Ехать просто так было скучно, и по дороге я связался с Грековым.
— Как успехи?
Его Метка полыхнула удивлением. Ненадолго — взял он себя в руки практически сразу.
— Приказ есть. Пытаюсь притормозить выполнение. Пока никак.
— Князь в курсе?
— О, точно. Сейчас свяжусь.
Связывался Греков не в общем канале, поэтому я не услышал, что он говорил. Зато услышал, что сказал Шелагин:
— Мне кажется, в последнее время ваш отец находится под сильным влиянием Арины Ивановны. Выполняет ее желания и даже требования. Как будто глава страны она, а не он.
— Не преувеличивайте Павел Тимофеевич, — недовольно бросил цесаревич.
— Я, скорее, преуменьшаю проблему, — не согласился Шелагин.
— Уверен, сейчас мы переговорим с отцом и все разрешиться.
Но в его голове уверенности не было ни на гран, а вот зарождающаяся паника — была. Видно, начал подозревать, что ситуация вышла из-под контроля.
Пока мы доехали до тюрьмы, я окончательно замерз. Лишнюю магию старался не использовать, чтобы не демаскироваться, так что начал согреваться, только когда перенесся с машины. Было это уже во дворе тюрьмы.
«Можно будет посмотреть, выпало ли что из императора, — заметил Песец. — Сразу поймешь, стоило ли рисковать или решение уйти было правильным».
Подниматься с цесаревичем и князем Шелагиным я всё же не рискнул. Скоро здесь начнется беготня и вопли. В таких условиях мое пребывание может перестать быть тайным. В конце концов, неужели Шелагин не расскажет, что там валялось рядом с императором? Он же мой дед, ему нужно меня образовывать в плане взаимодействия со всеми этими структурами.
Метка Шелагина перемещалась быстро, а значит, цесаревич почти бежал. У нужной камеры они оказались в рекордные сроки. Императорская охрана сразу преградила путь наследнику.
— Его императорское величество приказал никого не пускать на время переговоров с заключенной.
— Меня это не касается, — зло бросил цесаревич. — С дороги.
Дверь открывалась с немузыкальным скрипом, после чего цесаревич заорал:
— Отец!
Началась беготня и вопли, как я и предполагал. Зачем-то вызвали целителя, который констатировал, что смерть произошла уже давно и оживить пациента нет возможности. Цесаревич выдавал какие-то бессвязные звуки — подозреваю, что и в голове его сейчас творилось то же самое. Его привычный и понятный мир рухнул в одночасье.
— А где заключенная? — напомнил о себе Шелагин. — Сбежала? Хорошая у вас здесь охрана, качественная. Опасная преступница убивает главное лицо страны и сбегает, и ни охрана тюрьмы, ни охрана императора даже не чешутся. Если бы побег пресекли сразу, императора бы спасли. А теперь…
— А ведь я вам не верил, Павел Тимофеевич, — рыдающим голосом сказал цесаревич. — Уверен был, наговариваете. Что же теперь делать?
— Пойдемте, Александр Константинович, — мягко ответил Шелагин. — Вам здесь делать нечего. Вас ждут дела.
— Но отец?‥
— Ему теперь ничем не помочь.
— Если бы я вас принял и выслушал сразу…
— Уже тогда было поздно.
— Но я мог бы сразу позвонить сюда.
— Это бы ничего не изменило, — прямо сказал Шелагин. — Александр Константинович, смерть отца — не единственная ваша проблема. — По всей видимости, он отвел цесаревича в сторону, поставил защиту от прослушивания и пояснил: — Вы остались без реликвии. Вы понимаете, что это — один из столпов вашей власти? Нужно срочно искать Живетьеву, пока она не пришла с требованием отдать трон ей.
Они начали двигаться к выходу, но куда медленней, чем поднимались.
— Бросьте, Павел Тимофеевич, — вяло ответил цесаревич, полностью раздавленный неожиданной смертью отца. — Мало иметь на руках реликвию, надо быть на нее настроенным.
— Ее внук, который притворялся моим сыном, утверждал, что Живетьева умеет перенастраивать реликвии. Как вы думаете, кого выберет большинство князей из Совета: вас или владелицу реликвии? Коронование, опять же, требует присутствия реликвии.
— Я не могу сейчас думать про это. Труп моего отца еще не остыл, а вы требуете от меня думать о власти.
Возможно, он и вменяемый, но какой-то несамостоятельный. Сейчас еще скажет, что ему нужно посоветоваться с женой или с тещей. Я бы этому не удивился.
— Александр Константинович, я вам глубоко сочувствую, но, если вы погрузитесь в пучину собственного горя, скажу прямо: скоро будут хоронить уже вас. И нас тоже, кстати. Потому что ваш отец под давлением Живетьевой выдал приказ на устранение нашей семьи полностью.
— Вот это уже точно полная чушь, — чуть живее сказал цесаревич.
— Вы должны были уже понять, что я не говорю непроверенные вещи. В ваших силах отменить приказ и найти Живетьеву до того, как она перенастроит реликвию. И до того, как пойдут слухи о похищении реликвии.
— Думаете, многие переметнутся?
