Современные теории национализма
В данной главе мы обращаемся к наиболее известным теориям национализма, разработанным во второй половине XX в. Анализ этих теорий мы сопоставляем с общим контекстом развития национализма в XX в., называем имена исследователей, анализируем работы, известные в этой области и оказавшие влияние на развитие национализма как теории и политического движения в целом.
3.1 Подходы к изучению национализма в XX в.
3.1.1 Многообразие современных теорий национализма
Исследователи современного национализма отмечают, что за последние несколько десятилетий область изучения национализма настолько расширилась, что трудно дать обзор всего проблемного и концептуального поля национализма. Также отмечается все увеличивающийся в своих масштабах массив литературы, рассматривающих данные проблемы. Мы уже говорили о многообразии подходов к изучению национализма и продолжим это рассмотрение в дальнейшем. Национализм при всей своей молодости — явление многоликое, чем и объясняется такое многообразие трактовок, оценок, типологий, подходов. Существуют энциклопедии по национализму, собраны антологии по этничности и национализму, которые помогают ориентироваться в многообразии авторов и теоретических позиций[156]. Среди наиболее крупных исследователей, занимающихся проблематикой национализма, отметим Э. Геллнера, Б. Андерсона, Э. Хобсбаума, Э. Смита и др. Их работы оказали огромное влияние на современное понимание национализма и развитие этой области исследований в современном мире. В России также изучаются проблемы национализма. Среди отечественных исследователей можно назвать Ю.В. Арутюняна, Ю.В. Бромлея, Л.М. Дробижеву, В.И. Козлова, В.В. Коротееву, В.С. Малахова, А.И. Соловьева, В.А. Тишкова и др.
В изложении проблемы мы хотели бы обойти все сложности и тонкости множества типологий национализма, о которых уже писали. В центре нашего внимания — теории национализма как политического феномена. Однако эта тематика неотделима от общего спектра исследований в данной области. Поэтому мы не будет приписывать теорию того или иного ученого второй половины XX в. той или иной школе по классификации теорий национализма. Тем более что и пособие наше предназначено достаточно широкому кругу читателей.
Известный исследователь национализма В.В. Коротеева предлагает такой способ упорядочения концепций и теорий национализма: «Самый простой из них — распределить по тому, насколько предлагаемые теории претендуют на универсальные объяснения феномена национализма. Лишь Э. Геллнер открыто заявил о том, что его теория представляет собой исчерпывающее объяснение этого явления. Другие авторы пишут о многоликости национализма, изменчивости его форм во времени и на различных континентах, влиянии многих исторических обстоятельств на конкретные его проявления и отказываются от построения общей теории. Но несмотря на это, все же можно утверждать, что теории бывают более общие и более частные. Вопрос стоит так: возможно ли написать некоторое последовательное, непротиворечивое Повествование о национализме под определенным углом зрения или осуществимы только отдельные повествования? Попытки создать такое повествование действительно предпринимаются. Я назвала бы их экономическими, политическими и культурологическими теориями. К первым я отношу работы Э. Геллнера и Т. Нейрна, ко вторым — Дж. Бройи и М. Манна, в третью категорию попадает исследование Б. Андерсона»[157].
К сожалению, при всем интересе, который вызывает данная проблематика, работы западных исследователей еще недостаточно доступны российскому читателю, особенно студенческой аудитории.
В настоящее время на русский язык переведены книги таких авторов, как У. Альтерматт («Этнонационализм в Европе»), Б. Андерсон («Воображаемые сообщества»), X. Арендт («Истоки тоталитаризма»), Э. Геллнер («Нации и национализм»), Э. Смит («Национализм и модернизм»), Э. Хобсбаум («Нации и национализм после 1780 г.»), К. Хюбнер («Нация») и др.
В последние годы появляются сборники переводов статей западных исследователей. Например, в сборник «Нации и национализм» (М., 2002) вошли статьи Дж. Бройи, Э. Геллнера, М. Манна, Э. Смита, Э. Хобсбаума и др.
