— Молчишь? Язык отсох? Связаться с Гулмурадом!.. Да, если б я знала, что Перман — приятель этого срамника, я б ни его, ни сватов на порог не пустила! То-то, я гляжу, обнаглел парень. Оказывается, дружок подбивает. Что он тебе болтал? Говори!
— Ничего.
— Врешь, паскудница! Уговаривал от калыма отказаться? Как это, мол, ты согласилась, чтоб продали?.. Отвечай! Небось Арзи расхваливал, с нее, мол, пример надо брать?
Джаннет удивленно взглянула на невестку — откуда ей все известно? Вот колдунья!
— Перман сказал правильно.
— Что правильно? Что?! — выкрикнула Нартач и, испугавшись, что разбудит весь дом, снова перешла на шепот: — Говори, объясняй, ты ведь у нас не застенчивая. Вчера с парнем познакомилась, а уже — Перман! Порядочная позволит себе такое? Я с твоим братом пятнадцать лет голову на одну подушку кладу, а хоть раз назвала я его по имени? Ладно, докладывай, какая у вас беседа шла!
Не в силах устоять на месте, Нартач кругами ходила вокруг девушки. Ясно было, что, если не ответить ей, она начнет скандалить, не посмотрит, что ночь на дворе.
— Перман сказал, что пожалел мать. Уважить ее хотел, а теперь раскаивается.
— В чем раскаивается, чтоб ему до утра не дожить!
— Ну… что калым заплатил.
— А… Так я и знала! Значит, бесплатную захотелось? Как у дружка? Плакался небось, что кругом в долгах!
— Да. Сказал, что в долги залезли.
— Невесте такое сказать! Мужчина называется!
— Хватит! Не хочу тебя больше слушать!
— Не хочешь? Не желаешь? Ладно, замолчу. Но дело это так не оставлю. Завтра…
— Вот-вот! Перман завтра придет.
— Опять? Ишь повадился, как к себе домой. Ну нет! Больше его ноги в нашем доме не будет — мне с ним толковать не о чем! Я знаю, с кем разговор вести. А если что не так, навалю ему на спину его мешки, и пошел! Пускай в городе невесту ищет. Там они бесплатные!
Нартач до утра не сомкнула глаз, прикидывая и так и этак.
Медлить нельзя, это ясно. Будешь ждать, пока яблоко поспеет да в рот упадет, пожалеешь. Придется уж, видно, покрутиться. Время такое — ничего не поделаешь. Какие у них перед глазами примеры? Вон Арзи без копеечки парень взял! И не сказать, чтоб так уж на них дивились. Родители и то не отвернулись от дочки, будто так и надо. Еще и кичатся: вот, мол, какие мы передовые — дочь без калыма отдали! Нашли чем гордиться! По прежним понятиям, ее и на порог пускать не положено! Все теперь шиворот-навыворот. Бесстыдство в пример ставят, а когда все честь по чести, как спокон века ведется, — преступление!.. Это дураки думают, что продать девушку — плевое дело. А может, у других и впрямь так, может, ей одной невезение?
В прошлом году собрала деньги, все, что было, до единого рублика, отправила своего за товаром. Ездят же люди. Привезут красивые ткани, продадут подороже, выгоду получают. А ее растяпа? Отдал деньги какому-то проходимцу — отрезы ему обещал достать! — а тот взял, да и был таков!
Как бы и тут не обмишуриться! Мужу, конечно, говорить незачем — пользы от него, как от козла молока, один крик будет. А кричать сейчас не приходится. Самой все надо обделать тихонечко, деликатненько, чтоб комар носа не подточил. Чуть оплошай, не поправишь.
А этот-то какой умник оказался! Еще разок пусти его в дом, запросто сговорятся. Запугал небось: десять лет, мол, будем долги выплачивать. Берет девушку из порядочного дома, а норовит на дармовщину! Это Гулмурад подзуживает! Он, вредина! А может, и мать с ним заодно? Ладно, сегодня все узнаем!
Марал сразу почуяла, что не к добру эта ранняя гостья. Неужто Перман им не показался? Сам-то он ничего такого не сказал, да и не удалось им поговорить, пришел ночью. Утром поднялся чуть свет, на канале, мол, трактор стал, срочно починить надо. С тем и ушел. Спросить постеснялась, спешил он очень, но приметила, что вроде расстроен, мучает парня какая-го забота.
Нартач не стала терять даром времени, сразу приступила к делу. Для начала пожаловалась на невезение, на трудную свою долю. Рассказала, как муж в прошлом году потерял весь годовой заработок. Сообщила, какую тяжкую ношу взяла на себя, пообещав покойной свекровке заменить сироте мать. А каково девушку вырастить, да еще в наше время? Ведь мы, бабы, какие? Что девка, что женщина, нет над нами дубинки, сразу вольничать начинаем. Это ж подумать надо: за девушку калым уплачен, сама согласилась, и вдруг подавай ей жениха — знакомиться желает! А парни какие? Взять хоть односельчанина нашего Гулмурада. Без калыма жену привел! Как это называется? Распутство! Самое настоящее распутство и дурной пример. Люди говорят, дружит Перман с этим охальником, приятели не разлей-вода. Очень это печально, потому что добра от такой дружбы ждать не приходится. Если б не Гулмурад, разве сказал бы он невесте такие бессовестные слова? Женишься, всегда заботы, всегда расходы, так уж положено. А сбивать девушку с толку, с верного пути уводить — некрасиво это и непорядочно…
— Да в чем дело-то? — не выдержала Марал. — Что он натворил?
