Памятка на военном аэродроме:
– Механик, помни: если самолёт не сядет – сядешь ты!
Ух, ты! Красиво плывёт вон та группа в полосатых купальниках. Групп было три. И купальники серые, с красными кругляками. В горошек, мать их. Сначала клином шли три бомбардировщика, потом клином шли … ещё три бомбардировщика, а следом три мелких истребителя. Бомбардировщики прикольные – с двумя хвостами.
Спутать три первых было не с чем. Им недавно на штабных учениях рассказывали про японскую авиацию и показывали картинки. Это был практически полностью скопированный с немецкого двухмоторного самолёта К37 производства фирмы «Юнкерса» цельнометаллический бомбардировщик «Киу-Сан-Сики Юбакугекики» («тяжёлый самолёт-бомбардировщик тип 93», сокращённо – «93-Юба-ку»), вошедший в историю как Ки-1.
Лектор рассказал, что к началу 30-х годов авиационная промышленность страны Восходящего солнца постепенно вырастала «из пелёнок», переходя от копирования зарубежных конструкций к разработке более или менее оригинальных аэропланов. Только вот полностью отказаться от копирования опыта более развитых стран Япония ещё не могла – для начала нужно создать школу. Кроме того на международном рынке можно было без труда приобрести новейшие образцы любой техники, а дальше использовать заложенные в них технические решения в собственных разработках. Зачем изобретать велосипед, если его просто можно купить. В случае с бомбардировщиками таким образцом (велосипедом) стало новое изделие «Юнкерса» – двухмоторный самолёт К37. Этот самолёт представлял собой вполне себе современный по нонешним временам свободнонесущий моноплан с фирменной «юнкерсовской» гофрированной обшивкой и двухкилевым оперением. Согласно замыслу конструкторов, К37 должен был стать многоцелевым боевым самолётом для поддержки сухопутных войск на поле боя – разведчиком и лёгким бомбардировщиком.
Японцы чуть его переделали – поставили свои пулемёты «тип 89» калибра 7,7-мм. Двигатели тоже заменили на отечественные новейшие 12-ци-линдровые V-образные моторы жидкостного охлаждения «Мицубиси» В1, мощностью 750 л.с. И начали на заводах Мицубиси клепать. Наш лектор не хвалил. Слабоват для бомбардировщика, берёт всего тонну бомб. Или двадцать пятидесятикилограммовых или десять стокилограммовых. А ещё кабина пилотов расположена неудачно. Они ничего не видят. Ведь впереди стеклянная кабина на носу для двух стрелков-пулемётчиков.
Во второй тройке летели те же самые Ки-1. Замыкали воздушный парад три истребителя «Тип 91» или «Nakajima Army Type 91».
А что, боятся – значит уважают, вон сколько сил прислали сыны Ямато против его взвода. Шесть «бомберов» – это шесть тонн бомб. Куда их сбрасывать только собираются?
Что мог заметить наблюдатель. Стреляли по катерам с высоты «Орёл». Мины они, должно быть, приняли за обстрел артиллерией. Первую волну десанта наблюдатели из-за тумана видеть не могли. Ладно, бережёного бог бережёт.
– Орлы, давайте все к «Верблюжьему горбу». Якимушкин, ты с ребятами останься, если «Пулемётную горку» бомбить начнут, то ответишь, а так сиди, как мышь под веником.
Сборная солянка с артиллеристами смылась, и на высоте остался только Брехт с тремя зенитчиками. С самолёта их увидеть невозможно. Во-первых, деревья прикрывают, хоть и без листьев, а во вторых над окопом и пушками натянута коричневая маскировочная сеть. Целый рейс пришлось МП-1 делать, чтобы столько привезти. Вот сразу и не жалко стало, как увидел шесть тонн бомб.
Как и думал Брехт, самолёты сделали разворот на сопку «Безымянная», развернулись, чуть снизились и стали снижаться к сопке «Орёл» – заходить на бомбометание.
– Удачи вам, – улыбнулся Иван Яковлевич и сразу успокоился.
Вздрогнула земля. Триста метров – это ерунда. Да ещё ветер как раз юго-восточный. Противный кисло-горький дым потянулся на сопку. Поднялась куча пыли и последовала за дымом.
Все бомбы за один раз Ки-1 выбросить не смогли, ушли за реку, развернулись и пошли на второй заход. И тут Ивану Яковлевичу опять захотелось повоевать. Прямо руки зачесались.
– Якимушкин!
– Туточки.
– Отнесите спарку вон к тому дубу, и как они отвернут к себе на третий заход, и вас видеть не смогут, врежь им со всей дури.
– Есть врезать со всей дури из «сенокосилки»! – понравилось название для американцев.
Ждать пришлось не долго. И Браунинги не подвели, а Александр Якимушкин всё же лучший снайпер всех времён и народов.
Только ещё перестали грохотать последние взрывы, как зарокотали пулемёты. Тада-дах. Тада-дах. Правый бомбовоз задымил и клюнул носом. Тада-дах, и следующий в строю вспух огромный облаком света и дыма, в неизрасходованный боекомплект попал Сашка, шедший за ним истребитель влетел в это облако и вынырнул уже сам горящий, тоже клюнул носом, и потом вовсе ушёл в пике.
