Сури постепенно отбросила все условности, за которые раньше упорно держалась, и сегодня она открыта для более значимых достижений. Рю отворил дверь в свой разум и наконец обратил внимание на себя. Эти двое нашли нужные решения: Сури поняла, что не обязана быть первой во всем, а Рю научился отстаивать свою позицию. Но, несмотря на это, я не могу гарантировать, что их души вновь не покинут тела. Надеюсь, что наша встреча состоится очень и очень нескоро.
Как вам уже известно, после воссоединения память души о времени, проведенном вне тела, мгновенно стирается. Прошу позволить мне еще ненадолго встретиться с ними.
От Сури и Рю я часто слышал о ненависти. Это чувство сложно поместить в рамки одного слова, его нельзя понять, ни разу не испытав. Как я уже писал в предыдущем отчете, люди – загадочные создания. Когда эти двое находятся рядом, между ними летают искры. Наверное, это присуще людям. Многие из них пытаются понять себя сквозь призму окружающих. Сури и Рю, кажется, не были исключением.
Сейчас я понимаю, почему моя должность называется «охотник за душами». У оленя, со всех ног бегущего от тигра, такая же мятущаяся душа. Иногда трудности показывают, кто мы есть на самом деле.
Знакомство с ребятами было сложным и утомительным, но каждый из нас о многом узнал. Я вот, например, выписал парочку бранных слов, которыми сейчас пользуются люди. Если вам будет интересно, могу ими поделиться… Вернусь в наш мир после последней встречи с этими двоими. На этом завершаю свой отчет.
Пора возвращаться
Монета с грохотом упала на тротуар.
– Извините, у вас…
Мужчина в черном капюшоне остановился и развернулся вполоборота. Лица его было не разглядеть, потому что он стоял против солнца. Я сделал шаг навстречу, но он отвернулся и, странно улыбаясь, пошел прочь. Неужели это не его? Я рассмотрел монету: она была совсем маленькой – наверное, номинал небольшой, но с довольно четким изображением двоих детей, смотрящих друг на друга. Должно быть, иностранная. Когда я оторвался от монеты, человек в черной куртке уже исчез.
– На что ты уставился? – догнал меня староста класса.
Мы вместе ходили на дополнительные занятия по математике здесь, неподалеку. Несмотря на то что были каникулы, я обращался к старосте по-прежнему уважительно.
– Да вот, на дороге нашел, владельца нигде не видно.
Староста наклонился и посмотрел на монету:
– Правда? Она больше похожа на игрушку, выбрось ее.
Для игрушки она казалась слишком тяжелой. Монета ярко блестела – возможно, она сделана из настоящего серебра. Более того, изображение детей было тщательно отчеканено. Я решил оставить монету и сунул ее в карман: вдруг она принесет мне удачу?
– На улице холодрыга, чего здесь стоишь? Зайди в здание, где у нас курсы. Если уж и ждать кого-то, то в тепле, – позвал дрожащий с головы до пят староста.
Ночью был сильный снегопад, в город пришли морозы. За один день весь мир стал белоснежным.
– Я здесь, потому что деревья красивые, – ответил я ему.
На голых деревьях распустились снежные цветы. Я даже не понял, в какой момент прогулка превратилась в созерцание природы вокруг. Хотелось сделать несколько снимков, но с приходом старосты момент был упущен.
– Курсы и на каникулах, что ли, работают? Все то и дело говорят, что нам через год выпускаться, от этого как-то не по себе становится, – ворчал староста. – Ын Рю, а ты уже выбрал, куда будешь поступать?
Он подтолкнул меня в бок и все подначивал:
– Неужели правда пойдешь на писателя учиться? Слышал, твои друзья по кружку поэзии тоже выбрали это направление.
– А ты хоть одного из них знаешь?
Староста покачал головой и цокнул языком.
– Тогда почему до сих пор в их кружке? Ради учителя?
Возможно, так оно и было. Если бы не учитель, я бы никогда не записался в школьный кружок поэзии.
– Нет, я хожу на занятия не ради него.
– Тогда зачем?
– Мне нравится читать стихи, от них на душе теплее.
В этот момент рука старосты коснулась моего лба.
– Так, жара нет. Что еще тебя может беспокоить?
Я смахнул его руку.
– А в мире есть хоть один полностью здоровый человек? У людей всегда что-то страдает: либо тело, либо разум.
Я снова посмотрел вверх, на засыпанные снегом ветви. Мне кажется, что холодной зимой все живое внутри сжимается в узелок. А еще у меня тоже, как у деревьев, с течением времени становится все больше годичных колец.
– Ты когда-нибудь проезжал тоннель на поезде? – спросил я старосту.
– Почему ты спрашиваешь? – нахмурился староста.
Сам не знаю. С чего вдруг я заговорил об этом?
– Наверное, нет такого человека, который ни разу не ездил на поезде. В праздники, когда на дорогах огромные пробки, мы с мамой и папой всегда катаемся на них.
– А что ты чувствуешь, когда попадаешь в тоннель?
Староста ответил спокойно, будто примирился с моими сумбурными вопросами:
– Темно, душно. Что еще тут можно сказать?
