Увидев Шумана, он приподнялся на локтях, проронил слезу и пожаловался на немецком:
– Санат, я ничего не слышу. Почти ничего. В ушах шум! Это кошмар!
Доктор объяснял озабоченному Сосновскому:
– Глухота в результате акустической травмы. Сейчас самый сложный период, потом начнутся улучшения.
– Сколько?
– Через три-четыре недели пациент начнет слышать. На полное восстановление обычно уходит полгода, но бывают осложнения.
Заготовленная ободряющая улыбка сползла с лица политика. В палату ворвался Андреас Хартман и первым делом набросился на Сосновского:
– Борис, никогда! Больше никогда ни один настройщик не приедет в адскую Россию! Хватит! Не видать русским концертов Пирамиды!
– Он восстановится.
– Не для тебя. И не здесь! Я увожу Густава в Германию! Всё! Точка! Забудь мой телефон.
Хартман метнулся к кровати, обнял Густава и жестом показал, чтобы остальные выметались из палаты.
В коридоре удрученный БАС пролепетал:
– Настройщик был, настройщика нет и не будет.
Он смотрел, как уходят старший и младший Шуманы. Марк уже вымахал ростом с отца. Что там говорил Трифонов про династию Композитора? В их роду уникальный слух передается по наследству. Парень всю жизнь рядом с органистом и королевскими настройщиками. Для него детской комнатой служила акустическая камера орга́на. Там мальчик проводил многие часы, а ребенка не загонишь туда, где ему не интересно.
Лицо политика просветлело. Нет цели, которой он не сможет достичь. Губы прошептали:
– Настройщик был, настройщик будет, сейчас настройщик растет. Свой. Королевский!
ORT. Недооценка врага ведет к поражению. Врага надо знать лучше, чем друзей. Вражда врага сложнее дружбы друга.
Глава 26. Июнь 1999. Сочи.
Марк не раз слышал семейную легенду о том, как родители познакомились в ресторане «Черная жемчужина» в Сочи. «Случайно», – говорила мама. «Судьба», – возражал отец.
В тот день Санат играл в ресторане на синтезаторе, а Лия отмечала там день рождения. Точнее ее отец Отар Гурамович Беридзе устроил в престижном заведении пышное празднество для любимой дочери. Лия окончила Московскую консерваторию, и отец подарил ей редкую по тем временам электроскрипку. Счастливая девушка тут же опробовала инструмент, а Санат ей подыграл. Музыка сблизила музыкантов и породнила их.
Сегодня, как и тогда, в ресторан «Черный жемчуг» вошел крупный лысый мужчина с орлиным профилем. Он вел под руку статную грузинку, потратившую время на профессиональный макияж и укладку. По торжественному случаю мужчина был в белом костюме и белой сорочке с бордовым галстуком, а женщина в черном вечернем платье, отделанным белым кружевом.
Их встретил администратор и провел за накрытый стол:
– Отар Гурамович, Нана Ревазовна, пожалуйста за ваш столик.
Позади четы Беридзе шло следующее поколение: Лия и Санат. А за ними Марк. Ресторан показался Марку излишне большим и неуютным. А мама увлажнившимися глазами смотрела на круглые столы с белыми скатертями, бликующий металлизированный потолок с сотнями лампочек и сцену с музыкальными инструментами. На Лие было красное платье на тонких бретельках и жемчужное ожерелье. Она специально выбрала стиль молодости.
– Хочу, чтобы этот день рождения был похож на тот, – призналась мама отцу накануне.
– Будет, – заверил папа.
Марк знал, что отец приготовил сюрприз для мамы: доставил электроскрипку в ресторан и договорился с музыкантами.
Отар Гурамович извинялся за скромный стол:
– Весь зал я не стал снимать, как тогда… И мои деловые партнеры вам ни к чему.
– По-семейному лучше, – успокоила его супруга.
Отар Гурамович взял на себя роль тамады: произносил длинные тосты, балагурил, не скупился на комплименты дочери и супруге. На сцене заиграли музыканты, подвыпившие отдыхающие курортного города охотно танцевали. На медленный танец Отар Гурамович пригласил супругу. Санат и Лия последовали примеру старших.
Когда танец закончился, со сцены неожиданно объявили:
– Вивальди. Времена года. Летняя гроза!
Удивленная Лия обернулась на музыкантов. Руководитель группы поймал ее взгляд, в его руках появилась электроскрипка, и он продолжил:
– А исполнит композицию наша землячка, известная в Европе скрипачка Лия Шуман!
Музыканты захлопали. Санат, задержавший Лию после танца, шепнул:
– Я подыграю, как в тот день, – и повел жену на сцену.
Лия взяла скрипку, смычок, положила инструмент на плечо и посмотрела в темное окно. В тот вечер семнадцать лет назад над морем бушевала южная гроза. Сегодня за окнами было тихо, но в душе скрипачки заискрили нервные вспышки. Лия взглянула на Саната, ставшего за синтезатор. Муж ободряюще кивнул ей. Публика притихла.
Смычок коснулся струн, и первые волнующие ноты прокатились по залу. Так, словно нехотя, начинается настоящая гроза: отдельные разряды молнии, трескучий гром и тревожное ожидание неизбежного. Но тут же темп нарастает, тонкие пальцы мечутся по струнам, смычок неистово дергается, красное платье идет волнами, пронзительные звуки скрипки прорезают ресторан, как вспышки молнии. Нервные импульсы колют слушателей, но не причиняют боль, а дарят томительное наслаждение – еще, еще!
