Осмотрев фронт работ, начинаю с самого простого, с Ксении.
Девять кабинетов спустя в списке неприглашённых остаётся только Борис. Дверь в его кабинет открыта. Я слышу Марину Алфёрову и редкие смешки её одноклассников.
— Довольно, — Борис насмешливым голосом останавливает девушку. — Я понимаю, личная жизнь художника — весьма интересная тема для вас. Я даже готов согласиться, что она оказала немалое влияние на его творчество, но давайте всё же перейдём непосредственно к работам. Как-никак эти картины вот уже более полувека считаются шедеврами.
С анализом картин Марине приходится повременить — я стучусь.
— Наталья Андреевна! — с полувопросительной интонацией произносит Борис. — Какой приятный сюрприз!
И не врёт ведь! Вон, с каким интересом рассматривает мою фигуру, особо задерживаясь на участке ниже края не очень-то длинных шорт. Да, одеваясь сегодня, я не предполагала, что мне придётся сверкать своими прелестями перед всей школой.
— Здравствуйте, Борис Аркадьевич. — Лицо невозмутимое, голос такой же — умничка я! — В обеденный перерыв срочное заседание педсовета. Вас попросили присутствовать.
— По поводу? — мужчина заламывает правую бровь.
Надо же! Он единственный из учителей, кто поинтересовался, в честь чего проводят сборище.
— Отчисление Саянской, — удовлетворяю его интерес.
Лицо Бориса вмиг утрачивает какие-либо эмоции.
— Я приду. Благодарю вас, — роняет он сухо и отворачивается. — Так что там у нас с картинами, Марина?
Слева доносится всхлип. На Алфёрову жалко смотреть: лицо пошло красными пятнами, по щекам текут слёзы вперемешку с тушью.
— Понятно, — вздыхает блондин. — Реферат сдадите в понедельник, а сейчас — вон из класса. Приводите себя в порядок.
Пробормотав что-то невразумительное, девушка хватает сумку и выбегает из кабинета, чуть не сбив меня с ног.
Недоумевающим взглядом смотрю на Бориса, но тот что-то отмечает в записной книжке. Окидываю взором подростков — сплошные нахмуренные лица. Интересно, им-то какое дело до восьмиклашки? С Мариной они, кажется, подруги, а эти…
— Доброго всем дня, — желаю притихшим ученикам и задумавшемуся о своём учителю.
В ответ не получаю ни слова, только девятнадцать злых взглядов. Борис по-прежнему строчит заметку. Пора мне ретироваться.
В коридоре слышится звук льющейся из крана воды. Видимо, Алфёрова отправилась в туалет. Взвесив за и против, иду туда же. Вдруг она совсем разнервничается, и ей станет плохо, а до конца урока ещё двадцать с лишним минут!
Девушка стоит спиной к двери, облокотившись обеими руками о раковину. В зеркале видно, как низко она склонила голову — чёлка и свободно висящие пряди волос целиком скрывают лицо.
Наверное, шипение воды маскирует цокот каблуков по плитке, или же кто-то слишком погрузился в себя — неспроста ведь побелели тонкие пальцы, обхватывающие фаянс. Как бы там ни было, на моё приближение Алфёрова не реагирует.
— Марина, — зову я и поднимаю руку, чтобы в утешающем жесте положить её на плечо девушке.
Школьница вскидывает голову и встречается взглядом с моим отражением. В её глазах столько обречённости, что моя рука непроизвольно падает.
— Может, тебе лучше сходить в медпункт, попросить что-нибудь… от нервов.
Марина щурит глаза и резко разворачивается. Дабы избежать столкновения с ней, приходится отскочить в сторону. Уже во второй раз!
— От нервов? — зло шепчет девица, впиваясь взглядом в мои глаза.
Я ощущаю внезапное головокружение и даже делаю шаг назад, чтобы упереться рукой в стену.
— Да вы ведь ничего не знаете! — то ли возмущённо, то ли восхищённо восклицает Марина и моргает. Мне даже дышать становится легче. — Вы мне ничем не можете помочь. — Девушка разворачивается к раковине. — Выйдете, пожалуйста!
В себя я прихожу только на лестнице. Странно ломит лоб, нос, затылок. Пальцы мелко подрагивают.
Что за… чудеса здесь творятся!
Меня на собрание педагогов никто не приглашал. Ожидание коллег под дверью — дурной тон, поэтому я на полчаса убегаю в свой кабинетик.
Дозвонившись до управляющего, который неожиданно для себя самого стал центром моей вселенной на неопределённое время, стараюсь выпытать у него хотя бы подробности предстоящего разговора. Бесполезно! Упирается как баран и твердит одно и то же: «Приезжайте! Обсудим всё на месте!». Единственное, чего я добиваюсь от упрямца — сроков его пребывания в заведении. К концу беседы я и за это ему благодарна!
Следующие тридцать минут вновь проходят в гонках по этажам. Только трое из учителей, способных помочь мне с выездом в город, как нормальные люди отправляются в столовую. Четверых приходится вылавливать по корпусам. Ксению найти не удаётся, а она — самый подходящий кандидат!
За всей этой беготнёй забываю о главном — предупредить Виктора Петровича о планируемой, точнее, уже срывающейся поездке. Но тут за дело берётся случай! Я сталкиваюсь с опекуном в дверях учебного корпуса.
— Наташа, что случилось? — мужчина придерживает меня за плечи.