Напомним: тематика нашей книги — национализм, его политическая история и теории, раскрывающие смысл и содержание этого феномена. Этим определяется и выбор теорий, которые будут рассмотрены наиболее подробно, и выбор основополагающих имен. Мы не ставили своей целью дать широкую рестроспективу теории национализма в целом, рамки пособия не позволяют исчерпывающим образом изложить многие подходы и концепции. Например, мы не касаемся работ, посвященных экономическому национализму. Вместе с тем все главы книги сопровождаются подробной библиографией, которая поможет заинтересованному читателю продолжить изучение данной проблематики.
3.1.2 Развитие теоретических основ национализма в первой половине XX в.
Среди первых исследователей национализма в XX в. назовем таких, как М. Вебер, К. Дейч, Э. Кедури, Г. Кон, К. Хэйес и др. Мы остановимся на основных идеях, которые повлияли на дальнейшее развитие теорий национализма в последней четверти XX в.
Обилие литературы по вопросам национализма отражает масштабы исследований в этой области. Однако можно сказать, что публикации первой половины XX в. являются все же предысторией современного изучения этого явления, хотя и представленной известными исследователями и серьезными работами.
При всей своей многоликости, национализм в целом и политический национализм в частности — явление достаточно новое. Однако национализм столь остро затронул самоощущение людей в последние два столетия, что эта тема — тема национализма и его влияния на жизнь современного человечества, ход современной истории, политическое развитие общества и государства — привлекала и привлекает к себе внимание многих ученых: историков, философов, социологов, политологов, культурологов, экономистов и т.д. Изучение национализма в XX в. приобретает более углубленный теоретический характер, постепенно отходит от сугубо исторического контекста.
В 1926 г. было опубликовано одно из наиболее ранних сравнительных исследований по национализму — «Очерки о национализме» американского историка Карлтона Хэйеса. В этой работе автор намечает темы, изучение которых продолжается и сегодня.
Хэйес обращается к понятиям «нация» и «национальность». В начале XIX столетия, отмечает автор, появилось понятие национальности как обозначение группы людей, говорящих на одном языке или близко родственных диалектах, поддерживающих общую историческую традицию и составляющих (или считающих, что составляют) особую культурную общность. Национальное государство всегда основано на национальности, но национальность может существовать и без национального государства[158].
Для Хэйеса национальность изменчива. Если в средние века каталонцы и провансальцы составляли единую национальность со своим особым языком, литературой и исторической традицией, то последующее развитие сделало каталонцев «субнациональностью» испанцев и превратило провансальцев в «добрых французов».
Национальность для Хэйеса — это категория, присутствующая в человеческой истории с ранних времен, но до последнего времени не являвшаяся важнейшей формой идентичности. Люди были преданы отдельным личностям, местам, идеям. Патриотизм по большей части оставался местным. Соединение национальности и патриотизма — черта нового времени. Хэйес показал, что централизованные европейские монархии играли в XV—XVII вв. ведущую роль в формировании национального самосознания. Национальный характер этих монархий (Англии, Франции, Испании, Португалии, Швеции, Дании) был скорее не результатом сознательных усилий их правителей, а побочным следствием их деятельности. До XIX в., однако, не было ясно, укоренятся ли национальные государства в Европе и не пойдет ли процесс вспять.
Хэйес наметил основные этапы распространения национализма: разработка доктрины национализма выдающимися «интеллектуалами»; поддержка доктрины группой граждан, которые находят в ней удовлетворение для души и иногда преимущество для своего кармана; укоренение в народном сознании с помощью массового образования[159].
Другой известный историк и исследователь национализма — Ганс Кон. Его работы: «Идея национализма» (The Idea of Nationalism. A Study in Its Origins and Background), «Национализм: его смысл и история» (Nationalism: Its Meaning and History).
В «Идее национализма» Кон так описывает появление национализма: «Национализм, как мы его понимаем, возник не ранее второй половины XVIII в. Его сила впервые проявилась во время Французской революции, которая придала новому движению небывалый размах и динамизм. В конце XVIII в. национализм проявился почти одновременно в ряде далеко удаленных друг от друга стран Европы. Наступило его время в развитии человечества. Хотя Французская революция была одним из мощнейших факторов роста и распространения национализма, она отнюдь не означала его рождения. Как любое историческое движение, национализм имеет свои корни в далеком прошлом. Условия, сделавшие его появление возможным, складывались в течение веков»[160].
