Карстон старался не выказать своего волнения, хотя по его бледному лицу было видно, что он был страшно расстроен.
Боб шел за ним по пятам, оставаясь незамеченным, хотя почтальон оборачивался довольно часто, вероятно, вследствие предупреждения Пинкертона, что за ним будут следить.
Карстон прошел уже довольно далеко по Лексингтон-авеню. Он выходил из какого-то дома, куда занес письмо, как вдруг к нему подошел огромного роста, худощавый, плохо одетый человек, с бледным бритым лицом.
Боб сразу догадался, что это брат почтальона. Действительно, так оно и было.
Джон протянул Фоме Карстону руку и воскликнул:
— Здравствуй, Фома! Давно мы с тобой не видались! Сегодня утром я искал тебя, но нигде не мог найти!
Оба брата остановились и не заметили, как за их спиной какой-то бедняк вошел в открытую дверь дома. То был Боб Руланд, который остановился за дверью и потому мог слышать каждое их слово.
— И я уже удивлялся, что тебя нет! — ответил Фома Карстон.
Джон вдруг пристально посмотрел на почтальона.
— Что с тобой? Тебе нездоровится?
— У меня с утра сильно голова болит, так что я сегодня совсем было не пошел на службу!
— У тебя были неприятности? — спросил Джон.
— Нет ничего! Но я вчера вечером вернулся поздно домой и, вероятно, простудился!
— А где ты был вчера?
— Я был со знакомыми в ресторане Диппера, ну и засиделись!
— Желаю поправиться! Впрочем, как поживают мои приятели по казарме?
— Хорошо! Я им все ношу большие деньги!
Джон насторожился.
— Сегодня ты разве уже относил туда деньги?
— Еще и какие! Сегодня праздник на улице сержанта Гельмана, которого ты, вероятно, знаешь!
— Гельман? Ах да, это тот рыжеволосый! Что ж, много ты ему принес?
— Целых две тысячи долларов!
Глаза Джона засверкали.
— Две тысячи? Неужели? Откуда он мог получить такие деньги?
— Он сказал мне откуда! Мать его умерла и оставила ему маленький домик, который он и продал за две тысячи! Деньги ему прислал покупатель!
— А что он намерен делать с ними?
— Он говорил, что завтра же отнесет их в солидный банк на хранение и затем каждые три месяца будет брать проценты!
— Хватит ли у него ума на это! Стало быть, сегодня ночью-то деньги все-таки будут находиться при нем в казарме?
— Конечно!
— Он неосторожен! Я слышал, что за последнее время в помещениях 7-го полка произошло несколько краж!
— Он не дурак и сумеет спрятать свои деньги. Вероятно, он всю ночь будет спать на них!
— Ну, Бог с ним! Не буду тебя больше задерживать, Фома! — вдруг проговорил Джон хриплым голосом. — Кроме того, меня ожидают на 46-ой улице, где предстоят кое-какие земляные работы в одном из садов! Прощай!
Он торопливо пожал руку своему брату, повернул обратно и пошел по Лексингтон-авеню.
А Фома Карстон стоял и смотрел ему вслед. Лицо его выражало полное отчаяние и он глубоко вздохнул. После беседы с Джоном он уже не мог сомневаться в его виновности. Сильно расстроенный, он пошел дальше.
После его ухода Боб Руланд вышел из дома, за дверью которого он подслушивал братьев, и поспешил в казарму, где застал своего начальника.
Пинкертон стоял перед домом № 867 на Лексингтон-авеню, когда Джон Карстон вышел на улицу. Сыщик сразу узнал его по описанию, но не отправился вслед за ним, зная хорошо, что он отправляется искать своего брата. Вместо этого сыщик поднялся на пятый этаж дома № 867 в квартиру вдовы Крум, у которой Джон Карстон снимал комнату.
Пинкертон не хотел беспокоить старушку, да и не хотел ей сообщать кто он такой, зачем явился и какого рода подозрение пало на ее квартиранта. Он опасался, что слишком взволнует вдову, так что она не сумеет, по возвращении своего жильца, сдержаться и выдаст ему все.
Вот почему сыщик решил произвести обыск комнаты Джона Карстона без ведома квартирохозяйки.
Он неслышно вскрыл замок входной двери отмычкой и вошел в переднюю. Он слышал, как хозяйка возится в кухне.
Юркнув в коридор, он запер за собою дверь. Там он открыл первую попавшуюся дверь и очутился в уютной холостяцкой комнате, по-видимому занимаемой Джоном Кар-стоном.
Пинкертон сейчас же начал обыск. Не производя ни малейшего шума, он быстро обыскал всю мебель, но не нашел ничего подозрительного.
Лишь в одном из ящиков стола он нашел крошечный флакончик с какой-то темной жидкостью и стал внимательно его рассматривать.
Он взболтал его, открыл и понюхал. Жидкость имела какой-то своеобразный, острый запах.
Нат Пинкертон достал пустую бутылочку и отлил туда несколько капель сомнительной жидкости, затем закупорил флакончик и поставил его на прежнее место.
Затем он ушел так же неслышно, как и пришел, так что вдова Крум и не узнала, что у нее в квартире находился посторонний человек.
Оттуда он пошел в казармы; вскоре туда же явился Боб Руланд, с докладом о беседе братьев Карстон.