— Мне срочно нужно в город! Звонил управляющий ресторана, он ждёт меня до четырёх. Возникли какие-то вопросы, — я машу рукой, давая понять, что не имею представления, о чём конкретно со мной так жаждут побеседовать. — Никак не могу найти компанию!
— Ясно, — Виктор Петрович кивает. — А ты у Бориса спрашивала?
— Нет, — произношу растерянно и невольно смотрю на наручные часы. — Он, наверное, уже уехал.
— Нет, я недавно видел его в столовой, а после он отправился в наш корпус.
— Хорошо! Побегу туда, вдруг успею перехватить, — не договорив, срываюсь с места.
— Осторожнее! — несётся мне в след. Я не обращаю внимания. Тут нужно кричать «Быстрее!», ведь Борис немного помешан на пунктуальности.
В корпусе для преподавателей у нас всё устроено, как положено: мальчики — налево, девочки — направо. Стремительным шагом залетаю в мужское крыло и притормаживаю. Если зацеплюсь каблуком за покрытие, поездка точно отодвинется на неопределённый срок!
Из-за угла выходит наш историк. Увидев меня, он останавливается как вкопанный и нервным жестом поправляет очки.
— Наталья Андреевна?
— Да, Владислав Валерьевич, это я! Вы Бориса Аркадьевича не видели?
— Он должен быть у себя, — мужчина отвечает как-то неуверенно, но я не заостряю на этом внимания.
— Спасибо!
— Наталья! — летит в спину, но я машу рукой:
— Спасибо, Владислав Валерьевич!
«И какой великий человек додумался обить ковролином ещё и ступеньки?!» — возмущаюсь про себя, пока поднимаюсь на второй этаж.
В гулкой тишине коридора слышен непривычно тихий голос Ксении, доносящийся из-за неплотно прикрытой двери, что буквально в двух шагах от лестницы. Девушка, не сдерживаясь, изливает кому-то душу.
Стоп! Что значит «кому-то»? Это же комната Бориса!
— Это я виновата. Весь этот кошмар случился из-за меня, — стенает Ксюша.
— Не сомневаюсь, — холодно отзывается Борис, — только не могу понять причину твоих переживаний. Когда ты подписывала договор, тебя предупреждали об особых обязанностях, которые на тебя возложат. Про нестабильность детей, особенно подростков, тебе тоже известно. Так в чём же дело?
Вот как?! Оказывается, эта парочка за глаза спокойно перешла на неформальное общение!
— Ну, как ты не понимаешь! — трагически шепчет Ксения. — Одно дело подписывать какие-то бумажки, а совсем другое — попасть в подобную ситуацию! И что мне стоило промолчать?!
— Молчание стоило бы тебе работы и не только, сама знаешь.
— И… и что мне теперь делать?
Я как наяву вижу лицо девушки, озарённое надеждой и непременно обращённое в сторону Бориса. Почему-то от этой картинки появляется настойчивое желание скривиться.
— Это ты так тонко намекаешь, чтобы я как-нибудь повлиял на судьбу небезызвестного нам обоим человека? — с насмешкой интересуется Борис.
— Но ты ведь не такой как они!
— Частично ты права, — соглашается блондин, — я ещё хуже.
До моего слуха доносится судорожный вздох девушки.
— Мой тебе совет: просто забудь. Ты выполнила условия контракта, и винить сейчас тебе себя не в чем.
— Сейчас?! А когда надо было?
— Когда ты его подписывала, — с привычной насмешкой подсказывает девушке Борис.
— Тогда… тогда я уволюсь!
— Отличное решение! — в комнате раздаются хлопки. — Очень своевременное, а главное, полезное, — продолжает иронизировать мужчина, но вдруг резко меняет тон, — но на самом деле, оно просто трусливое. Хочешь уволиться, — он с какой-то особой интонацией произносит последнее слово, будто вкладывает в него некий секретный смысл, — воля твоя. Только имей в виду, пока будешь ждать… увольнения, сойдёшь с ума от мук совести.
— И что мне делать? — Ксения идёт по второму кругу.
— Что-нибудь действительно полезное.
Ой-ой-ой! Вот сейчас мне надо или уходить или дать уже о себе знать!
На моё счастье, пока я мечусь, Борис молчит.
Всё, стучусь! По моему виду они всё равно не заподозрят, что я их подслушивала.
Лицо Бориса выражает неподдельное недоумение, когда он видит меня на пороге своей комнаты.
— Что-то случилось?
— Да. Но я пока не знаю, что именно, а этот упрямец мне ничего толком так и не сказал!
Какой бред я несу! Всё же недаром говорят: не стоит подслушивать чужие разговоры, от них голова болит, и мозг прекращает правильно работать.
— Упрямец? — ещё больше удивляется Борис.
— Я имею в виду управляющего ресторанного…
— … комплекса «Шоколад», — заканчивает за меня мужчина.
— А вы откуда знаете? — теряюсь я.
— Виктор Петрович сегодня на педсовете огласил имена учителей, которые отправятся с вами пасти наших выпускников.
— Вот как? Ну, не важно! Мне срочно нужно попасть в город.
Борис молчит.
— А потом обратно, — произношу уже не так уверенно.
Пауза всё еще длится.
— Хотя бы к пяти, — говорю, чуть ли не с мольбой в голосе.
— Извините, но я не могу вам помочь.