Нартач горестно махнула рукой и вытерла концом платка глаза — пусть понимает, что о таком без слез и сказать невозможно.
— Позавчера вечером… является… — Нартач всхлипнула. — «Давай, говорит, мне девушку, в город ее повезу». Что я могу поделать? У них, у молодых, теперь вся власть, попробуй поспорить! «Не отпустите, — говорит, — от сватовства откажусь». Да, так прямо и сказал! — Марал в испуге схватилась за ворот платья, а Нартач, сокрушенно покачав головой, продолжала: — Как стемнело, вышла она к нему, а привез чуть не на рассвете! Он тебе ничего не рассказывал?
— Нет…
— Конечно… Как рассказать — не совсем ведь еще совесть потерял. Я точно тебе говорю: Гулмурад его подбил, сам бы он не решился, парень совестливый.
— Подбил, подбил! — согласно закивала Марал. — Самому ему плохое в голову не придет! Да что он сделал-то?
— Такое отмочил! «Я, — говорит, — ни в жизнь бы не согласился калым платить, это мать виновата».
— Нет! Таких слов мой сын не мог произнести!
— Еще как произнес! Ты бы видела, что с девкой творится! Ревмя, ревет. «Пусть, — говорит, — забирает свой проклятый калым и убирается! Не нужен, — говорит, — мне такой жених!» Сама подумай, Марал, если б ты услышала от жениха, что всю жизнь долги будешь выплачивать!
Марал в отчаянии замахала руками.
— Нет, нет! Не мог он! Не мог так сказать, не мог!
— Ну, стало быть, я правильно думала. Уверена была, что ты ни при чем. Девка-то ведь чего бушует? «Небось, — говорит, — и мать его так считает». А я права оказалась, ты нисколечко даже не в курсе.
— Какое там, понятие не имела! Сижу, глупая, жду, когда свадьбу назначите, а оно вон что творится!
— Поделом нам с тобой! — Нартач сокрушенно вздохнула. — Мозгов не хватило. Самим надо было все решить, не допускать, чтоб они столковались. Да теперь уж что: поправлять надо, что испортили. Я сейчас ее пойду уговаривать, исплакалась девка, надо поскорей свадьбу назначить. А насчет калыма вы на нас зла не держите. Калым, конечно, тяжелый, говорить не буду, а что делать? Не мы эту цену придумали. Люди живут хорошо, в достатке, вот калым и растет. И опять же непропащие деньги — за порядочную девушку плачены. Хоть и родня она мне, вроде бы не пристало хвалить, а прямо скажу: цветок…
— Что вы, что вы! Мы очень даже довольны. А насчет другого не сомневайтесь — не заикнется больше! Придет с работы, сразу с ним потолкую.
Нартач вздохнула.
— Ты-то хоть родила его, сам бог велел терпеть, а мне за что муки?
— Ну уж, милая, ты для нас постарайся.
— Старайся не старайся, благодарности не жди.
— Почему ж? Я хоть сейчас готова отблагодарить.
— А чем? — Нартач, улыбнувшись, искоса взглянула на хозяйку.
— Платок подарю! Шерстяной с каймою. Хочешь? Бери, подружка, бери! Единственного сына женю, неужто пожалею чего?! Бери и давай назначать день свадьбы!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Перман до ночи провозился с мотором, заночевать пришлось прямо в поле, а утром, хоть и вернулся в село, домой попасть не удалось: стали сразу два трактора. Со вторым мотором даже смысла не было возиться — только менять.
Вот из-за этого-то мотора и вышел у него скандал с завскладом.
Неделю назад он собственными глазами видел на складе новенький, весь в масле, мотор. Приметил его и сразу подумал о тракторе Бяшима — мотор у него чуть живой, по слякоти ни за что не потянет. Как в воду смотрел: стал у Бяшима трактор — и намертво. И вот теперь мотора на складе не оказалось.
— Где же он? — спросил Перман, заглядывая к Агаджану в конторку.
— Нету, — Агаджан почесал круглую щеку.
— Так был же. Неделю назад был! Вот там лежал, я сам видел!
— Лежал, а теперь нету. Нету, и все.
Кровь ударила Перману в голову.
— Мы с тобой неделю назад толковали об этом моторе. Решили ставить на трактор Бяшима.
— Так то неделю назад. Неделю назад у меня жена на сносях ходила, а я уверен был, что родит она мне наконец сына. А вчера разрешилась, опять дочь! Если б все наши расчеты оправдывались!.. — И Агаджан хихикнул, давая понять, что деловой разговор окончен.
— Но я обещал! Слово Бяшиму дал, он еле дотащился сюда. И бригадира заверил, что трактор будет в порядке. Брехуном меня перед людьми выставляешь! Трактор им сейчас позарез! — Перман провел ладонью по горлу. — За два дня двадцать гектаров, представляешь?
— Представляю не представляю, какая разница? — Агаджан поднял на него ленивые глаза. — Мотора-то нет.
— А где он?
— Овезу поставили.
— Овезу? Зачем? Кто приказал сменить ему мотор?
— Председатель… Приказать не приказывал, но и не запрещал.
Агаджан с ухмылкой взглянул на Пермана: «Ну, еще будем толковать или все ясно?»
— Выходит, обманули председателя? — вполголоса спросил Перман, из последних сил стараясь не сорваться.
— Это уж ты у него спроси! — Агаджан расхохотался. Его забавляло то, что Перман злится, а сделать ничего не может.