— Я знал, что Фома Карстон не выдаст меня! — заметил Пинкертон. — Он довольно порядочный человек; он возненавидел своего брата, когда узнал о его преступлении!
Спустя полчаса в казарму явился Фома Карстон, чтобы сдать письма солдатам.
Во дворе его встретил Нат Пинкертон, при виде которого Карстон вздрогнул.
— Ну что? — спросил сыщик. — Вы встретились с вашим братом?
— Встретился!
— И он вас прежде всего спросил, почему у вас такой плохой вид?
— Откуда вы это знаете?
— Ведь я вас предупреждал, что на улице за вами будут следить!
— Но ведь я никого не видел!
— Мы были бы плохими сыщиками, — улыбнулся Пинкертон, — если бы не умели наблюдать на улице за двумя разговаривающими, не возбуждая их внимания! Впрочем, вы хорошо справились с возложенной на вас задачей. Вы рассказали Джону историю о двух тысячах для Гельмана…
— Да, и он…
— Я уже знаю, что он сказал! Когда он затем удалился, якобы на 46-ую улицу на земляные работы, вы постояли еще немного и, вздыхая, смотрели ему вслед! Да, Фома Карстон, очевидно вы и сами потеряли надежду на то, что ваш брат невиновен!
Почтальон опустил голову и тяжело вздохнул. Говорить он не мог.
— Сегодня ночью все выяснится! — продолжал Пинкертон. — Но вы не волнуйтесь! Такой брат недостоин вас, и каждый порядочный человек будет доволен, когда Джон будет обезврежен!
— Вы правы, мистер Пинкертон! Но я боюсь потерять свое место на почте! Ведь и мне не будут больше верить, так как я брат убийцы!
— Не беспокойтесь об этом, Карстон! — успокоил его Пинкертон. — Я позабочусь о том, чтобы вы не лишились места и чтобы вас не лишали доверия!
Почтальон поблагодарил и удалился.
Нат Пинкертон поехал к себе домой и лишь под вечер вернулся на Лексингтон-авеню.
Он неустанно наблюдал за домом № 867, так как уже отсюда хотел выследить преступника.
До этого он успел зайти к опытному химику, которому передал бутылочку с жидкостью, взятой из стола в комнате Джона Карстона.
Химик изъявил готовность произвести анализ и установил, что темноватая жидкость представляла собою один из опаснейших ядов.
Пинкертону пришлось ожидать Джона Карстона почти до полуночи.
Наконец тот вышел; на нем был широкий темный плащ и широкополая шляпа.
Он отправился по дороге к казарме, обошел все здание и вдруг, посреди одной из уединенных улиц, остановился.
Он оглянулся во все стороны, но не заметил сыщика, приютившегося в каком-то темном углу.
Тогда Джон нагнулся и открыл водопроводный люк, спустился вниз в шахту и закрыл люк над своей головой.
Пинкертон вспомнил, что посреди двора казармы, где в землю спускался громоотвод, находился подобный же люк, расположенный в одном из самых темных углов двора. Несомненно, преступник собирался вылезти оттуда наружу. Таким образом он проникал во двор казармы, оставаясь совершенно незамеченным.
Теперь Пинкертон начал действовать быстро и решительно.
Он перелез через стену казармы и на дворе спрятался в темном углу недалеко от люка.
Он не ошибся в своей догадке.
Спустя короткое время раздался едва слышный звенящий звук и люк открылся.
Джон Карстон вылез из отверстия, закрыл за собой люк и простоял неподвижно минут пять.
Затем он юркнул к громоотводу, с поразительной ловкостью поднялся наверх и вскоре скрылся в темноте.
А Пинкертон прошел через двери, мимо часового, посвященного во все дело, поднялся на третий этаж и вошел в спальное помещение, где в числе других лежал и сержант Гельман, предупрежденный обо всем.
Пинкертон подошел к кровати Гельмана и шепотом спросил:
— Гельман, вы спите?
— Нет, не сплю! Все готово?
— Да, он идет! Притворитесь спящим!
Затем Пинкертон юркнул в темный угол и стал ждать. Окно близ громоотвода было раскрыто настежь. Прошло около получаса в томительном ожидании.
Вдруг в раме окна показалась чья-то темная голова.
Прошло еще несколько минут и Джон влез в окно.
Он лег на полу и стал подползать к кровати, на которой лежал сержант Гельман.
В правой руке он держал длинную, острую иглу, сверкавшую при слабом свете газового рожка.
Подкравшись к кровати, он еще раз оглянулся.
Но в этот момент сзади к нему подошел Пинкертон, схватил негодяя за шиворот и быстро вырвал у него смертоносное оружие, отшвырнув Джона Карстона далеко в сторону.
Преступник яростно вскрикнул и вскочил на ноги.
Но тут у него под носом блеснул револьвер Пинкертона.
— Смирно, негодяй! — крикнул Пинкертон. — Поймал-таки я тебя, наконец!
Преступник остолбенел.
В тот же момент вскочил и сержант Гельман, а в дверь вошли полисмены.
Джон не мог оказать сопротивления. Его повалили на пол и связали.
Он был бледен, как смерть, хорошо зная что его ожидает.
Так как все улики были налицо, Джон Карстон сознался в том, что все кражи и убийства в казарме совершил он.
Его приговорили к смертной казни и он окончил жизнь на электрическом стуле.
Нат Пинкертон сдержал слово, данное им почтальону. Фома Карстон не лишился места.