[1048] Сазонов телеграфировал тому же Сукину 27 апреля: «Если признать необходимым для действий против Петрограда базироваться на Эстляндию, придется договориться с эстонцами, чтобы они не препятствовали образованию наших сил. Это требует предварительного выяснения нашего отношения к эстонским стремлениям. Убежден, что никогда нельзя будет согласиться на независимость Эстонии и Латвии, но нужно будет дать этим областям широкую местную автономию».[1049]
Исключение в Русском политическом совещании составлял Б. В. Савинков, высказывавший (по сообщению В. А. Маклакова С. Д. Сазонову от 4 мая) особое мнение: поскольку нельзя рассчитывать в ближайшее время на кредиты союзников для формирования частей Юденича, надо договариваться с Финляндией и Эстонией о помощи даже ценой признания их независимости либо вообще отказаться от планов операции по взятию Петрограда.[1050]
В телеграмме Сукину 24 апреля Сазонов изложил мнение Русского политического совещания по итогам стратегического обзора генерала Н. Н. Головина (также указывавшего на необходимость помощи финнов и эстонцев Юденичу для взятия Петрограда) в отношении условий соглашения с теми и другими: «Первый пункт. Обе стороны (Россия и Финляндия – В. Х.) признают, что вопрос о будущем положении Финляндии подлежит окончательному рассмотрению по взаимному соглашению между финляндским сеймом и русским народным представительством. Пункт второй. Финляндцы признают особое стратегическое положение России как в смысле военно-морской позиции в Финском заливе, так и охраны северной границы… Пункт третий. Русские же обязуются, что вне условий обеспечения стратегической безопасности России они не намерены ни в чем ограничивать независимость Финляндии. Пункт четвертый. В настоящую переходную эпоху, пока образование Всероссийского народного представительства позволит окончательно определить положение Финляндии, нынешнее финляндское правительство… признается как фактически существующая финляндская власть, независимая во всех вопросах внутреннего строения и управления страной. Пункт пятый. До определения окончательного положения Финляндии, финляндское правительство обязуется не заключать никаких военных или политических соглашений с третьими державами».[1051]
Таким образом, подразумевался скорее постоянный военный союз с Финляндией, чем восстановление старого подчиненного положения последней. Фактическое же признание временной самостоятельности финского правительства по сути отразилось в известном ответе А. В. Колчака на ноту 5-ти союзных держав. Как бы в подтверждение непоколебимо великодержавной позиции, Сазонов еще 4 апреля уведомлял Сукина о сделанном им официальном заявлении представителям Антанты, что «помимо этнографической Польши, никакие вопросы не могут быть решены без участия и согласия России».[1052]
Уступчивых, склонных к компромиссу дипломатов и Юденича ожидал холодный душ со стороны Верховного правителя. Развеивая их эйфорию от уверенности в том, что финны готовы оказать помощь, 7 мая Сукин сообщал Сазонову (через Маклакова): соглашаясь со стратегической важностью фронта Юденича для Белого дела и желательностью помощи финнов, «Верховный Правитель находит необходимым, чтобы объяснение с финляндским и эстонским правительствами было поставлено в прямую зависимость от их готовности наступать на Петроград. По сведениям французского и английского правительств, финляндцы будто бы таких намерений не имеют (здесь и далее выделено мной – В. Х.), желая ограничиться лишь самообороной и действиями в Карелии». В связи с этим «вырабатываемые совещанием (имеется в виду Русское политическое совещание – В. Х.) основы для объяснений с Финляндией подвергаются изменениям. Формулировка пункта первого как бы предопределяет независимость Финляндии. Правительство считает, что государственное положение Финляндии может быть определено лишь Учредительным собранием, предпочитая не упоминать о соглашении последнего с сеймом. Пункт второй принимается. Пункт третий желательно выкинуть, ограничившись четвертым пунктом, в конце которого сказано, что за фактически признаваемым финляндским правительством оставляется полная независимость в вопросах внутреннего строения и управления страной. Пункт пятый принимается. Что же касается переговоров с эстонцами, то предложенная Вами формула автономии в самом широком смысле под условием обеспечения национальных меньшинств вполне совпадает с общей национальной программой правительства».[1053]
В апреле 1919 г. финны под предлогом помощи белым предприняли интервенцию в Карелию. В гельсингфорсских газетах было опубликовано воззвание штаба финской «белой гвардии», в котором открыто говорилось: «У карельского народа одна общая цель с финскими добровольцами – освободить карельскую землю от русских». «Отношение финнов к нам враждебно, – заключал В. А. Маклаков в телеграмме 9 мая на имя С. Д. Сазонова, – они, пользуясь нашей временной слабостью, решают свою национальную задачу – создание великой Финляндии».[1054] Этот вывод лишний раз подтверждает правоту позиции, занятой в тот период А. В. Колчаком.