Кон рассматривает основные этапы, предшествовавшие формированию национализма как политического движения. Прежде всего это длительное развитие в политической, экономической и интеллектуальной сферах, происходившее разными темпами в различных странах. Интересно, как Кон прослеживает трансформацию формирующегося культурного национализма в политический национализм.
Национализм немыслим без возникших ранее представлений о народном суверенитете, т.е. без полного пересмотра положения правителя и управляемых, классов и каст. Нужна была секуляризация восприятия Вселенной и общества при помощи естественных наук и естественного закона, как его понимали Гроций и Локк. Традиционность экономической жизни предстояло преодолеть растущему третьему сословию, которое, в свою очередь, должно было отвлечь внимание общества от королевских дворцов с их цивилизацией, чтобы обратиться к жизни, языку и искусствам народа. Этот новый класс был меньше связан традициями, чем аристократия или духовенство, он представлял новую силу, ориентированную на новые цели, способную порвать с прошлым, отвергнуть традицию — скорее в своих собственных глазах, чем в действительности. Усиливаясь, этот класс претендовал на то, что выражает интересы всего народа. Там, где третье сословие в XVIII в. приобрело особый вес, например в Великобритании, Франции, США, национализм проявился главным образом (хотя и не только) в политических и экономических переменах. В странах, в которых в начале XIX в. третье сословие оставалось в зачаточном состоянии (в Германии, Италии, среди славянских народов), национализм выражался прежде всего в сфере культуры. На начальном этапе у этих народов ядром национализма стали не столько нация-государство, сколько «дух народа» и его появление в литературе, фольклоре, родном языке, истории. По мере усиления третьего сословия и политического и культурного пробуждения масс в XIX в. этот культурный национализм трансформировался в стремление создать свое национальное государство, т.е. приобретал черты собственно политического национализма.
Рост национализма, согласно Кону, — это процесс интеграции народной массы в рамках общей политической парадигмы. Поэтому национализм предполагает существование — на деле или в качестве идеала — централизованного государства на большой территории. Такая форма была создана абсолютными монархами, которые тем самым проложили дорогу современному национализму[161].
Для Кона эпоха национализма началась в XVIII в. В работе «Национализм: его смысл и история» Кон обращается к периоду, охватывающему 1852—1878 гг., и характеризует его как «решительный шаг вперед в достижении национальных целей народов Центральной Европы, однако эти цели осуществлялись уже не народными революциями и пропагандой моралистов, а политикой правительств с помощью войн и дипломатии (курсив наш. —Авт.). Идеология национализма все более опиралась на экономику. Капитализм, индустриализация, усиление средних классов изменили социальную структуру и ритм жизни всей Центральной Европы. Новые средства сообщения уничтожили прежнюю неподвижность и патриархальные порядки»[162].
Согласно Кону, национализм невозможно вообразить до появления централизованной формы правления на обширной территории, т.е. до формирования государств в XVI—XVIII вв. Для него был необходим ряд политических, экономических и интеллектуальных предпосылок: идея народного суверенитета, секуляризация сознания, подрыв традиционализма экономической жизни и подъем третьего сословия. «Национализм — не естественное явление, не результат действия “вечных” законов, а продукт роста социальных и интеллектуальных факторов на некоторой стадии истории»[163].
Национализм, по Кону, основан на чувстве любви к родине, семье, обычаям и традициям, в которых вырос и воспитывался человек. Подобные чувства доступны каждому в повседневной жизни. Но национализм полностью трансформирует их, наполняя совсем другим смыслом и погружает в иной контекст. Привязанность к своей нации — очень сложное и изначально абстрактное чувство. Эмоциональная теплота конкретности достигается в результате образования, печати, экономической взаимозависимости и соответствующих политических и социальных институтов. Они приводят к интеграции масс и идентификации с такими общностями, которые выходят за пределы любого конкретного опыта[164].
