– Еще один храм? Храм музыки?
– Храма Христа Спасителя мне достаточно. Пусть это будет… – Поляков на минуту задумался и сделал широкий жест рукой: – Дом музыки! Тоже с куполом! А вместо креста пусть сияет… Как у музыкантов загогулина называется? Как путь пьяной улитки.
– Скрипичный ключ.
– Вот! На маковке купола – скрипичный ключ, а в главном зале – лучший орга́н!
– Николаич, но это же сплошные расходы. В чем наш навар?
– Не прибедняйся, Валера. Наш навар…
Поляков раскрыл красочный типографский фотоальбом с видами своей пасеки. Указал на пчел, вылетающих из улья:
– Вот настоящие трудяги! Пашут от зари до зари. По капельке создают из никчемной пыльцы ценный мед. Кормят матку и трутней, считают их главными. А на самом деле, кто главный?
Вице-мэр не рискнул ответить. К пчелам в этом кабинете относились очень серьезно. Мэр и не ждал ответа, перевернул страницу альбома и указал на фото себя с дымарем в руках и в шляпе пчеловода.
– Главный – это пасечник, забирающий мед!
Поляков подвел вице-мэра к окну и кивнул на оживленную улицу с мельтешащими туда-сюда горожанами:
– Так и моя Москва устроена. Вот наши пчелы. Понял?
Померанцев продолжал сомневаться:
– Николаич, может еще подумаем, посчитаем?
– На нарах будешь считать срок! – рявкнул мэр и милостиво добавил: – Шутка. Вопрос решенный. Найти место, разработать проект и главное – заказать орга́н! Лучший! Ступай, Валера, работай.
ORT. Искусство облагораживает человека, политика делает черствым, бизнес – жестким. Когда искусство служит политике и бизнесу, получается искусный черствый и жестокий эгоист.
Глава 19. Май 1997. Москва.
Директор гостиницы «Интурист» Виктор Мурашев взглянул на индикатор служебного телефона. Звонок из номера «1010» где остановился немецкий музыкант с пышными усами и особыми запросами. По сбивчивым словам и хлюпающему голосу проститутки Моники директор понял, что на его голову обрушилась не рядовая проблема.
Мурашев поднялся на десятый этаж и зашел в номер. При входе в комнату лежал крепкий мужчина с распахнутым ртом и вытаращенными глазами. Безусый, и рожа явно не арийская. Не немец-постоялец – уже хорошо. Бедняга упал навзничь головой к двери, ногами к кровати и не подавал признаков жизни. Совсем не подавал.
Директор уже видел мертвецов в отеле, сталкивался и последствиями кровавых бандитских разборок. На этот раз крови не наблюдалось. С брезгливой досадой он рассмотрел тело.
«Парня толкнули, он крепко приложился затылком об пол и отошел», – поначалу решил Мурашев. Пока не заметил металлический стержень с воронкообразной ручкой, торчащий из уха покойника. Ну, надо же! Подобный способ убийства был в диковинку.
Бывший администратор Виктор Мурашев, ставший директором отеля благодаря покровительству Бориса Сосновского, давно сбрил аристократическую шевелюру и растерял обаяние надменного дворянина. Новые времена диктовали новый имидж. Теперь он напоминал военного в отставке с предательски растущим животиком. И должность директора из престижной превратилась в хлопотную и даже опасную.
Верхние этажи гостиницы были отданы под офисы авторитетных бизнесменов с повадками откровенных бандитов. Особенно ценились люксы с видом на Кремль. Некоторые коридоры были перекрыты, там нувориши установили собственные порядки.
Богатые туристы в отеле уже не останавливались. Только старые завсегдатаи, как пара немцев-музыкантов, для которых номера бронировал сам Сосновский. Санат Шуман, говоривший по-русски, часто приезжал с сыном Марком, с ними хлопот не было. А вот Генрих Фоглер, любитель жесткого секса, то и дело попадал в неприятности. И каждый раз необузданного немца приходилось отмазывать по приказу Сосновского.
Мурашев перевел взгляд на проститутку, забившуюся в постели. Голое тело Моники перепоясывали ремни черной сбруи, шею обхватывал широкий ошейник с шипами, на запястье болтались кожаные наручники, рядом валялась многохвостая плеть. Нормальная рабочая одежда проститутки для клиентов с особыми запросами. За последний год Моника, говорившая по-немецки, стала постоянной партнершей Фоглера. Ей удалось усмирить садистские наклонности клиента и свести их в рамки постельных игр с доминированием и связыванием. И вот катастрофа!
Директор сделал глубокий вдох-выдох, свел брови, глядя на проститутку, и предположил:
– Немец приятеля привел, вы не сошлись в цене, и ты его шпилькой в ухо?
Моника затрясла головой. Мурашев отбросил глупую версию. Фоглер тот еще мерзавец, но всегда заглаживал садистские выходки дойчмарками. Да и у трупа на полу физиономия отнюдь не деятеля искусств. Скорее уголовника, с чего немцу с таким дружить.
Директор присел, аккуратно оттопырил полу черной кожанкой курки убитого и извлек удостоверение из внутреннего кармана. Раскрыл корочки. «Шамиль Зарипов, помощник Главы Татарстана». Надо же! А по виду сущий бандит. Впрочем, сейчас любой документ можно купить в переходе. В другом кармане нашелся ключ-вездеход от гостиничных номеров. С этим ясно – бандит припугнул горничную.
