Скорбным и вопрошающим взором Кадыр-ага окинул мрачные лица односельчан. Потом повернулся к Осман-баю и, глядя ему прямо в лицо, сказал ровным, полным достоинства голосом:
— Почему ты не оставишь нас в покое, бай-ага?
— А чего ты все один вылезаешь? — выкрикнул Мурад-бай. — Кроме тебя, что, сказать некому?
Кадыр-ага спокойно обернулся к толпе.
— Люди, может, я не то говорю? Тогда я буду молчать.
— Говорить-то говори, Кадыр, — подал голос толстый косоглазый старик. — Только не заговаривайся. Нечего молодых зря мутить.
— Мутить! — огрызнулся Вельназар. — А если бы твоего брата вот так?
— Типун тебе на язык, — старик замахал руками. — Скажет тоже, откуда у меня такой брат?
Со всех сторон послышались выкрики:
— Не мешайте Кадыру говорить!
— Кадыру-ага сказать дайте!
— Хватит над нами бесчинствовать!
— Убирайся отсюда, Осман-бай!
Осман-бай не в силах был скрыть изумление. Взгляд его метался по лицам, выхватывая из толпы крикунов.
— Так, — Осман-бай обернулся к Кадыру-ага и, не тая угрозы, спросил: — Ну, может, что еще скажешь?
— Скажу, если будешь слушать. Отпусти этого бедного парня.
Про Сапара все как-то забыли, и только теперь, после слов Кадыра-ага, все снова обернулись к нему.
— Всему надо знать меру, старик, — не повышая голоса, спокойно сказал Осман-бай, — я готов слушать вас, но не злоупотребляйте моим терпением.
— А ты так бы сразу и сказал, — насмешливо выкрикнул Вельназар, — мы бы время терять не стали.
— И правда, — подхватил Кадыр-ага. — Зачем было людей полошить?
— Не слишком ли ты мудр, старик? — Осман-бай бросил на Кадыра-ага гневный взгляд. — Все-то тебе известно.
Не удостоив бая ответом, Кадыр-ага обернулся к старикам, стоявшим поодаль с посохами в руках:
— Аксакалы, скажите свое слово. Не дайте пролиться невинной крови.
Все смотрели сейчас на стариков, их слово должно было решить дело.
Старцы молчали. Наконец заговорил один, беззубый, он шамкал сухими губами, но каждое слово было слышно, как азан с минарета.
— Кадыр — истинный мусульманин. Его слово верное.
И сразу заголосила толпа:
— Правду сказал отец!
— И наше слово такое!
— Не прольем невинную кровь!
— Слушайте, люди! — разгневанный Осман-бай до крика повысил голос. — Этот парень обесчестил нас. Он опозорил веру. Он спас кяфира. Пусть скажет тот, кто изучил священный закон. Пусть скажет мулла Назар.
— Истинно! — зачастил мулла Назар, то и дело кланяясь народу. — Истинно, правоверные. Юноша этот — великий грешник. Если бы освобожденный им преступник был мусульманин, аллах, может, и облегчил бы свою кару.
— Терпение, мулла, терпение, — Кадыр-ага быстро протиснулся к мулле Назару. — А ну-ка, подойди, — кивнул он мне.
Мулла умолк, в растерянности переводя взгляд с Кадыра-ага на Осман-бая. Якуб отвернулся, презрительно пожав плечами.
— Смотрите, люди! — провозгласил Кадыр-ага. — Вот человек, которого вчера освободили. Разве он не мусульманин?
Все взгляды устремились на меня. Мулла Назар сразу сник, съежился.
— О великий аллах! — услышал я его тяжкий вздох.
Не сводя с меня глаз, к нам медленно приближался Хриплый.
— Стой, парень, стой! Чего-то ваш освобожденный на вчерашнего знакомца смахивает. Того, что верблюдицу искал. А? Может, я ошибаюсь, Ата?
