[653]
Влияние кадетов в этот период неуклонно растет и затрагивает даже верхушку сибирского крестьянства. Всесибирский крестьянский съезд в июле 1918 г. бурными аплодисментами встретил В. А. Жардецкого, ему даже дали 40 минут на выступление, вместо положенных регламентом 20-ти, такой интерес вызвала его речь. Талантливый оратор, Жардецкий заявил: «Большевики владеют печатным станком. Миллиарды кредиток бросаются в обращение. Сбережения крестьянства аннулируются этим. Вы ограблены. Наш рубль стоил полтинник, 40 копеек. Теперь за него дают гривенник, а скоро будут давать за него по шее (Смех, аплодисменты). …Спастись можно при условии возможности сбросить с шеи народа мертвую петлю, накинутую Германией. Если опять будем воевать с оговоркой – это смерть. Воевать «постольку-поскольку» – быть рабами Германии!.. Нам нужна всероссийская власть… Если же проспимся, не соберемся с силами, – будут немцы в Сибири. А когда будут немцы, то смешно будет говорить о каких-то избирательных правах, о каких-то партиях. Будут только виселицы и расстрелы».[654] Как видим, в своей пропаганде кадеты упирали на связь большевиков с Германией.
Между тем, Сибирское правительство, при всей своей умеренности, своими компромиссами и отсутствием внутреннего единства переставало удовлетворять деловые и либеральные круги. В сентябре 1918 г. кадеты развернули кампанию с требованием отставки наиболее «левых» министров – Вс. Крутовского, Г. Патушинского, М. Шатилова и даже (хотя и не столь активно) премьера П. В. Вологодского,[655] считая его недостаточно сильным лидером.
В статье «Пределы соглашательства» об условиях коалиции с социалистами «Сибирская речь» указывала, что развал государства и армии и позорный Брестский мир подготовили «не один Ленин и Бронштейн, а и Чхеидзе с Церетели, и Керенский с Черновым». Не желая повторения печальных результатов коалиции 1917 г., газета заявляла социалистам: «Если хотите, идите с нами (здесь и далее выделено мной – В. Х.), но за вами, господа самарские и прочие «углубители революции», мы не пойдем! Гибель России – это ваше дело, и быть вождями ее возрождения вы не имеете права!»[656]
Тем временем, коалиция в самом Сибирском правительстве постепенно разваливалась. В сентябре последовали отставки, с одной стороны, считавшегося «правым» военного министра А. Гришина-Алмазова, с другой стороны – социалистов Г. Патушинского, Вс. Крутовского и М. Шатилова и убийство социалиста А. Новоселова. Сибирская областная дума расценила эти события как «переворот», и в своем постановлении от 22 сентября потребовала от правительства переехать в резиденцию областной думы – Томск, распустить Административный совет (представлявший правое крыло правительства) и уволить ведущего из «правых» министров И. Михайлова.[657] Созданная к тому времени Директория (см. ниже) поначалу не признала отставку демократов Крутовского и Шатилова, но это непризнание повисло в воздухе, лишний раз демонстрируя бессилие Директории.
Отношение кадетов к большевикам достигает пика враждебности после провозглашения красного террора в сентябре 1918 г., последовавшего за покушением Ф. Каплан на В. И. Ленина. Само покушение «Сибирская речь» комментировала так: «Смерть от раны была бы для Ленина слишком малым наказанием. Преступлениям его нет меры, и уйти от жизни без всенародного суда он не должен».[658]
На фоне борьбы между кадетами и эсерами переживало агонию движение сибирских областников. В июне 1918 г. избранное Сибоблдумой «Временное правительство автономной Сибири» П. Я. Дербера перебралось из Харбина во Владивосток. Своими органами на местах оно объявило краевые комиссариаты в Западной Сибири, Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Но Приморский отдел кадетской партии и предпринимательские круги с самого начала отказались признать правительство Дербера.[659] Еще раньше сибиряков они открыто выступили за идею диктатуры, заявляя: «Невероятная путаница сложившихся условий политической жизни, невозможность соглашения между отдельными классами настоятельно выдвигают вопрос о сильной единоличной власти… Это признание – величайшая скорбь для партии…, упорно отстаивающей принципы либерализма и парламентаризма», но это – «неотвратимое требование момента».[660] В июле они признали объявившего себя «временным правителем» в Харбине управляющего КВЖД генерала Д. Л. Хорвата. В «деловой кабинет» Хорвата вошли влиятельные сибирские кадеты – бывшие депутаты Госдумы С. В. Востротин (член ЦК партии, енисейский золотопромышленник и меценат) и С. А. Таскин (забайкалец).
Для Сибири роль дерберовского «правительства» была совсем призрачной, ибо реальной властью на ее территории уже было Временное Сибирское правительство П. В. Вологодского. В отличие от «правительства» Дербера, не имевшего собственной вооруженной силы, ему подчинилась сформированная после свержения большевизма в крае Сибирская армия. Из лидеров Сибоблдумы в его состав вошел лишь Г. Б. Патушинский.
