— Господа, прошу меня извинить! — прервал их старик Флинн. — Я должен ехать на биржу! Вас, мистер Кестлер, я прошу заходить к нам почаще! Мы всегда будем рады видеть вас!
Он крепко пожал композитору руку, поцеловал Эдиту в лоб и уехал.
— Милостивый государь! — злобно крикнула теперь Эдита, топнув ногой. — Я не знаю вас и не имею понятия, что вам может быть нужно от меня! Знаю только, что я с вами не знакома!
— Конечно мы с вами не знакомы! — спокойно ответил композитор. — Ведь вы никогда не были на пароходе «Этрурия» и в прошлом вовсе не ездили в Европу, а…
— Да кто вы такой? — прервала его Эдита дрожащим голосом. — Боже! Да вы похожи на полицейского!
— Еще хуже, — ответил композитор. — Я Нат Пинкертон!
С этими словами он снял свой парик и фальшивые усы. Эдита в ужасе опустилась в кресло.
Пинкертон наклонился к ее уху и быстро прошептал:
— Мисс Эдита Флинн, даю вам честное слово, что все, что касается лично вас, останется между нами! Я только должен знать всю правду! Если вы мне правды не скажете, то сегодня же ваш отец узнает, что вы обманули его, что вы никогда не были на «Этрурии». Он узнает, что… Но вот тут-то и начинается то, что я должен узнать от вас! Где находились вы в течение тех двух месяцев, якобы проведенных вами в Европе?
— Умоляю вас, мистер Пинкертон, не спрашивайте, — взмолилась Эдита. — Будьте милосердны!
— Я облегчу вам вашу задачу. В промежуток этих двух месяцев вы родили ребенка, не правда ли?
— Да, это правда, — еле слышно прошептала она.
— Где именно? Говорите скорее! Нам могут помешать!
— Я скажу вам все, мистер Пинкертон, — проговорила Эдита почти шепотом. — Я люблю одного бедного юношу, немца по происхождению. Мой отец не позволяет мне выйти за него замуж, так как мой возлюбленный всего только бедный приказчик. Мы повенчались тайком. Когда я почувствовала себя матерью, я не рискнула сказать об этом отцу. Под предлогом путешествия в Европу я отправилась к одной акушерке, которая содержит родовспомогательный приют.
— Где находится этот приют и как зовут эту акушерку?
— Зовут ее миссис Мильтон, а приют находится на Лонг-Айленде, вблизи Блю-Пойнт.
— Вот как! — заметил Пинкертон, вспомнив, что таинственное сердце было найдено именно в кустарнике, вблизи той же местности. — Вчера вы были на моей квартире, мисс Эдита, и видели те части тела, которые в настоящее время сильно занимают меня: голову, руку и сердце. При виде этих находок вы вскрикнули и убежали. Я прошу вас, мисс Эдита, именем закона, ответить мне: вы узнали голову?
— Да, узнала!
— Чья это голова?
— Выслушайте меня, мистер Пинкертон, я расскажу вам все подробно. В доме этой миссис Мильтон я занимала комнату совместно с другой молодой женщиной. Она еще до моего поступления в приют родила ребенка и уже находилась на пути к выздоровлению. Она ушла из приюта через три дня после того, как я туда поступила.
— Как звали ее?
— Вы понимаете, мистер Пинкертон, что в таких местах люди не называют своей настоящей фамилии, а ограничиваются одним лишь именем. У этой дамы было имя Феба. Она была так прелестна, что я не могла на нее насмотреться: волосы у нее были черные, глаза темные, сверкающие, губы красные, полные. Мы сошлись с ней, и она рассказала мне свою судьбу. Она была бедная девушка и служила в качестве секретаря. В Филадельфии она поступила на службу к некоему присяжному поверенному, который соблазнил ее, но поклялся жениться на ней. Она говорила, что пока она находится в приюте мисс Мильтон, он должен был разойтись со своей нелюбимой женой. После развода они и собирались повенчаться. В случае же, если бы развод не состоялся, они хотели бежать на запад.
— И вот, пробыв еще три дня в приюте, — спросил Пинкертон, — она уехала?
— Да, она вполне оправилась и ей незачем было оставаться дольше!
— Приехал ли кто-нибудь за ней?
— Она говорила, что ее возлюбленный ожидает ее в Нью-Йорке, что она собирается встретиться с ним в одной из гостиниц и что после этого будет решен вопрос, вернуться ли им в Филадельфию или уехать на запад. Мы распростились очень сердечно и она даже подарила мне кое-что на память.
— Вот как! Вы сохранили эту вещь? Нельзя ли мне взглянуть на нее?
— Конечно, можно, — ответила Эдита, — погодите минуточку, я сейчас принесу сюда.
Она вышла, а Пинкертон, оставшись один, подумал: «Несомненно, след найден. Дело начинает проясняться. Мне кажется, этот адвокат совершил преступление, намереваясь избавиться от надоевшей ему девушки».
Но тут вернулась Эдита и прервала его размышления.
В руке она держала пенковую пряжку, усыпанную маленькими бриллиантами.
— Вот смотрите, — сказала Эдита, — вот эту пряжку подарила мне Феба.
— Я попрошу вас, мисс Эдита, — ответил Пинкертон, — дайте эту пряжку мне. Для меня она имеет огромное значение.
