обожает цветы… И падре Джим тоже! Да он весь двор у себя засадил цветочными кустами. Ох! Надо срочно поговорить с Этель.
— Ты ведь не выдумала, а? Насчет Бобби? — спросила я, одним глазком приглядывая за Бобби, который снова направился в нашу сторону.
— Не-а. И про падре Джима с Гэри Галецки тоже не выдумала. Отправляйся к Этель и спроси у нее.
Бобби был уже в сотне футов от нас. Ну как можно подумать, что Бобби — с его кудряшками, как у мальчика-певчего из церкви, — хранит в будке теннисную туфлю Сары Хейнеманн? И наволочку — ту самую, в которой он сграбастал меня на заднем дворе Фацио? Никто нам не поверит. Я бы точно не поверила. И уж точно мистер Дэйв не поверит, а я ведь хочу начать с верного хода, не заставлять его пожалеть о том, что он пустил нас с Тру пожить к себе. Ведь если он передумает, куда нам деваться? Да и мама разозлится.
— Как дела-делишки, милые детишки? Кто-то хочет сыграть в тетербол? — спросил Бобби, останавливаясь перед нами. — Или, может, предпочитаете покачаться на брусьях? — Ухмылочка в сторону Мэри Браун.
— Э-э… спасибо, — ответила Тру. — Мы как раз обсуждали, не сходить ли в зоосад.
Бобби такой красивый. Прямо о-ля-ля, как выражается Тру. Он окинул нас по очереди немного странным взглядом и сказал:
— Ну, может, когда вернетесь?
— Было бы здорово! — ответила я.
— Договорились. Еще увидимся.
— Господи, как я его ненавижу, — сказала Мэри Браун, едва Бобби отошел. — Вылитый удав, весь холодный и склизкий. А вы знаете, в Африке удавы такие огромные, что запросто ребенка могут заглотить. Целиком.
Я вздохнула, снова засомневавшись в правдивости Мэри Браун.
— Врешь ты все.
— А вот и не вру!
— А вот и врешь.
Мы втроем спрыгнули с качелей и направились в конец площадки сквозь зыбкие волны жаркого воздуха, прямо как в фильме про французский Иностранный легион, который мы с Тру видели в кинотеатре «На окраине».
— А вот и не вру!
— А вот и врешь!
Всю дорогу до парка я думала, что нам не следует туда идти. Мистер Дэйв предупреждал за завтраком, чтобы мы держались подальше от зоосада, но я так соскучилась по Сэмпсону и просто невыносимо, отчаянно хотела его увидеть. Всю дорогу Тру пинала камешек — верный признак, что сестра в задумчивости. Мэри Браун то и дело отбегала заглянуть в чужие окна, а потом вернуться и доложить. Ничего интересного она не увидела, если не считать слегка оголившегося зада мистера Блютона, который менял покрышку.
По дороге к Сэмпсону мы остановились у пары других клеток. Лев совсем облез и походил на шавку. Слоны не шевелились, так что казались какими-то искусственными. Бегемоты попрятались в воду, и я не могла их винить: еще чуть пожарче — и на моем лице легко можно будет зажарить яичницу.
Вскарабкавшись на наше любимое дерево напротив вольера с Сэмпсоном, я почувствовала такое облегчение, что вижу наконец Короля, даже едва не расплакалась. Сэмпсон лежал на спине и мычал песенку, но обернулся, когда я позвала его по имени, и по орангутановым глазам я поняла: он скучал никак не меньше, чем я. Сэмпсон тут же сунул в пасть мохнатую ножищу. Я рассмеялась. У Сэмпсона все те же заботы, и, глядя на нежащегося в тенечке орангутана, я мигом забыла и о Бобби, трогающем себя за стыдное место, и о мистере Гэри с падре Джимом, которые умчались в Калифорнию к другим сладким булочкам, и даже о том, что мистер Дэйв с Тру еще намаются друг с дружкой.
И тут Тру закурила сигарету, выдула свое знаменитое французское колечко и сказала:
— Девочки… У меня идея.
Глава 34
Вечером опустилась духотища. Жара не желала спадать, как бывает после включения фонарей. Воздух пах свежескошенной травой и макаронами с сыром, которыми накормил нас на ужин мистер Дэйв. Этель принесла на десерт медовую коврижку.
Мы с Мэри Браун и Тру расселись на ближайших к будке брусьях и, снова обмозговывая детали гениального плана Тру, наблюдали за тем, как на дальней скамейке Бобби режется в шашки с Мими Бюшам.
Всякий знал, что дверь в будку запирают на замок, но замок на цепи, которая не слишком туго натянута, так что можно приоткрыть дверь. Не очень широко, конечно, ребенок не сумеет протиснуться. Обычный ребенок не сумеет. Но ребенок по имени Мэри Браун, самая тощая девочка на планете, сумеет. Она не сомневалась, что заберется в будку, стырит тот пакет, и тогда мы отнесем его в полицию.
— Готовы? — спросила Мэри Браун, плавно сползая с брусьев.
Еще одна причина, отчего мы с Тру так ее любим, — она-то всегда готова. На что угодно. Позвонить в дверь и убежать. Или пнуть колесо грузовика на «Автозаправке Филларда» и с громким стоном повалиться на землю, будто ее переехали. А однажды, притворившись калекой, она бродила по домам и клянчила мелочь, на которую накупила потом лакричных конфет. Нет, наша Мэри Браун — точь-в-точь обезьянка! Очень смелая обезьянка.
— Готовы, — выдохнула я.