А Якимушкин молодец. Не стал ждать ответки. Зенитчики и железнодорожники подхватили переносной зенитный комплекс и порысили назад.
Брехт направил бинокль вслед удаляющимся самолётам. Нет. Не развернулись. Наоборот, уходили явно на форсаже. Ну, теперь точно наградят. Или сошлют. На Магадан. Как там у Филатова?
Только не на Магадан.
Это мне не по годам,
Я туда пока доеду,
Опасаюсь дуба дам…
Событие пятьдесят второе
Народная примета. Если вам перебежал дорогу заяц, значит, за ним гонится контролёр.
Из народных примет: когда чиновник врёт, у него растёт … коттедж.
Если вилка со стола падает – баба придёт.
Если нож – то мужчина.
А если граната – то придёт полный пипец!
Правильно Лермонтов написал:
Вот затрещали барабаны -
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Брехт около часа не выпускал бинокль из рук, всё ждал, чем бусурмане ответят. Бусурмане не показывались. Берег неприятельский вымер. Вернулся Светлов и доложил, что уничтожены две группы интервентов. Одна в восемь человек, вторая в сорок три. Пятеро японцев сдались в плен, все ранены, одни офицер. Ранен легко. Остальные бились до конца. До последнего японца. Тяжко с этими самураями воевать. Есть потери и у нас. Ранено двое диверсантов и один убит. Поморщился Иван Яковлевич, вздохнул, раненых подлатают, а вот Юрия Макарова не вернуть. Шустрый был такой парень, блондинистый и веснушчатый. Зуба одного не было, переднего, и когда улыбался, все тоже прыскали. Комичная рожица получалась. Трое уже, выходит, полегли. В реальной истории больше тысячи. Так ничего и не закончилось ещё.
– Нет, Иван Ефимович, – ответил комбат, на вопрос Светлова, где могилы копать. – Сейчас самолёт прилетит, и отправим их в часть. Там похороним. Будет братская могила с памятником и золотыми надписями, с клумбой цветов. В комсомольцы и пионеры станем у памятника пацанов принимать.
– Что делать будем? – это Балабанов поднялся на сопку.
– Не знаю, товарищ комиссар. Мы свой ход сделали, теперь их черёд. Хотя. Вот вовремя, ты, Василий Васильевич, подошёл. Сейчас визит вежливости нанесём.
– Что задумал? – опасается комиссар, есть ведь приказ не поддаваться на провокации. Комиссар не то, чтобы не нравился Брехту. Нормальный мужик, верит в то, что говорит. И даже большая волосатая родинка на щеке не раздражала, хоть и не приятно смотреть. Это же Василий Васильевич её себе не сам прилепил. Но вот другом не станет. Он другой. Приспособленец. Ну, да не судите и не судимы будете. Время сейчас такое. Выжить бы. Не мы такие – жизнь такая. Одним словом, не Матросов.
– Разведку. Пойду, пообедаю. Всем отдыхать. Наблюдателем следить за небом и берегом на самом западе. Нет. Давай-ка, Василий Васильевич, организуй троих железнодорожников на сопку «Чёрная». Пусть наблюдают за островом «Песчаный» и посёлком на той стороне – Мантакусан, который. Что-то подсказывает мне, что в следующий раз они там должны попробовать переправиться.
Поел чего-то в лагере, даже не запомнил, переоделся, наконец, а то весь в ремках, не командир героев Хасана, а бомж послеперестроечный. Даже почувствовал себя лучше. А тут и летающая лодка приземлилась, уже научившийся пилот лихо сам подрулил к причалу. Навстречу вышел и пилот истребителя И-5 Матвей Попов. МП-1 привёз бомбы. Немного, тонну всего, все двадцатикилограммовые. На сдачу довёз противопехотных мин.
В СССР до самого последнего времени, вследствие тяжёлого экономического положения страны, развитие минного оружия не шло дальше разработки опытных образцов мин и выработки тактики их применения. В основном, вместо мин выпускали брошюры. Например, в 1924 году было издано «Наставление РККА по подземно-минному делу» и в 1928 – «Наставление по подрывному делу».
К 1928 году военное руководство СССР уже выработало определённые представления о месте и роли минного оружия в современной войне, на основе которых были сформулированы тактико-технические требования к образцам инженерных боеприпасов.
Но одно дело книжку написать и совсем другое мину безотказную выпустить. Одни из первых серийных мин Иван Яковлевич сумел себе урвать. Это была противопехотная фугасная мина образца 1933 года (ППМ обр. 33 года). Мина небольшая всего граммов двести весит. Привёз самолёт несколько ящиков.
Брехт, когда их в прошлом году получили, только поплевался в сторону конструкторов (хотя, вряд ли до Москвы доплюнул), и дал команду своим инженерам разработать на том же взрывателе подобие гранты Ф-1, только зарываемой в землю. А то этот выстрел в ногу, который в головах советских учёных поселился, вещь без сомнения коварная, но уж больно трудоёмкая работа по установке сотен таких игрушек, да и видно становится, что тут порылись. Ну, раз прислали, то закопаем в песочке. А заодно и свои самоделки. Только на этот раз глупости не сделаем, и закопаем подальше от Цзян-шиней. А то ведь опять из пушек начнут палить, и мины вхолостую истратим.
– Матвей, ты пообедал? – спросил лётчика, когда вытащили на берег взрывоопасные подарки.