В июле 1918 г. потерявшего остатки авторитета Дербера сменил на посту руководителя «Временного правительства автономной Сибири» И. А. Лавров.[661] Правительство не располагало ни значительной территорией (будучи признанным лишь частью Дальнего Востока), ни армией, ни реальной властью, поскольку даже на этой территории фактически распоряжались японские и американские войска.
В отношении Сибирской областной думы даже ее главный защитник во Временном Сибирском правительстве Г. Б. Патушинский признавал политическое лицо думы «скошенным влево» и предлагал исправить это введением в нее «цензовых элементов», т. е. представителей деловых кругов и кадетов, от сотрудничества с которыми областная дума отказалась еще в декабре—январе, постановив формировать «однородное социалистическое правительство от энесов до большевиков». С тех пор сами «цензовые элементы» в подавляющей массе не желали иметь с ней ничего общего. И все-таки законопроект о пополнении Сибоблдумы «цензовиками» был внесен на ее рассмотрение правительством по инициативе Патушинского в июле 1918 г.[662]
Сами ветераны и авторитеты областнического движения во главе с Г. Н. Потаниным отмежевались от Сибоблдумы и поддерживаемого ею «правительства» Дербера—Лаврова. Разницу между ними подчеркнул и премьер Временного Сибирского правительства П. В. Вологодский. В выступлении «О задачах областничества» он писал, поясняя пределы суверенитета Сибирского правительства: «Областничество – направление не антироссийское, а направление в сторону укрепления и развития Сибири, как самоуправляющейся части единого Российского государства… Самостоятельность является вынужденной обстоятельствами, и ее следует считать средством, а не целью».[663] Суровый приговор Сибоблдуме вынесла «Сибирская жизнь» А. В. Адрианова: «Одна за другой общественные и политические организации отходят от областной думы, оставляя в блестящем одиночестве элементы, ничего не забывшие и ничему не научившиеся (выделено мной – В. Х.), умеющие только упрямо долбить свои сектантские лозунги». Газета вопрошала: «Если дума не отражает воли населения, что пользы в том, что она кого-то и как-то «представляет»?» И, комментируя предложение о введении в думу «цензовых элементов», уверяла, что такой механический способ государственного строительства «не обещает ничего доброго – больше шансов, что отражение окажется в конце концов кривым на обе стороны».[664] Практическая недееспособность Сибоблдумы вынуждала старейших областников делать неутешительный вывод как о неуместности возрождения Учредительного собрания, избранного в 1917 г., так и о преждевременности созыва Сибирского Учредительного собрания.[665] Даже еще более левая омская «Заря» – ведущий орган партии народных социалистов в Сибири – подвергала Сибоблдуму постоянной критике. А видный деятель областников и Временного Сибирского правительства И. И. Серебренников отмечал, что дума «была послушным орудием партийной политики эсеров» и что в ней «больше было от совдепа, чем от парламента».[666]
Из сибирских вузов отказался послать своих делегатов в думу Омский политехнический институт, политическое лицо которого определяли кадеты (профессора В. Л. Малеев, Г. К. Гинс, Андреев, Никифоров).[667]
Позицию буржуазии в отношении Сибирской областной думы выразил июльский съезд представителей торговли и промышленности Сибири. Не возражая против участия в ней, они требовали равного для себя представительства с кооперативами. В резолюции съезда по вопросу автономии Сибири говорилось: «Устройство местных областных дел является задачей второстепенной по сравнению с устройством дел общегосударственных для всей России». Отсюда делался вывод о необходимости отложить данный вопрос до победы над большевиками и создания постоянной всероссийской власти. Кроме того, съезд торгово-промышленников выдвигал областной думе условие: полное невмешательство ее и всех прочих выборных органов в дела верховной власти, мотивируя это тем, что в данных условиях любое вмешательство было бы некомпетентным, «непригодным и бесполезным». В целом же резолюция находила созыв областной думы излишним.[668]
Еще резче нападали на нее кадеты. «Сибирская речь» писала: «От недавних «углубителей революции» творческой работы на благо Сибири ждать было бы наивно».[669] Красноярская «Свободная Сибирь» констатировала: «Сибирская областная дума не плод народовластия, а незаконное дитя эсерства от большевизма. Не эта ли дума построена по принципу множественности голосов для одних и лишения всех избирательных прав для других?»[670]
В конце августа 1918 г. I Восточная конференция кадетской партии практически единогласно высказалась против участия в Сибирской областной думе и за ее роспуск. Считая думу «безнадежно больной», кадеты не видели перспектив даже в пополнении ее «цензовыми элементами» (единственным делегатом, голосовавшим «за», был И. А. Некрасов: хотя именно он выступал ранее на I областном съезде с критикой утопизма областников, тем не менее, он считал, что участие кадетов в думе смягчит ее крайности). Конференция выступила за доверие Временному Сибирскому правительству впредь до создания объединенного правительства всей России.