Директор снова посмотрел на проститутку:
– Моника, хватит трястись! Ты знаешь этого типа?
Девушка нервно кивнула. Виктор сел на кровать, взвесил в руке плеть, постучал по ладони. Голая проститутка подтянула ноги к животу. Мурашев отбросил плеть – слишком мягкая. Он взялся за ошейник, вывернул его шипами внутрь и дернул Монику на себя.
– А теперь, как на духу, сучка! Кто он и что здесь случилось?
– Это Шамиль из казанских.
– Бандитов?
– Угу. Они на меня наехали, про фрица расспрашивали.
– Что именно?
– Генрих, когда распалится в постели, то хвастается – он лучший, он главный! Он делает такое, что не могут другие. Я поддакиваю: какой ты мощный, какой у тебя большой – несу обычную чепуху. А он непонятное: без Фоглера орга́н – пастуший рожок, без Фоглера орга́н – детская дудка. Сам себя заводит.
– Ты про орга́н или о́рган? – запутался директор.
– Орга́н!
– Какой еще орга́н?
– Да не знаю! Но у казанцев глаза загорелись. А сегодня явился Шамиль. Скинул фрица на пол, отпинал и потребовал, чтобы тот с ним в Казань ехал.
– Дальше!
– Генрих согласился, стал одеваться, а у самого взгляд безумный. Ему придурок кайф обломал, из фрица садизм наружу прет. Я бы смогла его контролировать, а этот дебил…
Моника презрительно посмотрела на убитого бандита, едва не плюнула. Директор поторопил:
– Продолжай!
– Я кожей чувствую, гроза надвигается, а бандит нет – на меня вылупился. Я пристегнута, не прикрыться. Он пялится, а я сказать не могу, чтобы под раздачу не попасть.
– Ну!
– Не понукай, не запрягал! – огрызнулась проститутка, защищая ладонью шею.
– Ах ты дрянь! – Мурашев отдернул ее руку и надавил шипами на девушку. – Что потом?
– Потом бац! Шамиль грохнулся на пол, задергался, захрипел. Генрих сверху наблюдает, внимательно так, с любопытством. Бандит крикнуть хочет, но не может. Выпучил зенки и испустил дух. А Генрих ко мне.
– Зачем?
– Думала, убить. Сжалась, дрожу… Вдруг вижу, его отпустило. Он ущипнул меня за грудь, вполсилы, и отвязал.
– Что сказал?
– Москау-мист, Моника-шён.
– Москва-дерьмо, а ты, значит, красавица, – перевел директор.
– Фриц ушел. Я высвободилась и вам звонить. Что мне делать?
Директор отпустил ошейник и приказал:
– Оделась и сгинула! И чтобы рот на замок!
Моника вывернулась из сбруи, наспех оделась и выскочила из номера.
Для Мурашева картина прояснилась. Кроме мотива: зачем бандитам Фоглер в Казани? Какого лешего отморозкам понадобился музыкант? Директор осмотрелся. В дикой ситуации нашелся и положительный момент: на полу нет крови, и шума на этаже, вроде как, не было. А тело…
Мурашев протер руки и позвонил Сосновскому. Номер оплачен фирмой влиятельного чиновника, пусть он и расхлебывает.
– Борис Абрамович, в номере вашего гостя Генриха Фоглера обнаружен труп.
– Немец растерзал шлюху? – не сильно удивился Сосновский.
– Труп мужской.
– Проститутка убила настройщика?! – ужаснулся Сосновский.
Тут уже удивился Мурашев. Он знал, что немцы музыканты, а про настройщика услышал впервые. Гастроли западных музыкантов обычное дело, новые русские вызывают зарубежных звезд на свои вечеринки. Но зачем Сосновскому немецкий настройщик, который хвастается про орга́н?
– Проститутка цела, Фоглер сбежал, – сообщил Мурашев. – Убит непрошенный гость из Татарстана, по документам помощник главы республики.
– Разнюхали казанцы! – БАС грязно выругался. Эта новость расстроила его еще больше, чем сообщение о трупе.
– Проститутка будет молчать. Что делать с телом?
– Ничего не предпринимай. Ищи настройщика! – отдал распоряжение Борис Абрамович и тут же передумал: – Нет, не лезь! Приедут мои люди, порешают.
Мурашев остался ждать в номере. Открыл мини-бар. Садист Фоглер не употреблял алкоголь – все бутылочки были целы. Видимо, одно пагубное пристрастие вытесняет другое.
Директору выпивка была в самый раз. После третьей бутылочки, улетевшей в корзину для мусора, в дверь постучали.
«Быстро приехали», – порадовался Мурашев и открыл дверь. Но вместо службы безопасности Сосновского в номер деловито вошли трое казанских бандитов.
– Шамиль, органиста в номере нет! – С порога сообщил первый, ожидая увидеть в номере главаря.
Он шел расхлябанно и чуть не споткнулся о тело в проходе. Обомлевшие бандиты обступили Шамиля. Ощупали тело, всё поняли и перевели тяжелые взгляды на побледневшего Мурашева.
– Ты, дед-чушпан, нашего Шамиля завалил! – рявкнул старший. В его руке появился нож.
– Что вы! Я не при делах! – отступил Мурашев. – Я директор отеля.
Один из бандитов выдернул острую пику из уха убитого, показал старшему:
– Ринат, глянь.
– Это фигня для орга́на. Да, Талгат?
– Штиммхорн, – подтвердил Талгат.