Но это была неправда. Я боялась не меньше, чем когда карабкалась на самый верх вышки над бассейном и медленно шла по шершавой доске к краю. И там застывала, качаясь, в ожидании мужества, которое пришло бы спихнуть меня вниз. Даже не могу сказать, сколько раз я спускалась затем по ступеням, низко свесив голову от стыда.
Но сегодня я не собиралась сдаваться. И только гадала: с чего бы? Может, дело в том, что мистер Дэйв оказался моим отцом? Или в том, что маме стало лучше? Или все вместе смешалось в одной большой миске, чтобы испечь потом другую, храбрую Салли О’Мэлли? А может, я просто взрослею?
Над площадкой зажглись огни. Самые яркие фонари — их включают, когда местные мужчины решают сыграть в софтбол. Сегодня Пекари из «Хорошего настроения» вышли против Полицейских. Мистер Дэйв тоже участвовал. Играл на третьей базе. И все мужчины кричали друг дружке всякие бейсбольные словечки: Давай, Гил, давай же, подай разок. А также: Он жмется, Хэнк, отбей подальше. Давай, Джек. Покажи свою подачу. Громкий свист и вопли с трибун. Я перестала сомневаться, что Пекари победят, когда ветер поменял направление. Запах шоколада должен вселить в ребят из Пекарни победную уверенность.
Я спрыгнула с брусьев, смотрела на мистера Дэйва в красно-полосатой форме и представляла, как домчусь до третьей базы и скажу ему, что Мэри Браун видела пакет в нашей будке.
Подслушав мои мысли, Тру надменно посоветовала:
— И думать забудь, плевать я хотела, что он твой папочка; он не поверит и дико разозлится, если ты пристанешь к нему во время игры.
— А кто твой папочка? — полюбопытствовала Мэри Браун.
— Расмуссен ее папочка, — объяснила Тру.
Мэри Браун кивнула, как порой Этель, очень так задумчиво кивнула:
— Ага, так я и знала.
— Ничего ты не знала, Мэри Браун. Самое дурацкое твое вранье! — обозлилась я.
— А вот и знала. Христа ради, Салли, а на кого ты похожа? На Хелен Келлер? Да вы с ним как одно лицо!
Я оглянулась на поле. Мэри Браун права. Мистер Дэйв присел на третьей базе и ударял кулаком в перчатку. Он сказал нам с Тру, что мы можем прий ти посмотреть игру, но ни в коем случае не должны уходить с площадки. Эдди Каллаган играл за Пекарню, потому что его папа работал там, пока не затянуло в пресс для теста, так что Нелл сидела на трибуне у поля и махала Эдди рукой каждые две минуточки. Жалко, что мама не смогла прийти посмотреть на мистера Дэйва. Он выглядел таким красивым, с кожей цвета меда, волосами почти такими же светлыми, как у меня теперь, и с правильным количеством мускулов — не так, словно он готов кого-то исколошматить, а так, что хочется позвать его на помощь, когда нужно передвинуть мебель. Мама стала бы намного здоровее, только посмотрев на него. Могу поспорить, они в итоге поженятся и отправятся в медовый месяц куда-нибудь, куда им обоим всегда очень хотелось попасть, — может, на знаменитый Майами-Бич в штате Флорида, — и когда они вернутся домой, тогда…
Мэри Браун пихнула меня:
— Мечтать не надоело? Пора идти на дело! — И загукала, как одна из тех шимпанзе, что живут на Обезьяньем Островке. — Она поэт, но этого не знает, и только ноги могут подсказать. Такие длинные, нельзя и передать. Хи-хи-хи.
Она-то вовсе не казалась испуганной. Честно говоря, я вообще не видела Мэри Браун настолько довольной с тех самых пор, как прошлым летом она случайно устроила тот пожарище на Норт-авеню.
— Тру, убедись, что Бобби сидит на скамейке, а если встанет, крикни что-нибудь погромче, типа: «О, привет, Бобби, давай сыграем в тетербол», лады?
Высунув кончик языка, моя сестра буквально вонзила глаза в Бобби.
— Он на моем радаре. — На Тру была енотовая шапка Дэйви Крокетта, и волнистые рыжие волосы цвета незрелой клубники падали до середины спины. — А что насчет Барб?
— Она сегодня выходная. Я узнавала, — ответила я.
И повернулась к Мэри Браун, чтобы сказать: «Ну все, пошли», но та уже вовсю пилила к будке. Я еще разочек посмотрела на мистера Дэйва и подумала: как же он будет мною гордиться, если Бобби и вправду окажется убийцей и насильником! А если не окажется… Все хорошо, что хорошо кончается.
Мэри Браун скрылась за углом школы. Я еще раз оглянулась на Бобби, который наклонился над шахматной доской — вплотную к Мими Бюшам. Ее руки он накрыл своими ладонями.
— Салли! — громко прошептала Тру.
Я оглянулась на нее, и сестра выставила два больших пальца.
Я тоже выставила пальцы и поспешила за Мэри Браун. Бедное мое сердечко. Оно даже не столько билось в груди, сколько прыгало как бешеный зверь. За углом было довольно темно, потому что там нет фонарей, не считая моргающей лампочки над дверью будки. Пока мои глаза привыкали к темноте, я прижала лицо к кирпичной стене школы, надеясь, что та окажется прохладной, да только не вышло: стена была теплой и пахла как раскаленный асфальт.
— Мэри Браун! — позвала я.
Та громко зашептала в ответ откуда-то слева, из-за дерева:
— Пошли, времени у нас почти в обрез. Уже восьмой иннинг. — Она подбежала к двери будки и поманила меня к себе.