Находившийся в Финляндии при Юдениче контр-адмирал В. К. Пилкин в письме колчаковскому морскому министру контр-адмиралу М. И. Смирнову подтверждал факт огромного влияния в Финляндии прогермански настроенного «Союза егерей», состоявшего из финских добровольцев, воевавших в Первой мировой войне на стороне Германии. В письме, проникнутом неприязнью к финнам, Пилкин пишет о «свойственной чухнам (принятое в России презрительное прозвище балтийских народов – В. Х.) мрачной тупости и близорукости», о «сильной ненависти» всех финских политических групп к России; финская пресса, по его словам, «называет русских клопами, которых надо выжечь, саранчой, чумой и т. п.». То же самое, по его утверждению, происходило в Эстонии. Правда, автор оговаривался, что отношение простого народа в Финляндии к русским значительно лучше, он говорит: «Что мы жили с Россией – мы голода не знали, а при шведах, наши деды говорят, что мы кору ели». Заключительное мнение контр-адмирала: операция по взятию Петрограда допустима только под русским флагом во главе с Юденичем и под контролем союзников, иначе финны, «при их ненависти к России и их характере мясников», вырежут в столице всех русских.[1055]
Тем временем, посол в Англии К. Д. Набоков в подкрепление своего мнения о необходимости уступки финнам сообщал 7 мая С. Д. Сазонову: «Представитель правительства (британского – В. Х.) заявил вчера в палате общин, что английское правительство решило признать независимость Финляндии».[1056] Еще более тревожное известие принес буквально на другой день поверенный в делах в США Угет: «Государственный департамент устно передал, что Америкой, Англией, Францией и Италией признано правительство де-факто независимой Финляндии».[1057]
Позиции белых в Прибалтике отчасти улучшились в мае 1919 г.: в Латвии с помощью белогвардейского добровольческого отряда ротмистра светлейшего князя А. П. Ливена был совершен переворот, антирусское правительство заменено коалиционным с участием русских (балтийских) немцев умеренно автономистского толка. Англия и США не признали переворота, но Ливен пригрозил уйти с латышско-советского фронта в случае возврата старого правительства, о чем сообщал Набоков 8 мая морскому министру М. И. Смирнову.[1058] В тот же день он извещал, что Ливен просит Колчака признать его отряд частью его армии и финансировать, поскольку до тех пор отряд содержался за счет латышского правительства.[1059]
С учетом всей обстановки, А. В. Колчак в телеграмме Н. Н. Юденичу 26 мая подтвердил свою прежнюю позицию: «Признание независимости Финляндии может исходить только от Учредительного собрания. В настоящее время никто не правомочен вступать в формальное соглашение по этнографическим вопросам от имени России».[1060]
23 июня 1919 г. адмирал А. В. Колчак направил официальное обращение главе финляндского правительства генералу Г. Маннергейму (бывшему генералу русской армии), гласившее: «В эти решительные дни нашей борьбы с разрушительным и анархическим началом большевизма я не исполнил бы своего долга перед Россией, если бы не обратился к Вашему Превосходительству с совершенно откровенным, исполненным глубокого доверия призывом, к которому меня побуждает забота о спасении неисчислимых человеческих жизней, томящихся под режимом большевиков.
Я исхожу из убеждения, что должно быть сделано все возможное для достижения наиболее скорого сокрушения большевизма. Поэтому я хотел бы надеяться, что Вы побудите финляндское правительство принять участие в общем деле и перейти к решительным мерам для освобождения северной столицы России, начав активные военные операции в направлении Петрограда.
От имени русского правительства я хочу Вам заявить, что сейчас не время сомнениям или колебаниям, связанным с какими-либо политическими вопросами. Не допуская мысли о возможности в будущем каких-либо неразрешимых недоразумений между освобожденной Россией и финляндской нацией, я прошу Вас, генерал, принять это мое обращение как знак неизменной памяти Русской армии о Вашем славном прошлом в ее рядах и искреннего уважения России к национальной свободе финляндского народа. Адмирал Колчак».[1061]
Ответ Маннергейма гласил: «Прошу Ваше Превосходительство принять мою благодарность за телеграмму от 23 июня, полученную мною 4-го сего месяца. Большинство финляндского народа вместе со мною с сочувствием следит за борьбой, которую Вы во главе храбрых русских войск ведете с целью истребить большевизм, тем более, что и мы принимаем в ней участие, раздавив в Финляндии красное восстание, поддерживавшееся и управлявшееся советским правительством, а затем в лице добровольцев откликнувшись на зов эстонского народа и населения Олонецкой губернии (Карелии – В. Х.) в их тяжелой борьбе против большевиков. Хотя я уверен в том, что впредь в состоянии уничтожить всякую попытку поднять в Финляндии красное знамя революции, но тем не менее [мы] знаем, что существующая в них советская власть представляет для нас постоянную угрозу и далеко не безучастны к страданиям, переживаемым русским народом под игом большевиков. Помимо гуманитарной стороны вопроса, взятие Петрограда имело бы большое значение, [учитывая роль] этого города как опорного пункта военных действий советской власти в северной России, ввиду сосредоточения в нем всех нитей северо-российской революционной пропаганды. Поэтому финляндскому народу и его правительству далеко не чужда мысль об участии регулярных войск финляндских и об освобождении Петрограда. Не стану от Вас скрывать, господин адмирал, что, по мнению моего правительства, финляндский сейм не одобрит предприятия, приносящего нам хотя и пользу, но требующего тяжелых жертв, если не получим гарантию, что новая Россия, в пользу которой мы стали бы действовать, согласилась на некоторые условия, исполнение которых мы не только считаем необходимым для нашего участия, но также необходимой гарантией для нашего национального и государственного бытия. Г. Маннергейм. Стокгольм, 10 июля 1919 г.».