Санат подыгрывал на синтезаторе, добавляя сочности и объема страстному звучанию скрипки. Лия порождала нервные импульсы мелодии подобные молнии, а он наполнял музыку освежающим воздухом. Пара играла виртуозно и вдохновенно. Они словно убрали стены ресторана и показали, как может бушевать всесильная природа. Гости позабыли о трапезе, глядели на порывистую скрипачку в красном, а видели летнюю грозу и чувствовали наэлектризованный воздух.
На последней ноте Лия тряхнула волосами и склонила голову. Она не хотела показывать слезы счастья. Нана Ревазовна тоже смахнула слезу. В молодости она могла стать музыкантом и играть в симфоническом оркестре, но посвятила себя семье. Лия добилась большего, выступала и солировала, но тоже остановилась на пути к вершине.
Бабушка тронула внука за руку:
– Марк, обещай никогда не отказываться от своей мечты.
Глаза подростка вспыхнули. Бабушка прочла его мысли? У него есть мечта, желанная цель относится к музыке. Особой и тайной. Если он ее достигнет, то станет уникальным, почти единственным, но неизвестным. Бабушка не сможет похвастаться внуком. А если кому и расскажет, ей не поверят.
– Обещаю, – твердо сказал юноша.
Под аплодисменты гостей ресторана Лия и Санат вернулись за стол.
– Спасибо за сюрприз. Мы словно заглянули в прошлое, – говорила возбужденная Лия.
– Только теперь у нас взрослый сын.
Марка смутило ласковое прикосновение отца, он спросил:
– А что еще было тогда?
– Тогда… – Тень печали слизнула радость с лица Саната. – Тогда в ресторане была Сана, моя сестра, Вокалистка… У нас был условный сигнал – вой волка. Так я сообщал ей о себе.
– Ты подражал волку?
– Для города это необычный звук. Она понимала, что это я, и откликалась.
– И что с ней стало?
– Она погибла, но успела родить девочку.
– Мою двоюродную сестру? Где она?
– Мы ее найдем, – пообещал Санат.
Он повернул голову и посмотрел на столик в углу ресторана, где когда-то сидела Вокалистка. И увидел там Сосновского! Жующий БАС насладился изумлением Шумана, вытер губы, отбросил салфетку и поманил музыканта пальцем.
Санат был уверен, что после убийства Генриха и трагедии с Густавом Фоглером политик оставил затею с Пирамидой Власти. Без королевских настройщиков цель стала недостижимой. Что ему надо?
Взгляд Саната заметался в поисках спасительного выхода. Бесполезно. Рядом с ним появились невозмутимые Воронин и Зайцев. Охранники сопроводили музыканта к столику шефа.
Борис Абрамович начал с комплимента:
– У тебя красивая жена, Шуман. Вы красиво выступили. Но сыграли не то и не на том инструменте.
– Что вы хотите?
– Да ты присаживайся! Выпьешь?
Санат сел за стол, но смотрел недоверчиво:
– Борис Абрамович, вы же не для этого тут появились.
– Тогда к делу. – Политик наклонился и понизил голос. – В декабре в России выборы в Государственную Думу. Будет жесткая битва! Я сбавил обороты и противники этим воспользовались. Короче, мне нужна Пирамида.
Санат бросил взгляд на Отара Беридзе. Он знал, что предприниматель раздробил свой бизнес на части и перевел счета в офшоры, чтобы обезопасить от возможных наездов властных структур.
– Я свое отработал, – заявил Шуман.
– За тестя – да! – Согласился БАС и выразительно взглянул на столик именинницы. – Любимых женщин трогать не будем, не по-мужски. А вот сын…
– Что, сын?
– Ничего. Пока ничего. Вот только паспорт паренек потерял. Растяпа!
Сосновский кивнул Зайцеву. Тот показал немецкий паспорт Марка и убрал в карман.
– Отдайте! – потребовал Санат.
Сосновский сделал запретительный жест рукой.
– Слушай внимательно, Шуман. Из страны твоего сына не выпустят. Конечно, он в праве обратиться в немецкое посольство, но пока будут оформлять документы… В Москве столько отморозков. Здесь в Сочи еще больше. Не понравится твой мальчишка-ботан какому-нибудь придурку с ножиком. И что? По частям собирать?
– Вы это не сделаете!
Политик со вздохом закатил глаза и пожал плечами, ясно показывая: конечно, не хочу, но всякое бывает. Он указал на пакет на столе.
– Открой.
– Что там?
– Доставай! Не бойся, не взорвется.
Санат развернул пакет и извлек старинную кожаную папку цвета бордо. На обложке выдавлен герб Иоганна Кристофа Баха. Музыкант раскрыл папку. Внутри блокнот с пожелтевшими листами. Шуман перевернул страницу с рукописными нотами и узнал произведение – фуга четвертой ступени Пирамиды Власти! Единственный экземпляр, который должен храниться в США.
– Оригинал, – ахнул Санат.
– Ты еще сомневаешься в моих возможностях? И в решительности! – вполголоса, но с нажимом произнес БАС.