Кон разработал типологию видов национализма. Он разделял «западный» и «восточный» национализм. В первый входят варианты национализма, сложившиеся в Великобритании, Франции, США, Нидерландах. Швейцарии, во второй — в Германии, странах Восточной Европы, России, а также Азии. Первый характеризуется как рациональный, гражданский, второй — как органический, иррациональный. Основное различие в данных вариантах связано с социальным составом сторонников национализма. Там, где третье сословие стало представлять мощную силу уже в XVIII в., национальные требования нашли свое выражение преимущественно в области экономики и политики. Там, где в XIX в. буржуазные слои были слабыми, такие требования сосредоточивались в области культуры. Так как Запад был притягательным образцом, но отставание от него задевало гордость местных образованных классов, то эти классы стали отторгать «чуждую» модель с ее либеральным и рациональным подходом. Отсюда комплекс неполноценности у немецких, русских и индийских интеллектуалов, размышления о «душе» и «миссии» нации и бесконечные дискуссии об отношении к Западу[165].
Десятилетием позже Эрнст Хаас предлагает другой подход к систематизации типов национализма (Beyond the Nation-State — Functionalism and International Organization, 1964). Он выделяет: либеральный, якобинский, традиционный, синкретический и интегральный типы национализма.
Либеральный национализм, согласно Хаасу, рассматривает нацию как братскую общность, имеющую своей целью реализацию прав и свобод индивидов и содействующую тем самым обеспечению счастья для всех. Естественно, либеральный национализм тесно связан с идеологиями прогресса — как духовного, так и материального.
Якобинский национализм отличается от либерального тем, что он предписывает общности распространять и насаждать либеральный национализм среди других народов.
Традиционный национализм стремится мобилизовать народ под знаменем старых времен, превознося феодальное прошлое, корпоративные обычаи, племенные ценности или солидарность сельского общества. Он подчеркивает скорее права дискретных групп, классов, гильдий или каст, нежели индивидов. Он всегда создает либо воскрешает миф о древнем золотом периоде солидарности и стремится использовать его для организации мобилизуемых масс.
Синкретический национализм сходен с традиционным в том, что он стремится защитить общность от чужих идей. Но он не полностью отвергает обновление, перенимая такие идеи, которые считает подходящими для своих целей.
Интегральный национализм сосредоточивает все внимание на самой общине, а не на группах или индивидах. Он жестко подчиняет благо граждан выживанию общности, воспринимаемой как монолитная и органическая целостность[166].
Среди исследователей национализма отметим Карла Дейча. В книге «Национализм и социальная коммуникация» (1953) он предпринял попытку приложить методы социальных наук к изучению национализма, а точнее, формированию национальных общностей. Задача «социальных наук», согласно Дейчу, состоит в оперировании объективными данными. Поскольку в середине XX в. образцом передовой науки была кибернетика, постольку именно она послужила Дейчу источником аналогий для описания общественных процессов.
Базовые понятия теории Дейча — «общество» и «культура». Общество — это группа индивидов, связанных интенсивным разделением труда. На границе с другими обществами интенсивность экономических контактов резко падает. Культура — это конфигурация предпочтений и ценностей людей. Общества производят товары, культуры — информацию. Под информацией понимается то общее, что объединяет знания, ценности, традиции, новости, сплетни. Внутри определенных групп обмен информацией происходит с наибольшей интенсивностью, вне группы он затруднен. Отсюда и определение Дейчем понятия «народ» не с содержательной (путем перечисления объективных признаков), а с функциональной точки зрения. По его мнению, имеет значение не наличие какого-либо из признаков, а возможность осуществлять эффективную коммуникацию между людьми. Измерением такой эффективности является скорость и адекватность распространения информации. Народы отделены друг от друга «коммуникационным барьером», разрывом в информационном потоке[167].
Наконец, Эли Кедури оценивает национализм как доктрину, изобретенную в Европе в начале XIX в. («Национализм», 1960). Согласно Кедури, для национальной доктрины характерны следующие основные положения:
• человечество естественным образом разделено на нации;
• нациям присущи некоторые эмпирически проверяемые свойства;
• единственный законный способ правления — это национальное самоопределение[168].
Кедури задается вопросом: в каких слоях рождаются идеи национализма и кто более всего привержен им? В Германии писатели и мыслители, разработавшие доктрину национализма, находились относительно низко на социальной лестнице, они были сыновьями пасторов, ремесленников или мелких фермеров. Их мобильность в обществе была заблокирована, и только всевластное государство могло бы предоставить им достойное положение. В странах Ближнего и Дальнего Востока в отсутствие среднего класса основные социальные деления проходят между теми, кто принадлежит к государственным институтам, и всеми остальными. Национализм распространялся прежде всего среди офицеров и чиновников, обученных по-европейски и смотрящих сверху вниз на старшее поколение[169].
