Развернувшись, я твердым шагом покинул кладбище.
Начало отсчетаДень первый
После поминок в столовой мы с матерью вернулись домой. Дядя Толя приехал немного позже. Напоив мать успокоительными препаратами, хотя какие тут, к черту, успокоительные, я уложил ее в постель, а сам присоединился к уже ожидавшему меня на кухне Анатолию Иосифовичу. Усевшись на стул, я налил себе полную рюмку водки и выпил… Мы, как положено в таких случаях, пили не чокаясь. Потом я закурил и посмотрел на дядю Толю.
— Ну, давай, дядь Толь, подробненько — что тут произошло?
Анатолий Иосифович медленно осушил свою рюмку, так же медленно взял дольку огурца и кусочек колбасы. Тщательно прожевав, он начал свой рассказ:
— Видишь ли, Влад, примерно год назад, может, чуть больше, в нашем городе появилась новая то ли партия, то ли организация, то ли хрен их знает кто… называются они: «Народно-патриотический союз рабочих». Не знаю, какая у них программа, но одно знаю точно: рабочих там, как у меня волос. — Он провел ладонью по абсолютно лысой голове. — Я в это дело не вникал, но твой отец… ты ж его знаешь, не мог молчать и при всяком удобном случае чихвостил их почем зря. — Дядя Толя умолк и наполнил рюмки. — Давай за твого батьку, добрый був чоловик, — ни с того ни с сего перейдя на украинский язык, проговорил он. Мы выпили.
— Дальше что? — поторопил я его.
— А дальше то, что твой отец раскопал какой-то материал и хотел опубликовать его в областной газете. — Он прервался, закурил папиросу. — Ему стали звонить и угрожать.
— Кто? — играя желваками, спросил я.
— А кто их знает, они же не назывались. Просто звонили и требовали, чтобы он забрал материалы из газеты. Я ему говорил! — неожиданно крикнул он и ударил кулаком по столу. — Не лезь в это дело. Так нет же, ему больше всех надо. — Дядя Толя закрыл руками лицо и некоторое время молчал, тяжело дыша. Потом он успокоился и продолжил: — Первый раз, это было недели две назад, отца подстерегли в подъезде. Сильно не били, так, стукнули пару раз и предупредили, что в следующий раз убьют… Так он же у тебя смелый… Говорит мне: «Я их все одно на чистую воду выведу»… Вывел, — он тяжело вздохнул. — На него напали пять человек, били этими… как их, ну, палки… ими еще в какую-то амэриканьськую игру играють.
— Бейсбольные биты, — подсказал я ему.
— Точно, они самые. И ногами били. Всех их сразу же задержали, но буквально через час отпустили.
Я ткнулся было к милицейскому начальству, пытался возмущаться, а мне говорят: иди, мол, отсюда, старый пердун, не надо тут нам воздух портить. Твой друг сам виноват — напился и кинулся с ножом на одного из проходивших мимо мальчиков. Остальные, мол, заступились за него.
— Так что, дело не возбудили? — ошарашенно спросил я.
— Нет никакого дела, Владик, несмотря на то, что этим занялась городская милиция, он ведь как-никак почетным гражданином города был. — Старик не выдержал и заплакал.
Я не стал его успокаивать, тут самому впору платочек к носу подносить. Оставив его одного — пусть поплачет, — я прошел в гостиную, где стоял телефон. Позвонив нескольким своим давнишним приятелям, я уже через полчаса получил достаточное представление об этом «Союзе». Каждый из говоривших со мной имел свое мнение об этой организации — кто хорошее, кто плохое, а кто вообще никак ее не воспринимал, — но все сходились в одном: связываться с ними — себе дороже.
Следующий мой звонок был Камбале — моему дружку, с которым мы вместе в органах работали, потом я перевелся в столицу, а он остался здесь. В дальнейшем наши судьбы также схожи — уволившись из органов, Камбала открыл свое детективное агентство.
Хмара Алексей Сергеевич получил прозвище Камбала совсем не из-за того, что он был плоским, наоборот — это был огромного роста, очень толстый светловолосый детина тридцати девяти лет, а прозвище у него появилось после службы на флоте.
— Привет, Камбала, — поздоровался я, услышав в трубке его голос.
— Здоров-здоров, — ничуть не удивившись, ответил он. — Наслышан о твоем приезде.
— Так-таки наслышан — я всего несколько часов в городе.
— Ну-у, у нас же тут деревня, хоть и большая, но все же деревня — ты еще из поезда с блондиночкой выходил, а мне уже стукнули.
— Хорошо работаешь, — похвалил я его. — Тогда ты, наверное, знаешь, зачем я тебе звоню?
— Зачем звонишь, не знаю, но, зная тебя, догадываюсь. — В трубке возникла пауза.
— Ну, раз догадываешься, тогда где и во сколько?
— Кафе «У дороги» помнишь? — спросил Камбала.
— Конечно.
— В семь вечера жду, — и он положил трубку.
Я заглянул к маме — она спала, вздрагивая во сне всем телом, — вернулся на кухню, где сидел Дед, уставившись ничего не видящим взглядом в стену.
— Дядь Толь, — положил руку ему на плечо, — мне сейчас нужно уйти, а вернусь я, наверное, поздно. Ты сможешь побыть с мамой?
— Конечно, Владик, о чем речь, — охотно согласился он.