— Уверен. Потому что тот, за кем реликвия, — сила. У вас сейчас преимущество в доступе к государственной машине. Вы можете найти преступницу быстро и эффективно. Или у вас в планах отойти в сторону и отдать власть убийце вашего отца?
— Где, говорите, ее видели?
— На развалинах питомника. Но она оттуда уже наверняка уехала.
Шелагин говорил с такой уверенностью о выходе Живетьевой именно в той точке, что даже я перестал сомневаться. Что уж говорить о цесаревиче? Он начал раздавать приказы, отправной точкой поисков назначив питомник. Делал он это столь же вяло, как и раньше. Похоже, до сих пор не осознал, сколько власти на него свалилось. А еще мне показалось, что он привык жить, выполняя приказы отца. Это его устраивало, а теперь, когда приказы ему нужно было отправлять самому, это вызывало панику и желание отойти в сторону. Зато он с радостью передавал бразды правления тем, кому удавалось до него достучаться.
Вот и Шелагин предложил проверить наличие приказа на нас и отменить. Они уже вышли на улицу, и цесаревич выглядел абсолютно дезориентированным. Не особо понимающим, ни что происходит, ни что необходимо делать. До отдела по устранению он дозвонился, сообщил о смерти императора, уточнил наличие приказа об устранении Шелагина и, получив подтверждение, отменил. После этого отправил новый приказ — на устранение Живетьевой. И предложил им самим координироваться с поисковыми группами.
— Александр Константинович, разумно ли это? — спохватился Шелагин. — При ней может не оказаться реликвии. Ее нужно захватывать и допрашивать.
— Павел Тимофеевич, вы, похоже, не представляете сложности захвата, — почти твердым голосом возразил цесаревич. — Нас на данном этапе больше беспокоит перенастройка. Если Живетьеву будут пытаться захватить живой, она вывернется. Простите, но я лучше представляю, что от нее ожидать. Не обманывайтесь дряхлым видом. Нет, ее нужно убивать сразу, как увидят.
— Но в такой ситуации мы можем остаться без реликвии. Сеть перестанет действовать.
— Рано или поздно она все равно перестала бы действовать, — равнодушно сказал цесаревич. — Что вы так держитесь за древние артефакты?
— Они всегда считались основой государственности, — осторожно напомнил Шелагин. — Главная — у императора, вспомогательные — у князей.
— Не выпадет при смерти Живетьевой — придется перестраивать систему. Нельзя ставить ее в зависимость от артефакта. К примеру, Фадеев, с которым я разговаривал на эту тему, уверен, что будущее — за губерниями, а не за княжествами.
— Было бы странно, если бы губернатор сказал вам что-то другое.
Я решил, что больше ничего интересного здесь не услышу и почти ушел, когда решил спросить через переговорное устройство у Шелагина:
— Около императора его клинок лежит? Еще что-то есть?
Шелагин тоже вздрогнул от неожиданности, но ответил:
— Лежит. Больше ничего.
«Значит, пространственного кармана у императора не было — решил Песец. — А клинок был привязан. Теперь нужно его забрать, пока не привяжут к другому».
«А стоит ли? Цесаревич нам, вроде, не враг…»
«Это он сейчас не враг. А потом решит, что если нет реликвии у него, то и у остальных ее не должно быть. Так что бери, пока есть».
«Мне хватит того, что хранится в пространственном кармане, — отказался я. — А воровать ради воровства — не мое».
Я перебрался через забор и использовал Портал, вернувшись в башню. Нужно было проинформировать Шелагина-младшего об услышанном. И посмотреть, как пополняются продуктовые запасы замка.
Глава 14
Первым в особняке появился Греков, причем не один, а с пятеркой бойцов, которые были вызваны им для усиления местного гарнизона даже до известия о смерти императора. Они же были кандидатами на получение новых знаний. Причем он их сразу привел к клятве конкретно мне, включающую полное неразглашение информации о полученных знаниях и полный запрет на их передачу. Правда, меня предупредили, что клятва князю, данная первой, будет приоритетней, поэтому при отдаче противоречащих друг другу приказаний от меня и моего деда, выполнятся будет княжеское. Но выдать мои секреты даже ему группа не сможет. Меня это устраивало: вряд ли в ближайшее время наши интересы с Шелагиными разойдутся.
Дело происходило в гостиной моей башни, которую я полностью экранировал от посторонних воздействий и подслушивания, поэтому говорить мы могли свободно, ничего не опасаясь.
Глюк пристроился у моей ноги, но не потому, что он опасался гостей, напротив, он чувствовал себя охранником. Это было видно по тому, как он отслеживал движения и изредка предупредительно ворчал.
— Илья, их нужно где-то разместить на одну-две недели, — сразу обозначил Греков. — Ты понимаешь почему. В новостях еще ничего нет. Вообще непонятно, чего выжидает цесаревич.
— Возможно, сразу хочет показать арестованную преступницу?
Или труп? Приказ-то был убивать сразу…
— Не знаю, что он хочет показать, но в ближайшие две-три недели в Дальграде будет идти передел власти и влияния. Так что вторую пятерку, о которой мы с тобой договаривались, я тоже вызвал. Всех желательно разместить где-то в доме как дополнительную линию обороны.