Садистическую страсть Дракулы причинять физические и психологические страдания, безусловно, следует соотносить с нормами общественной морали и нравами того времени. Вовсе не Дракула изобрел и запустил в обиход массовые убийства, казни и пытки политических противников, нередко вместе с их детьми и домочадцами. По образу мыслей Дракула не очень далеко ушел от французского короля Людовика XI по прозвищу Вселенский Паук с его железными клетками, где он держал своих недругов. И своей жестокостью Дракула не сильно отличался от короля-бастарда Неаполя Ферранте (Фердинанда), который убивал своих врагов, коллекционировал мумифицированные трупы убитых политических противников и после похвалялся ими. Массовой резней в истории отметились и итальянские signori — реки крови в своих феодальных междоусобицах проливали в Перудже Одди и Бальони, семейства Колонна и Орсини в Риме, не отставали от них миланский герцог Лодовико Сфорца (по прозвищу Мавр), римский папа Александр VI со своим незаконнорожденным сыночком Чезаре Борджиа, а также Сиджизмондо Малатеста, недоброй памяти порочный правитель Римини, — все эти синьоры в той же мере руководствовались весьма нетребовательными этическими нормами своего времени.
Посажение на кол как способ казни и то не было нововведением Дракулы, хотя до него не практиковалось в таких широких масштабах. Эту казнь хорошо знали народы Азии, к ней прибегали турки, равно как и балканские правители, например тот же кузен Дракулы, господарь Молдавии Стефан. (В 1473 г. Стефан предал такой казни 2300 своих валашских арестантов, насадив их пупками на колья.) Вот и трансильванские саксонцы строчили судебные уложения, в которых посажение на кол конкретно упоминалось как мера наказания за ряд особо тяжких преступлений.
Но какой бы точный счет ни вести злодеяниям Дракулы, как ни оправдывать его жестокости духом времени и выискивать для некоторых из них справедливые мотивы, история документально и неоспоримо свидетельствует, что под конец его правления весь народ отвернулся от него. Многие современники Дракулы, в том числе его ставленники и присные, понимали, что рядом с этим злодеем никто не застрахован от страшной участи угодить на кол. И никак не подходил афоризм Tout comprendre, c’est tout pardonner («Все понять — значит все простить»), особенно потому, что некоторые зверства Дракулы не укладывались ни в какую разумную логику, а виделись проявлениями помраченного рассудка. Проще говоря, в ряде случаев он был повинен в бессмысленной, ничем не объяснимой резне.
При всем нашем нежелании вдаваться во фрейдистский анализ личности Дракулы мы вынуждены констатировать, что некоторые из его злодеяний, в особенности направленные против женщин, указывают на очевидные половые патологии, так и не получившие объяснения историков. Весь ритуал и механика посажения на кол, удовольствие от наблюдения за тем, как его жертвы поедают человеческую плоть, как и манера вырезать жертвам гениталии, свидетельствуют о патологических сексуальных отклонениях. Как представляется, один случай, упомянутый в русских сказаниях о Дракуле, неплохо иллюстрирует всю меру злобы, которую он питал по отношению к женскому полу. Как-то раз, повествует нам рассказчик, одна из любовниц Дракулы стала уверять его, что беременна от него. Дракула сильно разозлился, поскольку был уверен, что она лжет. Сначала он велел обследовать ее, а когда узнал, что она решила превратить его в посмешище, велел разрезать ей живот от грудей до гениталий и рассечь матку. И пока она умирала в страшных мучениях, Дракула цинично заметил: «Пускай теперь весь мир увидит, где я побывал».
Чем объяснить зверскую жестокость подобных преступлений? Ответ напрашивается сам собой, и даже неспециалист может предположить, что Дракула, по всей видимости, страдал частичным половым бессилием. И ритуал посажения на кол, вероятно, давал ему удовлетворение взамен того, которое он не мог получить из-за собственной импотенции.
В нашем обзоре внутренней политики Дракулы, помимо творимых им вопиющих зверств, обращает на себя внимание еще ряд факторов. Мировоззрение и политику Дракулы можно определить, по крайней мере отчасти, как характерную для века, заставшего окончательное исчезновение феодализма, становление централизованного государства и возвышение среднего класса. В реалиях государства, которым правил Дракула, аргументы в пользу «модернизации» и обуздания боярской вольницы в верховной власти представляются тем более основательными, что над Валахией нависали постоянные внешние опасности, угрожавшие уничтожением ее государственности. А учитывая склад ума Дракулы, даже колосажание в иных случаях можно объяснить чисто утилитарными соображениями. Хорошей иллюстрацией здесь может послужить тактика террора, которую Дракула практиковал в отношении саксонских городов Трансильвании, и к ней мы сейчас обратимся.