Что же касается собственно социальных условий для победы идеологии национализма, то их Кедури видит в отсутствии препятствий для национализма. Потребность принадлежать стабильному сообществу является универсальной — она удовлетворялась семьей, соседством, религиозной общиной. В последние полтора столетия все эти институты были повсеместно подорваны социальными и интеллектуальными переменами. Не случайно и национализм проявлялся с большей интенсивностью там, где подобные институты были наиболее ослаблены и не могли противостоять его мощным атакам.
3.1.3 Дж. Бройи: подходы к изучению национализма
В течение XX в. исследование национализма проводилось разными авторами и с разных позиций. Наряду с типологией национализма как многопланового и разностороннего явления можно говорить о систематизации самих исследований, точек зрения, подходов в рамках этой темы. Английский историк Дж. Бройи провел детальное изучение и систематизировал возможные подходы к изучению национализма, которые имели место в течение двух последних столетий — эпохи национализма в истории и науке. Кратко рассмотрим основные результаты этой работы, предваряя дальнейшее изучение современных теорий национализма. Мы не случайно обращаемся именно к этой работе. Дж. Бройи — один из ярких исследователей, изучающих национализм как политическое явление, поэтому при рассмотрении работы Дж. Бройи «Подходы к исследованию национализма» мы акцентируем внимание именно на политической стороне проблемы[170].
Прежде всего Дж. Бройи обращается к понятию «национализм» и его определению. При рассмотрении этого вопроса он выделяет три области интересов: доктрину, политику, чувства, но особый интерес для него представляет область политики.
Подход к определению национализма с позиций политики имеет некоторые ограничения. «Сами по себе значение и успехи националистического политического движения ничего не говорят нам об истории националистической доктрины или о том, до какой степени населением, на представительство интересов которого претендует националистическое движение, владеют национальные чувства. Я, однако, уверен, что историки иногда придают такую важность теме национализма в силу того, что имеют дело со значительным националистическим течением. Мало кто стал бы изучать работу интеллектуалов, которые развивали националистические доктрины и поддерживающие их мифы, если бы все это не применялось политически значимым образом. Что же до национальных чувств, то они столь размыты и переменчивы, что историки обычно избирают их в качестве объекта для изучения только тогда, когда эти чувства мобилизуются под влиянием политического движения»[171].
Итак, национализм интересует Бройи как политика. В ней он выделяет три основные положения.
1. Существует нация — конкретная группа, обособленная от всех остальных человеческих существ.
2. Объектом политической идентификации и лояльности в первую очередь и главным образом является нация.
3. Нация должна иметь политическую автономию, лучше всего — в форме суверенного государства.
Согласно Бройи, политические движения, которые опираются на такие идеи, характерны именно для современности, — это в значительной степени движения двух последних столетий. За прошедшее время они стали самыми значимыми из всех политических движений и внесли основной вклад в перекраивание политической карты мира. Они также способствовали закреплению господствующей политической идеи современности, согласно которой большая часть мира разбита на ряд государств, каждое из которых представляет нацию, и если в некоторых частях света этого пока не случилось, то, значит, должно случиться.
Бройи предлагает типологию национализма. В ее основании — соотношение национализма с государственной доктриной. Прежде всего само государство может быть национальным, т.е. нацией-государством. Сегодня это преобладающий тип государства. Досовременное государство могло принимать более разнообразные формы: династическое централизованное, империя, полис-государство. По отношению к территориальным рамкам государства национализм подразделяется на сепаратистский — стремящийся установить свой контроль над частью нынешней государственной территории, реформаторский — намеревающийся сохранить рамки имеющейся политической единицы, но преобразовать ее, и, наконец, объединительный — нацеленный на создание новой политической общности из разрозненных государств. Следовательно, комбинация трех разновидностей национализма с двумя видами государства создает сетку из шести возможных случаев, и национализм распадается на отдельные ситуации противостояния оппозиции существующей государственной власти.
