Джаннет улыбнулась, все еще надеясь, что это шутка.
— Чего мне должно быть стыдно?
— Ну мало ли… Родные сердиться будут…
— Объясни, почему мне должно быть стыдно? — настойчиво повторила Джаннет.
— Странное дело! Ты же в селе выросла — должна понимать такие вещи. Ты мне нравишься, хочу на тебе жениться. К чему мне лишние разговоры?
— Какие разговоры?
— Слушай, Джаннет, не будем об этом говорить! Калым, не калым — какая разница!
— Но ты же культурный человек!
— Ну и что? Да, я культурный человек, но я не для того сюда приехал, чтоб культурную революцию совершать! И тебе не советую. С волками жить — по-волчьи выть. У вас ведь как говорят: «На дешевую девушку спроса нет!» Родители мои согласны, убедили их…
— Убедили платить калым? А я слышала, у вас дома все культурно… Едят только за столом. Я вот ни разу в жизни за обеденным столом не сидела. Вилку держать не умею…
Гарры усмехнулся.
— Ты, оказывается, разговорчивая…
— А тебе немая нужна?
Парень пожал плечами, сорвал веточку вербы и несколько раз хлестнул себя по колену. Искоса поглядел на нее.
— Скажи, правда, что ты с каким-то городским парнем переписывалась?
— А если и переписывалась?
— Ты не злись! Мне-то плевать, просто разговоров не хочу. Не хочу, чтоб брехали про тебя.
— А это правда.
Гарры пожал плечами, помолчал.
— Может, вы раньше в городе жили? Непохожа ты на деревенскую.
— Поищи, чтоб похожа была!
— Куда ты, Джаннет? Постой! Давай бросим всю эту возню. Калым, не калым — какое нам с тобой дело? Пусть старики потешатся! Если б хоть денег не было! У отца этого добра!..
— Незачем ему платить за девушку, которая переписывалась с парнем.
— Так он же не знает…
— Скажи.
— Тогда ничего не выйдет.
— Ну и пусть!
— Слушай, Джаннет, не бахвалься. Тут ведь не город, друг друга все знают. Пройдет слух, что мы с тобой встречались, замуж никто не возьмет.
— Это уж не твоя печаль!
Повернулась и ушла.
Два дня она не могла прийти в себя после этого разговора. «Пройдет слух, что мы с тобой встречались, замуж никто не возьмет». Стоит Гарры намекнуть — а он вполне может со злости, — сразу заговорят. Про письма того студента ему быстро доложили, да небось еще с прибавлениями: хорошо, городской, объяснять ничего не заставил. Да и объяснять-то нечего! Поместили в газете ее портрет — передовая колхозница, вот парень какой-то и прислал письмо. Студент из Ашхабада. Главное — ничего такого он и не писал, сначала про учебу свою рассказал, просил ответить. На это письмо она ответила, в следующем он написал, что купил целых десять экземпляров газеты, что, если она не против, переснимет ее фотографию и увеличит. На это письмо она отвечать не стала.
Вот и вся переписка. Но дело в том, что никто и выяснять не станет: переписывалась с парнем — кончено. Вон Алтын дружила когда-то с одним, еще со школы, в армию ушел, писала ему. А он вернулся да к другой посватался, так она ни с чем и осталась. Шесть лет прошло. Два раза сваты являлись, но, видно, как прослышат, что был у нее раньше парень — все, больше и носа не кажут. А какая девушка! Красивая, добрая! А работница! Парням что? Не она, так другая, а вот девушкам…
Месяц прошел — ничего. Она понемножку стала успокаиваться. Потом узнала, что Гарры женился, калым заплатил хороший. Вот тебе и городской! Вот тебе и культурный! Видно, за столом-то есть каждый может!
И опять ее охватила тревога. Женился, может теперь болтать, ничем уже не рискует. Совсем она потеряла покой. А тут как раз сваты. Нартач спросила, согласна ли, фотографию показала. И родичи жениховы спрашивали. Согласилась, даже и не раздумывала — какие уж тут раздумья!..
Теперь-то, конечно, все в порядке. Столько вещей прислали, к чему им теперь сплетни собирать? Слава богу, не получилось, как у Алтын, обошла беда стороной, А на душе тяжело. Почему? Вроде этот Перман — жених неплохой: единственный сын у матери, механик, хорошо зарабатывает. Нартач говорит — красивый: но это так уж положено говорить. Во всяком случае, на фотографии парень как парень.
А может, позвать его? Поговорить? Не все же такие, как Гарры! Сказать снохе, чтоб пригласила парня….
— Нашла! — выкрикнула Нартач и подняла к Джаннет толстое, потное, сияющее лицо.
— Что нашла? — не поняла Джаннет, занятая своими мыслями.
— Ну этот… Зеленый… Смотри какой! — Нартач поудобней перехватила отрез, он, словно рыба, выскальзывал из рук. — Цвет — что-то необыкновенное! Завтра же скроим, и носи на здоровье! Платье будет!..
— Не нужно мне ничего!
Невестка удивленно глянула на нее.
— Эта еще что за фокусы?
— Не фокусы. Я хочу повидать парня. Скажи, чтоб завтра пришел.
— Вот еще выдумала! Ты что, фотографии не видела?
— Самого хочу поглядеть?
— Ну и девки пошли! А что брат скажет?
— Ничего не скажет, если подзуживать не будешь.
— Ну молодец! Ну умница! Толковали, толковали, калым принесли, не сегодня-завтра свадьбу обещали назначить. Теперь что ж, все сначала?