— Точно он, — подхватил его сосед, — он! Верблюдицу искал.
— Любопытное дельце-то получается, — довольно просипел чернобородый. — Я его вчера сразу на подозрение взял.
Осман-бай повернул ко мне коня.
— Вот что, парень, говори правду, не то живым в землю вобью! Тебя вчера вызволил этот?
— Меня, — ответил я, не глядя на Сапара.
— Одного?
Повернувшись ко мне, Якуб неприметно покачал головой. Осман-бай поспешил загладить ошибку.
— Ну кто б он там ни был сюда его не приведешь.
— И приводить не надо, — громко сказал я, — он здесь.
— Заткнись! — выкрикнул Якуб и со злобой взглянул на бая. — Кому это надо, всякого бродягу слушать…
Толпа оживленно зашевелилась, придвигаясь к нам.
— А ты кто такой, парень? — обратился к Якубу Кадыр-ага.
— Не твое дело, — отрезал Якуб.
— Кадыр-ага, я знаю. Я скажу.
— Уберите его! — в бешенстве закричал Якуб.
Двое нукеров бросились ко мне, но Кадыр-ага и откуда-то взявшийся Курбан заслонили меня.
— Не надо, ребята, — негромко произнес Кадыр-ага. — Мы не хотим кровопролития.
Нукеры в растерянности поглядывали на Осман-бая. Бай, в свою очередь, ждал, как будет действовать Якуб. А тот изо всех сил сжимал ногами бока коню, готовый рвануть его с места. Плеть жгла ему пальцы, он то и дело перекладывал ее из одной руки в другую. Как он хотел заставить меня молчать!
— Якуб, — громко сказал я, — вот человек, который спас меня и тебя. — О, каким взглядом ожег меня Якуб! — Вы убили его брата и свалили вину на красных, на меня. Но ни Сапар, ни его мать не поддались обману. Мне поверил Сапар, мне, а не вам. И спас меня. Но, на беду, он выручил и тебя. Тебя ждал расстрел за убийство полковничьей жены. Люди, он убил женщину. Но это еще не все: там, в зарослях, я нашел вчера два трупа. Убийцы обезглавили их и бросили в заросли. Этих людей убили по его приказу.
— И правильно! — закричал Хриплый. — Молодец, Якуб! — Он восторженно потряс поднятыми вверх кулаками. — Молодец! На кусочки их, злодеев, кромсать!..
— Заткни глотку!
— Убирайся отсюда, кровопийца!
— Дайте человеку сказать!
— Люди, — кричал я, понимая, что мне могут заткнуть рот, — вас обманули. Те двое похоронены не на кладбище. Мы, я и Якуб, закопали их в зарослях. Я заставил его копать могилу своим жертвам.
— Замолчи! — крикнул Осман-бай.
— Зачем же молчать? Вы же хотели знать, что думает народ. Испугались?
— Еще чего, — надсадно захрипел Сиплый. — Всякого бродягу пугаться. Знай меру, парень.
— Эй, не затыкайте ему рот!
— Не нравится слушать, убирайтесь!
— Ладно, — сквозь зубы процедил Осман-бай, — договаривай!
— Договорю. Не спеши, бай-ага. Мой спор с Якубом не кончен Он верит, что сила — все. Не выходит по-твоему, Якуб. Все в ваших руках: оружие, богатство, закон. А люди вас знать не желают. Нет вашей власти над ними.
Якуб ударил коня. Жеребец рванулся, толпа шарахнулась в стороны. Я не успел ничего сообразить, голову со свистом резанула плеть.
Стоял сплошной гул, испуганно кричали дети. Толпа, отхлынувшая было от Якуба, вновь сомкнулась вокруг него. Два рослых парня схватили под уздцы его коня, не давая двинуться. Якуб, белый как стена, размахивал наганом.
— Не пугай нас оружием, парень! Слышишь?