Вот почему люди часто сравнивают проблемы в жизни с тоннелями: внутри них темно, тесно и душно, оттуда хочется выбраться как можно скорее.
– По-моему, в таком мраке человек способен лучше разглядеть себя. Как думаешь?
– Чего?
– Ну представь: ты едешь в тоннеле и видишь свое отражение в окне поезда.
– Что ты хочешь мне сказать?
Я сам себя не понимал, что-то внутри меня хотело поговорить об этом. Темные и сложные времена, из которых хочется побыстрее вырваться, – именно так можно описать всю свою жизнь. Когда поезд едет в душном и темном тоннеле, в окне я четко вижу свое отражение.
– Ын Рю, что с тобой в последнее время происходит?
Мы со старостой остановились.
– Я определился со специальностью, буду поступать в институт природы и экологии, на кафедру минералогии.
– Совсем спятил! – Старосту крайне удивил мой выбор.
Я засмеялся и пожал плечами. Одноклассник же никак не успокаивался:
– Ты это маме уже говорил? Вот она обрадуется!
– Конечно, обрадуется, это ведь мое желание. Она точно не будет против.
До меня донесся мамин голос, похожий на весенний ветер, он говорил:
– Тогда тебе было семь, я оставила тебя пожить с бабушкой. В ту ночь Ван постоянно просыпался, плакал и жаловался на боли в животе, в стуле оказалась кровь. Наутро я быстро собрала вещи, и мы поехали в больницу. Даже там ему не стало лучше…
«Почему я остался один у бабушки?» – этот вопрос так долго меня мучил. Потом я отпустил эти переживания, но все-таки слишком поздно узнал, что тогда произошло на самом деле.
– Слушай, не говори ерунды, давай лучше сходим на тот фильм?
«Тот фильм»? Я удивленно смотрел на старосту.
– Ну, недавно отправлял тебе трейлер, помнишь? Пойдем посмотрим.
Я нервно сглотнул и вздохнул:
– Ну…
– Что, на сегодня у тебя другие дела есть?
Я изо всех сил старался выдавить из себя улыбку.
– Да нет, такие фильмы мне не очень нравятся. Можно посмотреть что-то другое.
– В новом году ты прямо другой человек. Впервые слышу, чтобы отказал кому-то! Ты куда?
– Не знаю.
– Не знаешь? Что у тебя за секреты? Странный какой-то в последнее время…
Я тоже не понимал, что со мной случилось. Казалось, будто стал совершенно другим человеком. Уверен, со временем это странное чувство пройдет, поэтому незачем торопить события.
Я спросил у старосты:
– Ты сейчас домой?
– Нет, сначала забегу в аптеку, надо купить пробиотиков. Без них после обеда может живот заболеть.
Парень попрощался и ушел.
Иногда человеку кажется, что он совершенно спокоен, хотя на самом деле нет. Это как с усиками муравья: никто не подозревает об их существовании до того момента, как где-нибудь не прочитает об этом. Что теперь думает обо мне староста? Понимать чувства других не так просто, как кажется. Я посмотрел вслед однокласснику и продолжил свой путь.
Интересно, а Ван догадывался о том, что разрушенные вещи можно собрать заново? Жизнь не так прочна, как бетонные здания. Она больше похожа на башенку из коробок, которая теряет устойчивость от одного неверного движения. Ее можно было отстроить еще раз, и раньше Ван постоянно этим занимался. Он просил меня: «Брат, дай мне ту коробку». А когда его башня рушилась, он хлопал в ладоши. Ван знал, что однажды разрушится и наша семья. Ветер доносил тихий голос, он говорил: «Ничего, все будет хорошо. Все можно собрать заново». Холодная зима скоро закончится, за ней придет весна. Пусть любимые цветы Вана вновь расцветут, пусть мама сохранит их в своем сердце.
– Все-таки дойду до парка, – произнес я.
Теперь у меня есть новая деталь для моей башни. Из кармана я достал монетку. Серебряное изображение двух детей, смотревших друг на друга, сверкало в лучах зимнего солнца. Я подбросил монету, она взлетела в воздух и упала на ладонь. Зажав ее в руке, я пошел к станции.
На вид девочке было примерно десять лет или чуть больше. Она заплатила за поездку, села у окна и стала смотреть на дорогу. Никто ее не сопровождал. Я подумала: «Интересно, куда она едет?» Судя по ее напряженному выражению лица, девочка впервые едет в общественном транспорте одна. Почему-то мне стало тревожно.
Некоторое время она повозилась с телефоном, затем помотала головой и снова посмотрела в окно. Ее губы были сжаты, она явно нервничала. Когда автобус подъехал к следующей остановке, у нее зазвонил мобильный телефон. Девочка убрала длинные волосы за уши и провела по экрану пальцем. Я услышала только половину диалога:
– Сейчас остановка «ЖК “Скай”»… Да, помню, мне выходить на «Медицинском центре». Я позвоню, когда встречусь с бабушкой. Да, хорошо.
Девочка еще что-то сказала, а затем положила трубку. Ее ответов мне было достаточно, чтобы восстановить полный разговор. Когда ребенок один едет в автобусе, конечно, ему страшно. Жутко наблюдать, как на соседних полосах едут другие машины.