[1062]
Что это были за условия, записал в своем дневнике В. Н. Пепеляев: «Финны из участия во взятии Петрограда требуют признания безусловной независимости, самоопределения населения Карелии и Олонецкой губернии». И высказывал свое мнение: «Предложение отклонить и ответить в духе нашей ноты».[1063] Колчак отверг сделку, что с удовлетворением констатировал Пепеляев в дневнике 10 июля: «Притязания Финляндии, выставленные ею при переговорах с Юденичем по вопросу о походе на Петроград, признаны явно неприемлемыми. Документ есть»[1064] (по этому поводу барон А. В. Будберг негодующе записал в дневнике: «Какой ужас и какой идиотизм!»[1065]).
В разгар боев за Петроград, 27 октября 1919 г., Юденич телеграфировал Колчаку через поверенного в делах в Англии Саблина: «… Несмотря на крупные успехи, выпавшие на долю Северо-Западной армии, считаю немедленное выступление Финляндии желательным… Финляндия готова выступить на основаниях известного Вам договора, потом будет поздно. Сазонов упорно охраняет державные права России, но ведь самой России еще нет, ее нужно создать. Независимость Финляндии – факт, с ним надо считаться и верить в мощь будущей России… Пока не поздно, прошу срочно уполномочить меня войти в соглашение с Финляндией для ее немедленного выступления».[1066]
Из текста ясно, что Юденич настаивал на срочном признании независимости Финляндии ради привлечения ее к наступлению на Петроград. В архиве сохранился текст проекта соглашения Юденича с Маннергеймом (без указания даты), который я привожу в сокращении (опуская детали): «Статья I. Россия безусловно признает независимость Финляндии. Статья II. 1. Финляндия не участвует в государственном долге России и наоборот. 2. Русское чисто военное имущество, а равно все находящиеся в Финляндии порты и строения, принадлежавшие ранее России, переходят в собственность Финляндии. Вопрос об остальном имуществе подлежит рассмотрению особой смешанной комиссией, которая установит размер вознаграждения, подлежащего оплате. …4. Высочайший указ 15 февраля 1864 г. о передаче Финляндии ближайшей к ее границе полосы, дающей выход к зимнему порту Ледовитого океана, подлежит исполнению в кратчайший срок… Статья III. 1. За карелами Олонецкой и Архангельской губерний признается право на полное самоопределение… 5. Ни Россия, ни Финляндия не будут иметь на Ладожском озере военных судов… 7. Вопрос о нейтрализации прибалтийских государств и России передается на разрешение мирной конференции или Лиги наций…
Военно-административное соглашение: 1. Всеми военными операциями русских войск, наступающих на финском фронте, руководит генерал Маннергейм через генерала Юденича… 3. За генералом Юденичем признается полная свобода распоряжения войсками…».[1067]
Таким образом, Юденич был готов не только «безусловно» (т. е. окончательно) признать независимость Финляндии, но и признать «право самоопределения» Карелии, т. е. полностью удовлетворить посягательства финских националистов. В менее полном тексте проекта, датированном 11 июля 1919 г., содержится, однако, любопытное добавление Юденича. Ссылаясь на предстоящие через две недели в Финляндии президентские выборы (проигранные затем Маннергеймом) и опасаясь промедления ответа Колчака, он пишет: «Чрезвычайные обстоятельства могут вынудить меня решиться утвердить условия и предпринять совместное выступление».[1068] Как известно, и этого не случилось. И свет на это дело во многом проливает телеграмма Сазонова Сукину от 20 июля: «Передавая Вам… полученный из Лондона текст соглашения Юденича с Маннергеймом, нахожу его неприемлемым, как нарушающее существующие интересы русских и вместе с тем не обеспечивающее взятия Петрограда. Безусловное признание независимости Финляндии противоречит жизненной необходимости обусловить это признание гарантиями безопасности для России. Ссылка на 1864 г. маловажна. Финны добиваются выхода к Ледовитому океану в смысле присоединения Печенги, что представляется мне недопустимым. «Самоопределение» карелов скрывает претензии на части Олонецкой и Архангельской губерний. Взамен этих главных уступок, которых никто кроме Учредительного собрания не вправе делать, нам обещается выступление финских войск даже без обязательства действительно достигнуть определенные цели. Лично я сомневаюсь, что Маннергейму вообще удастся выступить против Петрограда вследствие внутренних политических затруднений».[1069] Как считал Сазонов, такое соглашение негласно было Юденичем все же подписано, но, во-первых, Верховный правитель не утвердил его (иначе Юденич не умолял бы его так настойчиво об этом уже в конце октября), во-вторых, сам Маннергейм через неделю проиграл президентские выборы.