Глава 5. Террор в Трансильвании
Всякий поклонник кино XX в. неизменно ассоциирует вымышленного графа Дракулу с Трансильванией. Ассоциация эта во многих отношениях подошла бы и реальному историческому лицу Владу Дракуле. Эта гористая местность, составляющая западную часть современной Румынии, — обширное плато в окаймлении Восточных и Западных Карпат, — в сущности, и есть «страна Дракулы». Влад Дракула родился и в ранние годы воспитывался в трансильванском городе Сигишоара, из этой же области происходила и его первая жена. Именно из Трансильвании Дракула отправился в поход на завоевание валашского престола, и именно здесь, в Трансильвании, он надеялся обрести моральную и материальную поддержку против своих внутренних и внешних врагов. Следует добавить также, что Трансильванию с Валахией издавна связывали тесные торговые отношения. В архивах городов Сибиу и Брашова сосредоточена наибольшая часть корреспонденции Дракулы; и, когда дела в Валахии шли наперекосяк, он неизменно искал прибежища в трансильванских городах — в Сигишоаре, Брашове или Хунедоаре. Отношения Дракулы с Трансильванией периодически омрачались разного рода инцидентами, которые разрастались до трагических масштабов и потому нуждаются в объяснении.
Особенно неровными были отношения Дракулы с сообществом трансильванских саксов. После того как Венгрия окончательно присоединила к себе Трансильванию, эти новые земли требовалось заселить, и венгерские короли призвали на них колонистов, главным образом из Германии, а те с готовностью откликнулись на призыв массовыми миграциями; первая произошла в XII в., а следующая — в конце XIII в., вслед за разорением городов и массовой резней, которыми сопровождалось вторжение орд Чингисхана и последующих монгольских завоевателей. Переселившихся в Трансильванию немцев собирательно называли саксонцами, поскольку Саксония служила переселенцам местом сбора для дальнейшего пути на восток. В сущности, переселенцы шли не только из самой Саксонии, но и из Рейнланда, долины Мозеля, из Брауншвейга, Вестфалии и Люксембурга. Большинство селились в Южной или Северной Трансильвании и строили там мощно укрепленные города — по сути, это были привилегированные самоуправляющиеся общины, пользовавшиеся огромным влиянием в народном собрании Трансильвании (Congregatio), которое созывалось трансильванским воеводой или венгерским королем. Трансильванские саксонцы были официально признаны отдельной «нацией», хотя и под верховной властью воевод Трансильвании. Такого же рода привилегии были дарованы и менее численным секеям (о чьих азиатских корнях упоминалось выше). Как и саксонцы, секеи были католиками, а католицизм являлся единственным установленным в Трансильвании вероисповеданием. Укрепленные саксонские города управлялись избираемыми бургомистром и городским советом, которые были до известной степени независимы и сохраняли лояльность своим родным местам в Германии, с которыми их связывали сентиментальные чувства, а также религиозные и культурные узы. И вследствие этого трансильванские саксонцы были склонны поддерживать интересы правивших Австрией Габсбургов. В сущности, каждый саксонский город проводил самостоятельную внешнюю политику, и она не всегда совпадала с политикой венгерского короля или воеводы Трансильвании. И пока на венгерском престоле сидел представитель династии Габсбургов Ладислас V Постум, проблем с лояльностью саксонских городов не возникало. После его смерти в 1458 г. большинство саксонских городов Трансильвании предпочли обратить свою преданность на другого Габсбурга — императора Священной Римской империи Фридриха III, в котором видели «родственную кровь», нежели взять сторону клана Хуньяди, который считали пришлым.
Мы уже упоминали эти саксонские города под их румынскими именами, хотя в те времена в обиходе были их немецкие названия. Наибольшее значение имели Брашов, самый крупный из саксонских городов Трансильвании, затем шли Сибиу, родина Дракулы Сигишоара, Себеш и Бистрица, чьи окрестности выбрал местом действия своего романа незабвенный Б. Стокер. Население этих городов численностью от 4000 до 10 000 жителей придерживалось традиционных немецких ценностей, к коим относились: усердный труд, бережливость и хозяйственность. Города производили множество разнообразных товаров, предназначавшихся не только для местного потребления, а сами производители по средневековому обычаю объединялись в профессиональные гильдии. Трудившиеся в городах мясники, сапожники, портные, часовщики, золотых дел мастера, ювелиры, ткачи и шелкоделы, отливщики и скобянщики гордились качеством своей работы, высокие стандарты которой славились по всей Восточной Европе. Они умели угодить изысканным вкусам богатой верхушки общества. Как уже отмечалось, одна ремесленная отрасль особенно привлекала интерес высших военачальников, включая турецкого султана, — эти города производили огнестрельное оружие из плотной стали или бронзы. Широкую известность в этом деле приобрели литейные цеха Брашова, где отливали бомбарды, и пороховые мастерские Сибиу — саксонских оружейников Трансильвании определенно можно назвать Круппами XV в., сведущими во всех новшествах в производстве оружия. Обогащению саксонских городов также немало способствовала дарованная им венгерской короной монополия на разработку богатых золотосодержащих, серебряных и медных руд, которые со времен Античности добывались в Трансильванских Альпах.