— Шо надо?! — услышал я окрик дежурного, когда в четыре часа дня нарисовался в городском управлении милиции.
— Да так, ничего. Просто гуляю, — хмуро ухмыльнувшись, ответил я.
— Тогда гуляй отсюда.
Мужичок, торчавший за перегородкой, был явно пенсионного возраста и орал скорее всего не для порядка, а с перепугу, поскольку находился в помещении дежурного один. Его старания не прошли даром — из двери в глубине комнаты выглянул моложавый сержант с отвислыми щеками.
— Чего тут, Петрович? — не прерывая процесса жевания, пробубнил он.
— Та ходют тут разные, сами не знают чего, — пожаловался тот, кого звали Петровичем.
Сержант наконец-то прожевал, откашлялся, настраивая командный голос, грозно посмотрел на меня, открыл было рот, чтобы сообщить мне, кто я такой и куда мне следует идти. Но вдруг его взгляд изменился.
— Влад, ты, что ли? — не веря своим глазам, произнес он.
— А что, могут быть сомнения? — ответил я, пытаясь вспомнить, откуда я могу знать этого сержанта.
— Не помнишь, — догадался он. — Я Скороходов Сашка, вы, младшие инспектора, меня Скороходом звали.
И тут я вспомнил того худенького паренька, который еще школьником вступил в созданный тогда при отделе карманных краж комсомольский оперативный отряд. Руководили этим отрядом мы — младшие инспектора (так нас тогда называли) уголовного розыска.
Скороход в те времена полностью соответствовал своему прозвищу: мало кто мог состязаться с ним в скорости и выносливости — он выходил «на транспорт» ранним утром и заканчивал работу поздним вечером. Работка была не из легких — проездить целый день в переполненных троллейбусах, да еще и выявить среди массы народа карманного вора. А если тот потянет кошелек, задержать его и доставить на базу, прихватив с собой терпилу и пару свидетелей, что зачастую не менее сложно, чем задержать преступника.
Веселые были времена.
— Я смотрю, ты раздобрел, — отключившись от воспоминаний и окинув взглядом бывшего Скорохода, сказал я.
— Ну так, — он самодовольно похлопал себя по колыхнувшемуся животу. — У моей тещи хозяйство свое, так что на жизнь не жалуюсь.
— То-то я смотрю — жиры колышутся, как море в штормовую погоду.
— А ты не изменился, — прищурив свои припухшие глазки, в которых блеснул злой огонек, пробормотал он.
— Как видишь, — коротко ответил я. — Ты лучше скажи, у кого дело моего отца?
— У зама по оперработе, — не задумываясь, ответил он, словно уже ждал моего прихода.
— А кто сейчас зам?
— Ты его не знаешь, он из новеньких. Перевелся откуда-то из области, — пояснил Скороход.
— Из наших кто-нибудь остался? — без особой надежды поинтересовался я.
Я уже был наслышан о прошедшей в городе волне увольнений. Это было лет семь-восемь назад, в те времена я уже обосновался в Москве, тогда в свете решений нового правительства решили провести чистку. А как известно, в нашей стране в первую очередь чистят лучших. Шестерки и лизоблюды под чистки не попадают. Результаты чистки были таковы, что многие из моих знакомых, стоящие сыскари, которые вместе со мной начинали с младших, оказались за бортом.
— Дуча сейчас старший опер, — прервал мои грустные мысли Скороход.
— Что, на большее не тянет? — с иронией проговорил я.
— А я знаю? — пожал он плечами. — Я тут не начальник.
— Ясно. Какой у него кабинет?
— Двадцать первый. Это на…
— Я помню, — не дал я ему договорить. — Бывай. — Я кивнул на прощание головой и направился к выходу из дежурки.
— Может, как-нибудь посидим, вспомним былое? — крикнул мне вдогонку Скороход.
— Посидим, — буркнул я, ни на йоту не сомневаясь, что с этим типом я пить не буду.
Свое прозвище Дуча получил от фамилии Дучник. Я подошел к нужному мне кабинету и, постучав (мало ли чем он там может заниматься?), открыл дверь. Из-под рыжих аккуратно подстриженных волос в меня стрельнули, несмотря на возраст, все еще озорные, но уже с отпечатком мудрости глаза. Дуче хватило одного мгновения, чтобы узнать меня. Он выскочил из-за стола и кинулся обниматься.
— Здоров, дружбан… Ну, как ты, хрен моржовый? — тиская меня, приговаривал он.
— До встречи с тобой травм не было, — высвобождаясь из стальных объятий невысокого и худенького на вид Дучи, прохрипел я.
— Ладно прибедняться — тебя раздавишь, — всем своим видом излучая радость, сказал он. И быстро повернул торчавший в замке ключ. — Давай к столу, сейчас за встречу сообразим. У меня тут кое-что есть.
— Кто-кто, а ты, похоже, совсем не изменился, — улыбнулся я.
— Какое там меняться — у меня на это времени нет. — Он извлек из стола початую бутылку водки и сверток, вероятно, с закуской.
— Извини, Дуча, но сейчас не могу, — решительно отверг я его предложение. — Я и так сегодня уже напринимался. У нас еще будет время, вот тогда мы с тобой за все годы, что не виделись, на душу примем — это я тебе обещаю. Я хочу с вашим зампоопер встретиться, — объяснил я еще одну причину своего отказа.