После разгона Учредительного собрания большевики стали действовать в Сибири более решительно и утверждать повсеместно свое единовластие, распуская старые органы местного самоуправления. Попытку возглавить сопротивление им в рамках «автономной» Сибири сделали областники. Еще 6–12 декабря 1917 г. в Томске прошел Чрезвычайный Сибирский областной съезд. Из 182 делегатов было 93 эсера, 31 меньшевик, 11 энесов, 9 кадетов (с решающим голосом – Н. Велицкий, В. Маргойт, В. Иванов, с совещательным – С. Абрамов, А. Горохов, Д. Зверев, П. Иванов, А. Лаврский, Д. Лаппо), 3 левых эсера, 1 большевик, не считая представителей более мелких фракций и беспартийных. Из кадетов видными общественными деятелями были томский капиталист А. Горохов-сын и профессор А. Лаврский;[595] примечательно, что почти половина кадетских делегатов были представителями буржуазии (А. Горохов, Д. Зверев, П. и В. Ивановы), что свидетельствовало о дальнейшем ее сближении с партией. Малое число кадетских избранников объяснялось тем, что они выбирались от всех общественных организаций, кроме «цензовых» (вроде военно-промышленных комитетов, бывших действительно буржуазными по своему составу). Омский военно-промышленный комитет заявил по этому поводу протест. Практическое отсутствие большевиков объяснялось тем, что они уже захватили реальную власть и не стремились продвигать своих людей в это учреждение. Томский совдеп даже призвал советских делегатов покинуть съезд как «буржуазный по своему составу и не выражающий воли народа»[596] – притом что за вычетом малочисленных кадетов все его делегаты были социалистами!
В первые месяцы после Октября кадеты были готовы сотрудничать с областниками. Красноярская кадетская газета «Свободная Сибирь» мотивировала это так: «Если нет уже целостной России, то настал час спасти хотя бы часть государства, распавшегося и гибнущего».[597] Но идею коалиции погубили эсеры, победившие на съезде. Накануне, 25 ноября 1917 г., ЦИК Сибирского областного союза проголосовал за допуск «цензовых» (т. е. буржуазных) элементов на съезд лишь с совещательным голосом. Протест на такое недемократичное решение (хотя и прикрытое флером демократии) заявили как представитель Торгово-промышленного съезда И. К. Окулич, так и «Сибирская жизнь» А. В. Адрианова, писавшая по этому поводу: «Бедная интеллигентными и техническими силами Сибирь под влиянием крайних левых партий устраняет от созидательной работы целые классы населения, наиболее подготовленные к этой работе»[598] (выделено мной – В. Х.). В знак протеста Омская и Барнаульская кадетские организации бойкотировали съезд.[599] Но большинство кадетов все же попытались использовать его как шанс против победного шествия большевизма. В первое время после Октября среди них не было единого мнения о методах борьбы с ним, преобладала растерянность. Некоторые, учитывая неудачный опыт восстаний в Омске и Иркутске, возлагали надежды на Учредительное собрание либо на постепенное изживание народом большевизма. Так, «Омский вестник» писал: «Целесообразнее этой социалистической опухоли дать свободно назревать до того момента, когда она сама собой прорвется…, нежели мучительным образом срезать несозревшую опухоль».[600] Против такого «физиологического» подхода возражали тобольские кадеты, ссылаясь на печальный опыт Временного правительства: «Рецепт вряд ли удачный. Керенский тоже ждал и дождался». Они призывали принять участие в областном съезде и добиваться включения в будущую Сибирскую областную думу «цензовых элементов».[601]
Но надежды оказались напрасными. В резолюции 9 декабря об организации временной сибирской власти съезд 55 голосами против 43[602] признал необходимым ее однородный социалистический характер, т. е. без кадетов. О буржуазии нечего и говорить. Внесенная после протестов разных фракций и отдельных депутатов поправка в декларацию по текущему моменту от 12 декабря уточняла: выборная законодательная власть должна состоять «исключительно из представителей демократии, без участия цензовых элементов» (в отличие от кадетов, социалисты относили к демократическим учреждениям и Советы) – из этого списка не исключались и сами кадеты как партия, – но исполнительная власть – только с участием «всех социалистических партий (здесь и далее выделено мной – В. Х.) от народных социалистов до большевиков включительно с представительством национальностей».[603] В ослеплении социалистической идеей эсеровское большинство съезда соглашалось великодушно примириться с большевиками, если они откажутся от своей диктатуры, но не допускало мысли о правительстве, совместном с кадетами. Социалистическая идея оставалась для них априори сверхценной. При этом, как и на I областном съезде, смешивались понятия федерации (в лозунге Российской федеративной республики) и автономии областей, против чего выступали кадеты.