— Не знаю… Свадьбу пока не назначайте.
— Вот это номер!..
Словно шар, из которого выпустили воздух, Нартач без сил опустилась на пол. Отчаяние было в ее взгляде. Отчаяние, которое испытывает истомленный жаждой человек: который уже протянул руку к ведру с водой, а веревка — трык! — и ведро летит в колодец. В глазах девушки, злых, настороженных, не было и намека на согласие. Нартач помолчала, пытаясь освоиться в новом, неожиданно создавшемся положении. Потом спокойным, можно сказать, безразличным голосом — дорого ей стоило это спокойствие! — спросила:
— Значит, желаешь, чтоб парень к тебе явился?
— Не мне же к нему идти.
— А кто вас знает! Может, и к нему надумаешь. От нынешних всего ждать можно. — Она, кряхтя, поднялась, оправила юбку. — Чует мое сердце — опозоришь ты нас. Моду какую взяли — знакомиться! Я замуж шла, и фотографии-то никто не показывал, просватали, и дело с концом! Слава богу, который год живем душа в душу… Чего удумала!.. Дофокусничаешься, девка! — И Нартач сердито хлопнула дверью.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Не то что дверью хлопать — Нартач реветь готова была от злости. Девчонка, соплячка заставляет ее плясать под свою дудку! Дрянь неблагодарная! Стараешься, стараешься для дурехи, а она еще мудрует над тобой, характер показывает! Плюнуть бы на все, да нельзя: свекрови покойной обещание дала — пристроить в хороший дом.
Нартач так старательно уверяла себя, что только по доброте своей взялась она за это сватовство, что даже всплакнула от умиления.
Но плачь не плачь, злись не злись, а придется угождать девке. Калым получен, теперь только и знай ее обхаживать: не дай бог взбрыкнет! И то уж удумала чего-то, неспроста она парня зовет.
Но мужу Нартач ничего говорить не стала, спокойно сообщила, что Джаннет решила повидать жениха и что лично она ничего зазорного тут не видит, теперь не прежнее время; посидят пять минут да разойдутся, вон соседская девка каждый день жениха в дом водит, и ничего, отец, мать терпят. Джаннет у них, слава богу, девушка степенная — не зря на нее столько сил положено, другие и при матери родной охальницы, — Джаннет свой дом не ославит.
Аймурад выслушал жену молча, даже не взглянул ни разу, только громко откашлялся.
От сватьи Нартач вернулась довольная, веселая, и сразу к золовке.
— Договорилась, придет. А парень, не приведи бог сглазить!.. Красавец! Бровь густая, ростом высокий, не меньше моего брата. А плечищи!.. На каждое плечо по такой, как я, посадишь!
Джаннет усмехнулась.
— Чего смеешься? Думаешь, толстая? Это у меня кость широкая.
Джаннет попыталась представить себе парня, держащего на плечах двух Нартач. Нет, не выдержит, земля под ним расступится.
— Ладно, ладно, бесстыжая, смейся! Чего тебе не смеяться, такого красавца огребла!
— Да я не потому… Я наоборот… Не знаю даже, что ему и сказать…
— Что сказать? Да что хочешь! Только глупостей поменьше мели! Вон средняя дочь Мереда позвала жениха да как ляпнет: «Будешь, — говорит, — каждую неделю в кино водить?» А какое может быть кино, если он чабан, в селе раз в три месяца. От вас, дурех, всего можно ждать. В общем, не спугни парня, хорошие женихи на дороге не валяются. Да и калым такой, что в любом доме двери открыты.
— Вот и пусть идет в любой дом!
— Ну-ну, не болтай зря! Знаешь что, давай, я с вами посижу, беседу направлять буду.
— Нет уж, я сама. Как-нибудь разберемся.
— Ну гляди… — Нартач обиженно отвернулась. — От тебя ведь слова доброго не дождешься!
Жених явился в субботний день в сумерках. Сразу видно, осмотрительный парень: пешочком пришел, а не на тарахтелке этой проклятущей, и не с улицы, а виноградником, как велено. Нартач потихоньку провела парня в дом, поставила перед ним чайник и пошла к Джаннет — сказать. Пока все, как по-писаному, еще бы уйти ему незамеченным, и все будет шито-крыто.
— Здесь уже… — вполголоса сказала она и улыбнулась. — Пришел.
— Как пришел?
— Очень просто — ногами. Струсила? Сама велела звать, теперь расхлебывай.
Джаннет нерешительно поднялась, взглянула на дверь.
— Иди, иди! — Нартач слегка подтолкнула ее в спину. — Чтоб не болтали потом, что за незнакомого отдаем! Ну что, может, посидеть с вами?
— Не надо, — прошептала Джаннет… — Я сама…
— Ну гляди! — Нартач вместе с девушкой вошла в комнату, поставила перед гостем еще один чайник. — Пейте вот… Я сейчас. Маленького уложу и приду. Потолкуйте пока.
Джаннет стояла возле двери, тщетно пытаясь унять дрожь. Зря она прогнала сноху. Не по себе было ей: одна с незнакомым парнем. Идя на свидание с Гарры, она тоже волновалась, но не так, тогда все было совсем иначе; она шла к парню, который ей нравился, шла на любовное свидание. А сейчас? Сейчас все какое-то ненастоящее, вроде игры или представления. Нартач в дверях так на нее глянула — сквозь землю провалиться впору. Словно они с Перманом на сцене или в клетке, выставленной на всеобщее обозрение. Люди разглядывают их, посмеиваются, а потом соседям рассказывать будут, как наутро, когда в клубе комедию показывают.