Бройи последовательно рассматривает разные типы национализма — начиная от мира донациональных государств и кончая нациями-государствами. Он предполагает, что развитие идеи нации лучше всего можно понять, изучая способ формирования оппозиции новому типу государства. Раньше всего это произошло в Англии и во Франции, где и зародилось понятие нации.
История национализма начинается для Бройи с сепаратизма, наиболее характерного типа националистического движения. В данном случае можно говорить о движении за отделение в европейских государствах в XIX в. и антиколониальной борьбе. В обоих случаях, как доказывает Бройи, характер движения определялся структурой государства, наличием политических институтов у оппозиции, а не некоторой предшествующей самому политическому процессу культурной идентичностью населения[172].
Бройи весьма четко описывает динамику взаимодействия разных тенденций противодействия существовавшим в Европе государствам. Изначальный националистический импульс исходил из культурно доминировавших на части государственной территории групп. Они, как правило, выражали свои требования в терминах исторических прав на данную территорию. В ответ на такую активность и в противовес ей возникают националистические движения среди зависимых от них народов — на этот раз уже в этнических и лингвистических терминах. Классический пример такой динамики — венгры в составе Австрийской империи. Защита политической автономии и экономических привилегий венгерской знати была реакцией на попытку габсбургского имперского правительства провести реформу устройства государства и земельных отношений. В свою очередь, расширение социальной базы национального движения за счет вовлечения народных масс на основе апеллирования к общей культуре отчуждало этнические меньшинства.
В совершенно другом типе государства — Османской империи — был иным и характер национальной оппозиции режиму. Здесь не было местных институтов, вокруг которых могло бы концентрироваться политическое сопротивление, зато присутствовали институты религиозные. В случае с болгарами преобладало требование автономии национальной православной церкви от константинопольской патриархии.
Формы колониального государства предопределили характер антиколониального движения. Оно было сильнее и успешнее не там, где наблюдалась некая культурная общность колонизованных народов или даже наиболее жестокая колониальная эксплуатация, а там, где сложились относительно автономные политические институты, напоминавшие европейский аналог, — в Индии скорее, чем в Бельгийском Конго.
В.В. Коротеева отмечает, что Бройи признают теоретиком особой формы национализма — реформаторского официального. Это реформирование сверху уже существующих государств со стороны их элит. Вне западного мира, в Японии, Турции или Китае, такие формы официального национализма были сходны с антиколониальными движениями — они преследовали цель преобразовать местное общество на современных началах, устранить экономический контроль со стороны Запада и противодействовать его притязаниям на культурное превосходство. Механизмом осуществления этих целей было установление контроля над государством в его территориальных границах и осуществление революционных преобразований сверху, формирование современной национальной идентичности населения.
Мы уже отмечали, что в теории национализма типологизируют не только национализм — как политический, социальный, культурный феномен, но и подходы к его изучению.
Бройи принадлежит одна из известных типологий. Он выделяет четыре подхода к анализу и трактовке национализма: примордиалистский[173], функциональный, повествовательный и современный. Кратко рассмотрим три первых типа.
Основная идея данного подхода к исследованию национализма заключается в том, что такой феномен, как нация, существует издавна и ее история прослеживается через века.
Согласно Бройи, проблема этого подхода в том, что он слишком сильно расходится с очевидными фактами. Национализм как доктрина вполне современен. Национализм как политика также весьма современен. До XVIII в. политическое действие обосновывалось только в династических либо религиозных терминах, хотя временами можно было различить слабые ссылки на национальную идентичность.
Более приемлемая версия такого подхода, отмечает Бройи, была предложена Энтони Смитом. Смит утверждает, что этническая идентичность не является новым изобретением. Уже давно существовали народности, историю которых можно проследить — по крайней мере в Европе и на Среднем Востоке — в течение веков, если не тысячелетий. Он определяет народности как человеческие популяции, носящие определенное имя, с общими мифами происхождения, историей и культурой, с привязанностью к конкретной территории и чувством солидарности.
Однако, не споря с положением Смита о том, что этническая идентичность все же имела какой-то вес в прошлые времена и что она может накладывать некоторые ограничения на претензии, выдвигаемые современным национализмом, Бройи не находит данный подход способным дать объяснение национализма.