— Пожалуйста, берите. Но неужели вы думаете, что несчастная Феба убита? Голова, которую я видела вчера у вас, действительно ее, и я невольно вскликнула от ужаса, когда взглянула на нее.
— За этот возглас я вам чрезвычайно благодарен, — ответил Пинкертон с улыбкой, — как и вообще за все ваши сообщения. Смею вас уверить, что я никому не выдам вашей тайны. Если я могу служить вам чем-нибудь в вашем деле, я готов служить вам.
— Мистер Пинкертон! Вы пользуетесь таким всеобщим почетом и отец вас очень уважает. Быть может, действительно вы можете что-нибудь сделать! Я так сильно люблю своего мужа!
— Назовите мне его имя и фамилию. Я наведу о нем справки, и если это будет в моей власти, то я окажу вам содействие.
— Его зовут Артур Норман.
— А где он служит?
— Он недавно имел несчастье лишиться места и теперь состоит письмоводителем у одного адвоката.
— У какого именно?
— У Франциска Бланка. Но я вам покажу фотографическую карточку Артура. Я ее постоянно ношу с собой.
Она вынула маленький медальон и Пинкертон подошел с ним к окну.
Артур Норман, судя по карточке, был очень красивый мужчина. Пинкертон вполне понимал, что молодая девушка могла согласиться вступить с ним в тайный брак.
— Итак, мисс Эдита, — произнес Пинкертон, — я постараюсь помочь вам. Ведь я у вас в долгу, но надеюсь, что вскоре мы с вами поквитаемся.
Он распростился с ней и ушел.
Выйдя на улицу, он торжествовал. Он теперь знал, кто была убитая, части тела которой были найдены.
Глава IVУ АДВОКАТА НОЛЛЕТА
Пинкертон хорошо понимал, что прежде всего надо было узнать, какой именно адвокат из Филадельфии находился в Нью-Йорке в промежутке семи дней, между первым и восьмым августа.
Узнать это было очень нелегко.
Прежде всего, в Филадельфии имеется около двух тысяч адвокатов; многие из них часто приезжают в Нью-Йорк, иные приезжают попросту повеселиться.
Пинкертон немедленно принялся за розыски.
Он откомандировал своих помощников, приказал им составить списки приезжих в гостиницах.
На другое утро у Пинкертона в руках уже было несколько списков, из которых было видно, что в указанный промежуток времени в Нью-Йорке перебывало семьдесят пять адвокатов из Филадельфии, останавливавшихся в разных гостиницах.
Надо было теперь выяснить, который из этих семидесяти пяти выехал из Нью-Йорка после седьмого августа.
Пинкертон основывался на предположении, что убийца немедленно после совершения преступления выехал домой в Филадельфию.
Сеть стала теперь стягиваться уже.
Оказалось, что после седьмого августа выехали десять филадельфийских адвокатов.
Пинкертон записал имена этих десяти адвокатов и выехал в Филадельфию, намереваясь посетить их всех по порядку.
Прибыв в Филадельфию, он прежде всего справился, который из намеченных десяти адвокатов недавно уволил секретаршу.
Оказалось, что только один адвокат сделал это: именно некий Ричард Ноллет, контора которого помещалась на лучшей улице Филадельфии.
Далее Пинкертон узнал, что у адвоката Ноллета служила прехорошенькая черноволосая девушка, уволенная, однако, со службы первого июля.
— А почему ее уволили? — спросил Пинкертон. — Или почему она ушла?
Ему ответили обычным в таких случаях пожиманием плеч и многозначительной улыбкой.
Пинкертон теперь уже более не сомневался.
Он начал наводить справки о Ноллете, но, в общем, узнал о нем только одно хорошее.
Ноллету было лет тридцать пять. Прежде у него была великолепная практика. Он считался выдающимся защитником по уголовным делам и выступал не только в самой Филадельфии, но и в Нью-Йорке, где на суде пользовался большим успехом.
За последнее время Ноллет часто приезжал в Нью-Йорк. Говорили даже, что в течение последнего года он больше был в Нью-Йорке, чем в Филадельфии.
В Филадельфии его замещал коллега, а сам он пожинал лавры в Нью-Йорке.
По вопросу о браке Ноллета, по-видимому, тоже не все было в порядке. Еще будучи студентом, Ноллет женился по любви на молодой девушке. Но брак этот вышел неудачным.
Ходили слухи, что в роскошной квартире Ноллета часто происходили ссоры и недоразумения. Говорили даже, что Ноллет собирается развестись с женой.
Собрав все эти сведения, Пинкертон решил лично познакомиться с Ноллетом, не давая ему, конечно, понять, для чего именно он к нему является.
Надо было только выдать себя за клиента.
И вот Пинкертон отправился в контору Ноллета.
Едва только он переступил порог кабинета адвоката, как остановился как вкопанный.
Ведь это лицо, казалось, было ему знакомо.
Ноллета нельзя было назвать красивым — черты лица были слишком неправильны — и все-таки он производил приятное впечатление.
Ноллет встретил Пинкертона очень любезно.
Сыщик назвался Гольманом. Он во всех деталях изложил ему якобы затеянную им тяжбу.
Ноллет вел себя с таким достоинством, что предполагать в нем преступника казалось нелепостью.
Во время беседы Ноллет как-то особенно взглянул на Пинкертона, и тут последний сразу вспомнил, откуда он знает это лицо.