В заключение съезд принял «Положение о временных органах управления Сибири» 15 декабря 1917 г.[604] Сибирь объявлялась автономной областью России. До созыва Сибирского учредительного собрания, на которое возлагалась разработка конституции сибирской автономии, законодательная власть вручалась Сибирской областной думе под председательством эсера И. А. Якушева, исполнительная власть – Сибирскому областному совету во главе с основоположником областнического движения, знаменитым географом и этнографом Г. Н. Потаниным. Основная часть Сибоблдумы избиралась Советами, профсоюзами, кооперативами и национальными организациями; представительство буржуазии исключалось.
Кадеты отказались от участия в областной думе в знак протеста против недопущения в областной совет. В этом плане они проявили себя последовательнее отдельных лидеров партии, если вспомнить, что в ноябре 1917 г. сам В. А. Маклаков из тактических соображений был готов поддержать идею «однородного социалистического правительства» без кадетов и с участием большевиков.[605] И хотя демократические социалисты учитывали возможность разгона большевиками Учредительного собрания (на этот случай ст. 7 Положения оговаривала: «Если Всероссийское Учредительное собрание почему-либо будет лишено возможности осуществлять свою власть…, то Сибирская областная дума и областной совет принимают на себя всю полноту власти»[606]), тем не менее руку дружбы они по-прежнему протягивали большевикам, а не кадетам и другим «буржуям».[607] Из 118 членов Сибирской областной думы было избрано 60 эсеров (более половины), 21 меньшевик, 9 энесов, 28 беспартийных и областников[608] (большевики, завоевав реальную власть, бойкотировали думу). Вошедший в состав думы бывший левый кадет профессор Н. Я. Новомбергский опять зарегистрировался как «беспартийный социалист». Избранный в думу профессор В. В. Сапожников тоже по сути отошел от партии кадетов. При этом в думу были избраны 29 депутатов Учредительного собрания, так что во внешней представительности ей невозможно было отказать.[609]
Реальной властью дума не стала, поскольку не имела вооруженной силы. 30 декабря сам идейный вождь областников Г. Н. Потанин подал в отставку с поста председателя областного совета. Не последнюю роль в этом сыграло его разочарование нежеланием сотоварищей идти на коалицию с либералами, которую Потанин считал необходимой для достижения национального согласия. В итоге созыв Сибирской областной думы был сорван большевиками. 26 января 1918 г. совдеп арестовал около 30 ее депутатов, съехавшихся в Томск со всей Сибири. Остальные собрались тайно в ночь на 29 января (без кворума) и избрали «Временное правительство автономной Сибири» во главе с эсером П. Я. Дербером.[610] В марте 1918 г. это импровизированное правительство выехало в Харбин.
Выступая с развернутой критикой областников и развивая мысли, высказанные еще на I областном съезде И. А. Некрасовым, кадетская «Сибирская речь» в статье «Великорусское объединение» писала: «Федеративное устройство исторически являлось последствием необходимости объединения, созданного отдельными, обыкновенно небольшими государствами… Между тем, у нас… большинство населения на всем этом протяжении говорит великорусским языком, знающим чрезвычайно мало оттенков и лишенным таких местных диалектов, как, например, в языках немецком или итальянском. Далее, всякое улучшение техники, в частности, производительных сил, и образование больших городов… должны вести за собой все большее сглаживание местных особенностей». Прошедшие в Сибири областные съезды газета оценивала как «обычные в русском стиле говорильни узкопартийных людей, где трескучие фразы и категоричная форма резолюций заменяют содержание».[611]
Не кажется ли читателю, что мысли кадетов об исторической нелепости федерации для России (не говоря об ее «асимметричности», признаваемой всеми) не утратили своей актуальности и сегодня?
Отношение кадетов и деловых кругов к «Временному правительству автономной Сибири» было резко отрицательным. Против него, за коалиционную власть с участием «цензовых элементов» выступило совещание торгово-промышленников Приамурского края в Харбине. 28 марта 1918 г. кадетский «Дальневосточный комитет защиты Родины и Учредительного собрания» четко заявил: «Группа лиц, претендующих на звание Сибирского правительства, вышла исключительно из социалистических организаций», что «поведет край неминуемо к окончательной гибели. Здравомыслящие государственно настроенные элементы Сибири никогда не признают этого правительства».[612] Но и само «правительство» Дербера не горело желанием сотрудничать с буржуазией и кадетами. Попытка привлечь в него председателя правления КВЖД генерала Д. Л. Хорвата, обладавшего, в отличие от областников, реальной властью хотя бы на железной дороге, не имела успеха. Не признали это правительство и представители Антанты. Лишь тогда оно пошло на попятную и в апреле заявило американскому консулу в Харбине, что «твердо решило пополнить свой состав представителями цензовых элементов».