«Во-первых, — пишет Бройи, — очень важно разобраться с функциями и значением этнической идентичности. Лично мне даже в собственных аргументах Смита очень важным кажется то, что досовременная этническая идентичность не была институционализирована. Интересно, что три элемента современной национальности, которые, по Смиту, отсутствовали в досовременных народностях, — это юридическая, политическая и экономическая идентичность. Вот именно они и составляют важнейшие институты, в которых национальная идентичность способна обрести форму. Проблема идентичности, складывающейся вне институтов, особенно таких, которые способны объединять людей, рассредоточенных на огромных социальных и географических пространствах, — в том, что она неизбежно фрагментарна, прерывиста и слабо ощутима. Это, например, касается этнической идентичности родственных групп. Обычно когда мы определяем какую-либо досовременную этническую идентичность, то, как правило, она относится к более крупным институтам таким, как церковь или правящие династии. Однако такие институты несут в себе иную идентичность, яростно конфликтующую с идентичностью этнической группы»[174].
Во-вторых, больше всего бросается в глаза отсутствие преемственности между прежней этнической и современной национальной идентичностью. Да, националисты — интеллектуалы и политики — действительно монополизируют мифы и символы, унаследованные от прошлого, и вплетают их в свою аргументацию, призванную закреплять национальную идентичность и оправдывать национальные притязания. Однако крайне трудно соотнести степень их успеха с «объективной» важностью таких мифов и символов.
Далее Бройи обращает внимание на то, как в современном мире меняется роль языка. Это уже не только кладезь национальной культуры и памяти, хранилище мифов, но и сфера политического, экономического, юридического и образовательного интересов[175].
Бройи показывает, что примордиалистский подход не учитывает разницы между старым и новым национализмом и неправомочно их отождествляет. Поэтому примордиалистский подход, по Бройи, не позволяет дать адекватную трактовку национализма.
Национализм как общественное политическое явление характеризуется множеством функций.
Функциональный подход к изучению национализма выбирает в качестве основы для анализа определенные функции национализма. Бройи выделяет ряд функций, которые чаще всего рассматриваются в качестве определяющих для понимания природы национализма. Прежде всего он выделяет психологические функции. Например, способность национализма удовлетворить потребность людей в осознании или приобретении столь необходимой им идентичности. В индустриальную эпоху массы людей пережили так называемый «кризис идентичности», к которому приводило крушение религиозных верований, традиций и т.д. Люди, оторванные от своих деревенских корней, расставшиеся со своими родственниками и духовными отцами, перемещенные в безличные города, пытались искать и находили некое пристанище в идентификации, которую могла им обеспечить национальная принадлежность. Более того, в этом чуждом мире, сталкиваясь со сложной смесью языков и этнических групп, они начинали сознавать свою собственную идентичность именно в языковом и этническом плане.
Отмечая достоинства такой трактовки национализма, Бройи пишет, что у историка в связи с этим подходом возникает и масса проблем. Потребность в идентичности далеко не всегда очевидна. И не всегда этнические конфликты можно объяснить такой потребностью. Национализм часто находит поддержку не у тех индивидов и групп, которые в большей мере нуждаются в национальной идентичности. На практике, если кому-то удается найти менее расплывчатые основания для использования аргументов, связанных с этнической или языковой идентичностью (например, использовать их для того, чтобы не допустить посторонних к скудным ресурсам, таким, как рабочие места и жилье), то они становятся более предпочтительными, чем пространные доводы о потребности в идентичности. Это означает, что потребность в использовании таких аргументов возникнет только после того, как терпят неудачу более очевидные и доказуемые объяснения.
Один из способов применения функционального подхода для объяснений национализма, по мнению Бройи, заключается в указаниях на осознанные намерения. Кто-то хочет использовать национализм с целью (т.е. как функцию), которая важна для него. Другой способ — указать на некую обратную связь, которая делает конкретную функцию более явной. Например, функция конкуренции состоит в развитии экономики посредством такого механизма, как банкротство, благодаря которому из игры выходят менее эффективные фирмы, тем самым высвобождая ресурсы, способствующие участию в соревновании новых фирм. Проблема, однако, заключается в том, как объяснить формирование таких отношений. Национализм не может начинаться как сознательный проект модернизации, если только мы не приписываем националистам феноменальные провидческие способности или феноменальную власть; и точно так же он не может «функционировать» в этом смысле до тех пор, пока не станет нормальным компонентом в рамках нового комплекса социальных устоев. Поэтому исследователи не могут ограничиваться функциональным подходом и вынуждены выходить за пределы функциональных обоснований в поле структурного подхода, в свете которого национализм предстает как одна из составных частей современности[176].