Кажется, это крикнул Кадыр-ага. И парни кричат что-то и наступают на Якуба. Якуб кусает губы, сует пистолет за пояс.
Женщины подхватили детей, бегут куда-то.
— Убирайся из нашей деревни, кровопийца!
— Забирай своих конников. Осман-бай!
Осман-бай, словно не слыша криков, развернул коня грудью ко мне.
— Его я отпущу. Но тебя живьем вобью в землю!
Он дернул узду и резко повернулся к Сапару.
— Отвечай, ты этого выпустил?
Сапар молча покачал головой.
— Видели? — глаза Осман-бая сверкнули торжеством. — Вам морочат голову!
— Сапар, — я бросился к нему, расталкивая людей, — не бойся, скажи правду. Эти люди за нас.
— Прочь, бродяга!.. — Осман-бай замахнулся на меня плеткой. — Убрать его! Ну? — Бай снова склонился к Сапару. — Молчишь? Воды в рот набрал, собака?
Осман-бай крест-накрест полоснул Сапара нагайкой по голове. Тот нагнулся было, потом вдруг выпрямился и крикнул ему прямо в лицо:
— Я! Я его отпустил! И буду отпускать! Буду!
Бай молча привстал на стременах. Нагайка засвистела в воздухе.
Я бросился к Осман-баю. Схватил коня за узду. Жеребец затряс головой, пытаясь освободиться. Осман-бай направил его на меня. Я перехватил узду у самых удил и рванул на себя. Нагайка со свистом заходила по моей спине. И вдруг прогремели два выстрела. Я бросил уздечку.
Осман-бай с пистолетом в руке изо всех сил пинал коня, он не мог вырваться из людского водоворота.
Якуба тоже затерло толпой. Двое дюжих парней насмерть вцепились в узду его коня, третий, Курбан, подскочил сбоку и, развернувшись, изо всей силы ударил Якуба под дых. Якуб удержался в седле, только качнулся и сильней натянул поводья.
Осман-бай выстрелил. Мулла Назар, косоглазый старик и еще человек десять бросились к открытым воротам.
Я подбежал к Сапару. Он извивался, пытаясь освободить руки. Я выхватил нож.
Грохот, темнота и боль сразу обрушились на меня. Плеть полоснула за ухом, боль прожигая мозг, пронзила мой левый глаз. Я упал.
— Дядя, дядя, вставай, убьют!
Кто-то тянул меня за рукав. Это Ширли. Как он здесь очутился?
— Ширли, развяжи ему руки. Беги, Сапар!
Снова выстрелы. Крики, топот. Я с трудом разлепил веки. Перед глазами красноватый туман.
— Убили. Дядя, его убили.
Я бросился к Сапару. Он был мертв.
Я выхватил из-за пояса Ахмедов наган, отыскивая глазами Якуба. Осман-бай, привстав на стременах, хлестал нагайкой парней, пытавшихся стащить его с коня. Я выстрелил, стараясь не задеть их. Осман-бай упал. Я подбежал, выхватил у парней поводья, вскочил в седло. Породистый конь, учуяв чужого, заржал и взвился на дыбы. Кадыр-ага с непокрытой головой пробирался ко мне.
— Кадыр-ага, кто убил Сапара?
— Якуб.
— Где он?
— Ушел. К кладбищу поскакали. Двое их.
Я с места пустил коня в галоп. Двое всадников во весь опор неслись по дороге к кладбищу. Якуб был впереди. Если успеет доскакать до зарослей, все пропало. Только бы не ушел! Только бы не ушел!
Раздвигая наганом кусты, я продирался в самую гущу. Остановился, прислушался. Тихо. Может, он уже успел снова вскочить на коня и теперь мчится к станции? Ну да, поэтому и Курбан не стреляет. Раздосадованный неудачей, я шел, не прячась. И вдруг сразу два выстрела: ружейный и из нагана. Здесь.