Изложенные документы лишний раз опровергают, с одной стороны, старые советские мифы о «распродаже России» белогвардейцами, с другой стороны – убедительно доказывают не только попечение ведущих лидеров Белого движения во главе с А. В. Колчаком о государственных интересах России, но и их прагматизм в рассматриваемом вопросе. И стремления финских националистов к овладению Карелией, и – в еще большей степени – политическая ситуация в самой Финляндии (вначале позволявшая сомневаться в ее помощи, а затем и практически исключившая надежды на нее) наглядно свидетельствовали, что поспешное признание ее независимости и претензий на Карелию не только не дало бы ожидаемой отдачи, но и внесло бы раскол в ряды самого Белого движения, шедшего под великодержавно-патриотическими лозунгами, создало бы опасный прецедент для остальных национальных окраин, и наконец, породило бы упреки в нелегитимности узурпации воли будущего Национального собрания. В связи с этим, следует признать позицию Колчака и его единомышленников в данном вопросе не только проникнутой заботой об интересах России, но и политически оправданной на тот момент.[1070]
В данном принципиальном вопросе солидарность с Верховным правителем проявили и А. И. Деникин, и большинство кадетов.[1071] П. Н. Милюков обосновывал необходимость сохранения Финляндии в составе Российской империи близостью к Петрограду, сравнивая ее географическое значение для России с значением Ирландии для Англии.[1072] Хотя сам большевистский вождь В. И. Ленин полагал: «Нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи Финляндии (белым – В. Х.)… было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда».[1073] Ясно, однако, что даже гипотетическое взятие Петрограда не решило бы исход войны: судьбы гражданских войн всегда решаются изнутри, а не внешней помощью, тем более слабых национальных окраин.
О крайне националистически настроенном правительстве Польши нечего и говорить. Враждебно относились к белым и националистические правительства Украины, государств Прибалтики и Закавказья. Из национальных окраин лишь Белоруссия проявляла традиционное тяготение к России, глава ее временного правительства Баханович в письме Колчаку 27 февраля 1919 г. заверял: «Белоруссия не мыслит себя иначе, как в составе общей Родины – единой великой России».[1074] Правда, в то время стремление к независимости проявляли лишь относительно развитые национальные окраины (кроме упомянутой Белоруссии). «Внутренние» нацменьшинства России и народности Северного Кавказа в своем большинстве не помышляли об этом и в Гражданской войне участвовали, подобно русским, либо за красных, либо за белых. Лояльно относились к власти Колчака и туркестанские басмачи, о чем свидетельствуют его грамоты хану Хивинскому и эмиру Бухарскому.[1075] В докладе руководителя Туркестанской военной организации белых полковника Зайцева, установившего контакты с басмачами, сообщалось, что местное население (которое русские тогда обобщенно называли «сартами» и «киргизами») в основном придерживается антисоветской, но прорусской ориентации, против англичан (высаживавших десант в Средней Азии в 1918 г.), местные предводители («баи») в Туркестане и Хиве лишь желают сохранения автономии, Бухара колеблется. Националистическое крыло «самостийников» под руководством части мусульманского духовенства, по оценке Зайцева, пребывало в меньшинстве.[1076]
В архиве сохранилось обращение («докладная записка») А. В. Колчаку от представителей башкир, поданное в октябре 1919 г., в котором говорилось: «Со времени своего добровольного подчинения Царству Российскому в 1553 г., в царствование Иоанна Грозного, башкиры всегда были оплотом русского государственного строительства, о чем свидетельствуют 13 подписей на акте избрания Царя Михаила Романова…, а также многочисленные подвиги башкир в исторических боях за Россию, как то: Отечественная война, в которой участвовали 60 башкирских эскадронов… и вошли в Париж авангардом русской армии… Немало отличились башкиры и в боях турецкой кампании, японской войны и Великой европейской войны, где они оставались на фронте до последнего момента… Еще более башкиры доказали свое достоинство и патриотизм во время чешского переворота в Челябинске (восстания чехословацкого корпуса 1918 г. – В. Х.), добровольно объявив мобилизацию на 5 лет и образовав 5 башкирских полков в то время, когда русских там было 2 роты».
Авторы обращения отмежевывались от предводителя башкирских националистов Валидова, бывшего в союзе с белыми, но переметнувшегося к красным, и отмечали: «В настоящее время в рядах правительственных (колчаковских – В. Х.) войск сражаются десятки тысяч башкир… В связи с отступлением правительственных войск, к глубокому несчастью, Башкирия в третий раз подверглась жестокостям озверившихся к башкирам за их упорство и настойчивость красноармейских банд, беспощадно истребляющих башкирское население и опустошающих башкирские деревни. В настоящее время Башкирия предоставлена полному хищническому произволу безбожников-большевиков, старающихся использовать башкир как отличный боевой материал для своих наглых целей путем безмерных репрессий непокорных и путем преступных приманок, как, например: 1) объявлением Башкирской самостоятельной советской республики; 2) выдачей миллиарда рублей башкирам на восстановление разрушенного хозяйства; 3) организованием (так в тексте –