— Дело сделано, — промолвил Родригес. — Осторожнее при выходе, тут ступенька высокая.
С этими словами он сдвинул заднюю дверь, впустив на миг ослепивший меня солнечный свет и влажный наружный воздух. Не сводя взгляда с Родригеса, который тоже смотрел на меня, я выбралась наружу и, уже стоя на разогретой солнцем мостовой, спросила:
— Это все?
— Да, — ответил детектив, — это все.
Он уже начал закрывать дверь, но замешкался:
— Два маленьких совета: хочешь — воспользуйся, хочешь — наплюй. Первое, избавься от машины. Тачка, конечно, хороша на ходу и вообще классная, а потому привлекает к себе внимание. Это надо иметь в виду.
Я кивнула. Бедная «Мона» — впрочем, я на самом деле всегда больше склонялась к «Мустангам»…
— И второе — если то, что рассказано мне о Квинне, правда, то он вел с кем-то дела и имел товар для доставки. Тебе стоило бы подумать о том, что этот кто-то может искать возможность его востребовать. Очень настойчиво искать.
Я почувствовала, как сзади, на шее у меня зашевелились волоски.
— Ты хочешь сказать: востребовать с меня?
— Ты — это очевидная ниточка, Джоанн. Я тебя нашел, стало быть, это может сделать и кто-нибудь другой. Береги свою задницу.
Я медленно кивнула.
— Стало быть, мы прощаемся.
— Учти, если выяснится, что ты мне наврала, мы увидимся снова. И тогда уж точно распрощаемся навеки.
Родригес задвинул дверь. Я отступила назад. Он перебрался на водительское сиденье и запустил двигатель: фургон взревел и задрожал. Детектив опустил стекло, легонько помахал рукой и стал сдавать назад, выезжая с парковочной площадки.
Я проводила его взглядом. Несколько мгновений, и преследовавший меня коп исчез, будто его и не было, оставив после себя лишь масляное пятно на асфальте.
Одной проблемой меньше. Зато около миллиона на подходе.
Над головой сгущались, темнели и принимали все более угрожающий вид тучи. Хотелось бы мне знать, что предпринять в первую очередь. Не свалил бы Льюис, я бы обратилась к нему за информацией, которой у него наверняка было больше, чем он давал понять, однако цепляться за Льюиса было все равно что держаться за движущуюся волну. Найти кого-либо, не имея доступа в эфир, представлялось проблематично. Ладно еще, что джинны пока оставили меня в покое, надо думать, у них собственных забот по горло. Джонатан, несмотря на все угрозы, пока не приходил требовать обещанного. Ашан один раз уже получил нахлобучку и повторить это явно не рвался. Не знаю уж, к худу или к добру, но это давало мне некоторое время, чтобы предпринять какие-то шаги. Знать бы еще какие.
От размышлений на эту животрепещущую тему меня оторвал звонок сотового: звонил Пол Джанкарло из резиденции Хранителей в здании ООН в Нью-Йорке.
— Доброе утро, — сказала я. — На еще не заданный вопрос, как дела, отвечаю — спасибо, я в порядке.
— Об этом я тебя спрашивать не собирался, — буркнул он. — Льюис ночевал у тебя?
Хорошие у него осведомители, но, с другой стороны, он ведь Большой Босс. По крайней мере, сейчас.
— Да. Нужно же ему было где-то перекантоваться и прийти в себя. Слушай, что вообще творится, какие-то взбесившиеся Хранители носятся стаями. На Льюиса охоту устроили, словно у него на спине мишень нарисована. Тебе стоило бы что-нибудь предпринять, да побыстрее.
— Рад бы, если бы мог. У меня проблема. Нужна твоя помощь.
— Слушай, а словечко «нет» тебе ничего не напоминает? Я его уже, помнится, раньше говорила.
— Джоанн, я тут не шутки шучу. Если я говорю «проблема» кому-то вроде тебя, то что, по-твоему, это значит?
— Сущее бедствие, — без промедления ответила я. — Насколько могу видеть, они так и лезут, одно за одним. Только вот помочь я, как ни жаль, ничем не могу.
— Нет, можешь.
— Я серьезно не могу.
Голос его был полон удивительного спокойствия. Могильного.
— Ты что, слышала, как я тебя спрашивал — можешь, не можешь? Тут дело серьезное, не до болтовни. Никаких переговоров: или встаешь в строй, или лишаешься силы. Дошло?
Дерьмо! Нет, конечно, опасность того, что Пол пошлет отряд Мэрион отнимать у меня остатки силы, стояла в моем списке угроз далеко не на первом месте, но рисковать, один черт, не стоило.
— Дошло. Что надо делать?
— Двигай в офис Джона Фостера. Там никто не отвечает, а у меня в вашей округе сейчас нет никого заслуживающего доверия. Просто проверь там все, ладно?
— Пол, все так плохо?
После момента встревоженного молчания в моем сотовом телефоне послышался хриплый, тяжелый вздох.
— Гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Но я думаю, это еще не край. Так что давай чеши туда, но будь осторожна. Я вышлю тебе подмогу… если смогу.
— Понятно. Ты-то там как?
— Пока держусь. Однако откупоривать бутылки с джиннами здесь уже все боятся. Докладывают о гибели шестерых Хранителей на северо-востоке, причем, по некоторым сведениям, их джинны не вмешивались и позволили этому случиться.
