыня его двора. Поразительное сходство этих миндалевидных и того же миндального цвета глаз с теми, что изображены на известном нам портрете сына Влада Дракула, позволяет предположить, что обнаруженная фреска (сегодня выставленная в историко-краеведческом музее Сигишоары) представляет собой единственное дошедшее до наших дней изображение Влада II Дракула, хотя, скорее всего, оно сделано после его смерти и скопировано с несохранившегося оригинала.


Предположительный портрет Влада Дракула, отца Дракулы. Был обнаружен в 1976 г. в ходе реставрации фамильного дома Дракулы в Сигишоаре. Очевидно, копия XVII в. с более раннего портрета. В настоящее время находится в Музее истории Сигишоары. Помещенная в правом верхнем углу копия портрета Дракулы из замка Амбрас указывает на его сходство с Владом Дракулом. С разрешения редактора журнала Magazinul Istoric Кристиана Попиштяну, Бухарест


В ранней истории Румынии хронисты редко упоминали женщин в своих летописях отчасти по той причине, что валашские князья разделяли «гаремную философию» османов и не делали особой разницы между наложницами и законными супругами. Когда дело касалось наследования престола, реальное значение имело только одно — что претендент рожден правящим князем, или, по местному выражению, что в нем есть «отцова королевская косточка». Этими пробелами в летописях и объясняются споры относительно личности женщины, давшей жизнь Дракуле. По убеждению большинства историков, Дракул взял в жены старшую дочь молдавского господаря Александра Доброго (1400–1431) Кьяжну (ориг. Cneajna) из рода Мушатинов[19], родную сестру двоих сменивших друг друга господарей Молдавии, Ильи I и Богдана II, отца прославленного Стефана III Великого (Штефана чел Маре). Женитьба Влада состоялась, скорее всего, в 1425 г., после его возвращения из Константинополя. Подобный династический союз с братским румынским княжеством имел большой смысл, особенно в свете тесных связей Мушатинов с польским королем, который был бесценным союзником Влада на его пути к валашскому трону. Эти брачные узы открывают причину, по которой с тех пор и далее правящие династии Валахии и Молдавии предпочитали, хотя и не всегда, поддерживать взаимные мир и дружбу. В конце концов, Илья I и Богдан II приходились Владу Дракулу шуринами. А Стефан Великий был двоюродным братом самому Дракуле, каковое родство имеет в нашем повествовании немаловажное значение.

Старшим законнорожденным сыном Влада Дракула был княжич Мирча, родившийся в 1428 г.; вторым по старшинству — Влад Дракула, родившийся в Сигишоаре под знаком Стрельца в ноябре, а скорее в декабре 1431 г. Третий сын Влада по имени Раду появился на свет в 1435 г. и, по общему мнению, был самым красивым из братьев.

Помимо законной супруги, у Влада, как и у его предшественников, имелись несколько наложниц, и среди них была прислужница одной валашской боярыни, звавшаяся просто по имени, Кэлцуной (ориг. Călţuna). Позже она постриглась в монахини, а сделавшись настоятельницей монастыря, приняла имя мать Евпраксия. Кэлцуна и родила от Влада Дракула сына Влада, получившего прозвище Монах; соответственно, он приходился Дракуле сводным братом, впоследствии стал его заклятым врагом, а позже — преемником Дракулы на валашском престоле. Можно не сомневаться, что Влад Дракул наплодил и других незаконных отпрысков, в том числе еще одного князя Мирчу, о котором мало что известно. (По всей очевидности, семейство питало особую любовь к имени Мирча, в память своего знаменитого деда, великого господаря Мирчи I.)

В ранние и самые восприимчивые годы детства, проходившего при заштатном воеводском дворе в Сигишоаре, Дракулу окружали почти сплошь женщины — придворные дамы, повитухи из простонародья, кормилицы, няньки. На княгиню Кьяжну и жен нескольких оказавшихся в трансильванском изгнании бояр возлагалась обязанность внушать княжеским отпрыскам, что они не чета простым смертным и что, если судьбе будет угодно, она однажды вознесет их до высочайшей доли правителя. Поэтому княжичи росли в атмосфере лести, любви и преклонения, купаясь в лучах всеобщего внимания. Их высокий ранг требовал от них усвоить определенные манеры и образ поведения: следовало знать, как правильно одеваться, следовало соблюдать подобающие манеры, следовало верховодить своими сверстниками — такие уроки надежно впечатывались в сознание княжичей, учитывая, какое огромное значение общество той эпохи придавало церемониалу и требованиям этикета. Кроме того, придворные дамы обучали княжеских детей языку их народа, румынскому (на котором в армии отдавались команды).