Многие историки воспринимают подъем национализма как данность. Исходя из этого они могут просто рассказывать историю его возникновения.
Поэтому типичная «национальная» история начинается с рассмотрения традиционной, донациональной исторической ситуации. Например, историки Германии начнут свой рассказ со Священной Римской империи XVII и XVIII вв. Они укажут на многие слабые стороны традиционных имперских институтов и множества малых политических образований. Затем их внимание переключится на более новые и динамичные группы и институты, в данном случае — на территориальные государства (особенно Пруссию) и носителей современных идей и практик (предпринимателей, образованных чиновников). Основная линия в этой истории отражает то, как традиционные институты более или менее скоро разваливаются под натиском новых сил, а современные силы, в свою очередь, объединяются и умножают друг друга. Здесь бывали критические периоды стремительного прогресса (1813—1815, 1848, 1866—1871 гг.), сменявшиеся периодами застоя или даже отступлений назад, хотя и в течение таких периодов создавались и крепли силы национальных движений. Националисты, конечно, сыграли главную роль в разработке таких историй, элементы которых были придуманы еще до их реальной развязки. Фон Трейчке и фон Зибель, например, дали новую интерпретацию немецкой истории еще до объединения Германии Бисмарком, хотя эти интерпретации прямо не обосновывали какой-то конкретной формы объединения. Просто брались аналогии из ранней истории (например, в интерпретации Дройзеном Александра Великого образ брутального македонского полководца, завоевателя более цивилизованных частей Греции, отчетливо намекал на роль Пруссии).
Более того, повествовательная форма с ее канонами — завязкой, кульминацией и развязкой — могла стать реально важным элементом национального движения, представляя его как линию прогресса, итог которого еще предстоит воплотить в будущем. Позднее могли создаваться более торжественные и консервативные повествования; но все критические формы национализма предпочитали представлять свою историю как все еще ждущую завершения. Таким образом, на повествовательную модель могли опираться и либеральные, и консервативные, и радикальные формы национализма[177].
Проблема заключается в том, полагает Бройи, что повествование ничего не объясняет. Например, часто предполагается, что история современного мира — это история «возникновения» нового и «заката» традиционного. Однако абсолютно ясно, что значение и содержание национальных идей в начале такой истории сильно отличались от того, какими они были в конце. Во-вторых, в повествовании, как правило, не учитывается случайный характер некоторых результатов. Разумеется, невозможно доказать, что обстоятельства могли сложиться иначе, как невозможно доказать, что все должно было сложиться именно так, как сложилось. Но зато нетрудно показать, что все произошло не так, как многие в то время хотели или предчувствовали, и что над этим, по крайней мере, стоит задуматься.
Повествование, несомненно, нуждается в теоретизации, чтобы обеспечивать осмысленную трактовку происходящего и чтобы читатель мог понять, почему национализм и формирование нации-государства (хотя и не обязательно всякий национализм и всякое мыслимое формирование нации-государства) являются столь повсеместными характеристиками современности. Чтобы достичь такой теоретизации, необходимо понять, как идея национализма соотносится с общим процессом модернизации.
Подводя итог предложенной типологии национализма, Дж. Бройи пишет, что в рамках «примордиалистской», функциональной и повествовательной трактовок национализма существует множество интересных догадок и отдельных истинных положений. Однако все они равно неадекватны в качестве отправных пунктов для понимания национализма. Необходима такая структура, которая начиналась бы с определения места национальной идеи в контексте современности. В дальнейшем мы будем подробно говорить о современных теориях национализма. Особое внимание при этом мы снова уделим концепции Бройи и выделенному им современному подходу к исследованию национализма. Изложение других известных теорий мы будем проводить в сопоставлении с подобными или альтернативными концепциями.