Мне вспомнилась Прада на мосту, ее презрение и злоба.
— Теперь, освободившись от хозяев, они станут освобождать других, — предупредила я. — Пачками.
— Да. Ну и заваруха. Богом клянусь, Джо, я даже не знаю, переживем ли мы это. Вроде бы здесь приняты все возможные меры предосторожности, так что здание, хочется верить, защищено. Своему джинну опять же я заранее приказал защищать мою жизнь от любых посягательств и велел всем нашим сделать то же самое, но будет ли в этом толк, черт его знает? Тебе ведь известно, какие они мастера обходить приказы, когда не хотят их выполнять.
— Да уж, — согласилась я, — еще как известно. Слушай… будь осторожнее. Я тебе брякну, как только что-нибудь выясню.
— Спасибо. Нельзя допустить, чтобы Флорида осталась без присмотра.
Это я тоже прекрасно понимала. Существовали зоны, где климатические процессы требовали особого внимания. Калифорния нуждалась в надзоре круглый год, в таких штатах, как Оклахома, Канзас, Миссури и Техас, где зарождались торнадо, дополнительный мониторинг осуществлялся весной и летом.
Ну а в сезон ураганов Флорида требовала неустанного отслеживания, и если Джон куда-то запропастился, дело могло кончиться очень плохо.
Я вздохнула и побрела к своей машине.
Региональный офис Хранителей располагался неподалеку от резиденции Национальной Службы Погоды в Корал-Гейблс, что было довольно удобно: порой мы совещались с ними и использовали их данные. Но офисные помещения Хранителей находились в соседнем семиэтажном здании, с привычной коричневой мраморной облицовкой и стеклянными панелями окон. Никаких надписей, только латунная табличка с номером, на входе охрана. Ключа на магнитной карте у меня не было, так что пришлось сидеть в машине и ждать, пока какая-то особа не заехала на стоянку и не направилась к дверям. Я ее не знала, да и она, скорее всего, к Хранителям отношения не имела: они занимали лишь несколько помещений в семиэтажном здании, где размещался еще целый ряд организаций.
Я пошла следом за ней, улыбнулась охране, как и она, после чего эта особа, вставив карточку, открыла дверь, и мне удалось прошмыгнуть за ней в фойе. Я лениво побрела к лифту. Свет внутри был приглушенный, неяркий, располагавший к дремоте, лифт двигался неспешно. Существует некое универсальное правило, относящееся ко всем деловым и административным зданиям: чем мягче освещение, тем медлительнее лифты, так что у меня было достаточно времени подумать о том, что делать, если, добравшись до места назначения, я окажусь на поле боя. Ясно ведь, что как от бойца толку от меня в моем нынешнем состоянии никакого.
Чертовски хотелось надеяться, что все дело в неполадках на телефонной линии. Это, конечно, была довольно жалкая попытка самоуспокоения, но что поделать: иногда оптимизм — это единственный действенный наркотик.
Правда, действует он, как и любой другой, временно.
Наружная дверь, ведущая к офисам Хранителей, выглядела так, словно кто-то приложился к ней кувалдой: панель расщепилась, из-под гладкой коричневой фанеровки виднелась голая древесина. Замок был выбит, и его части валялись на застилавшей коридор ковровой дорожке, разбросанные по пространству футов в десять. По обе стороны зияли выбитые окна, а когда я осторожно продвигалась среди всего этого разгрома, у меня под ногами похрустывали осколки стекла.
Наполовину опасаясь, что застану внутри одних покойников, я приблизилась к внутренней двери и услышала доносившиеся оттуда голоса, среди которых сразу выделила медленный калифорнийский говорок моего бывшего босса.
Внутреннее напряжение спало, сменившись волной облегчения. Джон Фостер был жив, а я не попала в переделку.
Я постучала в то, что осталось от двери, и заглянула в пролом.
Джон, без пиджака, но в рубашке с галстуком — непринужденный деловой стиль, стоял, сложив руки на груди. С ним была Элла, его помощница, можно сказать, правая рука: невысокая, плотная матрона, обладавшая весьма умеренными навыками Хранителя, но зато, как никто другой, умевшая заставлять упрямых и независимых по натуре сотрудников Джона работать вместе, как одна команда.
Правда, раз уж речь зашла о команде, то никого из нее на виду не было.
Элла выглядела крайне раздраженной. Если Джон был одет так, словно его перехватили по пути на деловую встречу, то ее, похоже, вырвали из дома. Она была в голубых джинсах, свободной белой футболке и надетой поверх нее расписной гавайской рубашке. Ее седеющие волосы выглядели растрепанными.
Оба они повернулись на стук, и при виде меня у Эллы отвисла челюсть.
— Джо! — взвизгнула она, бросилась к двери, отбросила ее в сторону своей обутой в «Найк» ногой, и, прежде чем я успела ответить «Эл», заключила в теплые, мягкие объятия и потащила через порог в офис.
Там тоже царил беспорядок. Правда, помещению досталось все-таки не так, как двери, но кто-то порезвился и здесь: стулья опрокинуты, компьютеры сброшены, бумаги раскиданы, шкафы для хранения документов повалены, металлические ящики вытащены и выпотрошены, а их содержимое вывалено на пол. И повсюду вмятины от сильных ударов.