Стержнем развития экономики страны все либералы считали буржуазию – в противоположность социалистам, уповавшим на сибирскую кооперацию. «Как ни велик размах кооперации, – писал иркутский «Свободный край», – как ни развернулась вширь и вглубь ее мощь, без содействия частного торгового аппарата ни в коем случае нельзя восстановить в корень разрушенного народного хозяйства».[1238] Опять же напомним, что до Первой мировой войны кадеты дистанцировались от буржуазии, хотя и декларировали буржуазно-демократическую по содержанию программу.
Правда, по вопросу о «невмешательстве» государства в экономику взгляды правительства и кадетских лидеров разделяли не все либералы даже среди буржуазии – иные полагали, что этот либеральный принцип хорош для мирного, благополучного времени и при нормальной конкуренции, а в обстановке войны и разрухи он не подходит. Иркутский военно-промышленный комитет выступал даже за государственную собственность на недра земли и недопущение к скупке земель иностранцев. Особенно критиковала либерализм правительства социалистическая оппозиция, требовавшая всяческих ограничений для предпринимателей и карательных мер за «спекуляцию». В целом же такая политика отвечала пожеланиям предпринимателей, прежде всего крупных. В резолюции совещания торгово-промышленных организаций Омска от 2 января 1919 г. говорилось: предпринимательский класс «не мыслит экономического возрождения страны в существующих еще и поныне условиях государственного регулирования промышленности и торговли. Дух свободного творчества, индивидуальная свободная инициатива создавали те культурные богатства и ценности, которые теперь приходится вновь воссоздать, а отнюдь не мертвящий дух регламентации».[1239] Признавалась лишь необходимость минимального и временного регулирования в условиях разрухи, по аналогии с соответствующими мероприятиями в странах Запада по окончании мировой войны. «Вопрос лишь в его направлении и характере», – писал «Свободный край».[1240]
В исключительных условиях военного времени правительство допускало возможность отдельных чрезвычайных мобилизационных мероприятий в экономике и устами видного либерала, председателя Государственного экономического совещания Г. К. Гинса призывало промышленников «производить прежде всего то, что нужно для Российского государства, а не то, что выгодно», а также «ограничить свои требования» к государству, т. к. «все отрасли промышленности нуждаются в одном и том же, но всех удовлетворить нельзя».[1241]
Но рассчитывать на «голый патриотизм» буржуазии было затруднительно. Можно согласиться с мнением современного историка: «Выразителем своих политических интересов торгово-промышленники считали партию кадетов и тяготели к диктатуре. Однако политические вопросы не так волновали предпринимателей, как социальные последствия Февральской и Октябрьской революции и экономические проблемы… Хотя во время Гражданской войны рабочий вопрос стоял очень остро, торгово-промышленные съезды совершенно не касались социальной ответственности бизнеса и охраны труда».[1242] Ведь даже военно-промышленные комитеты («вопромы») – организации, созданные самой буржуазией для помощи правительству в условиях войны, – обвинялись прессой в том, что работают не столько в помощь фронту, сколько ради прибыли. Эгоизм буржуазии вызывал раздражение и самого А. В. Колчака.[1243] Несмотря на либеральную политику правительства, некоторые ее представители считали «несвоевременными» в условиях разрухи и Гражданской войны 8-часовой рабочий день и практику коллективных договоров с рабочими, а порой занимались и прямыми злоупотреблениями. Так, широкую огласку получил факт спекуляции Омского военно-промышленного комитета казенными заказами, послуживший причиной увольнения недосмотревшего министра торговли и промышленности Щукина.[1244] Нередкими были случаи сокрытия доходов путем занижения в отчетах Госконтролю численности и зарплаты персонала, «двойной бухгалтерии» (совсем как в наше время) и т. п. В целом белый тыл был организован хуже, чем у красных, и дело даже не в трудностях с кадрами (их испытывали в хаосе Гражданской войны и большевики), а в недостаточном внимании и контроле центральной власти, что можно поставить в вину белогвардейским вождям, сосредоточившим основное внимание на армии. Тем временем, тыл изобиловал спекулянтами и аферистами.
Впрочем, понятие спекуляции было растяжимым и вызвало обширную дискуссию. В борьбе с ней облагали налогами лиц, сдававших внаем жилье (в размере 50 % от суммы найма), ограничивали предельные цены за его наем, штрафовали извозчиков за превышение таксы с пассажиров. 11 марта 1919 г. была создана правительственная межведомственная комиссия по борьбе со спекуляцией.[1245] По воспоминаниям Г. К. Гинса, «гражданская власть не умела проявить инициативы в этом деле, и борьбу со спекуляцией начала по всей линии железной дороги Ставка Верховного главнокомандующего… Объявлена была повальная реквизиция всех задержанных грузов».[1246] По его словам, «чем больше защищали спекулянтов авторитетные люди науки и опыта, тем яростнее нападали на них обыватели и военные». Но отдача от этих мер была минимальной: спекуляция продолжала процветать.
В развернувшейся в белой прессе дискуссии мнения разделились. «Вакханалия мародерства и наживы ширится и растет, – признавал «Свободный край», – увлекая в свою прожорливую пасть представителей самых разнообразных классов и групп населения, от именитого купечества до деревенского мужика, от представителей аристократии и белой кости до домашней прислуги». Но, как отмечала газета, первое же крупное мероприятие Временного правительства А. Ф. Керенского по борьбе со спекуляцией – хлебная монополия – окончилось крахом, положив начало голоду в городах; та же судьба постигла и последующие мероприятия большевиков. «Стоило тот или иной предмет подвергнуть нормировке, – писала газета, – а тем паче объявить монопольным, как этот предмет немедленно исчезал с рынка и становился объектом самой злостной и беззастенчивой спекуляции». С другой стороны, указывали авторы статьи, восстановление свободы торговли Временным Сибирским правительством и в полном объеме – правительством А. В. Колчака привело к резкому скачку цен на товары первой необходимости. В связи с этим иркутские кадеты предлагали политику «золотой середины» в борьбе с дороговизной: законодательное регулирование торговли в сочетании с направленными против спекулянтов уголовными мерами наказания.[1247] Но пределы и способы этого регулирования они не расшифровывали…
Таким образом, и здесь иркутские кадеты, в отличие от омских и руководимого ими Восточного отдела ЦК партии, в большей степени остались на прежних позициях неолиберализма, предполагавших достаточно активное вмешательство государства в экономику. При этом они защищали коммерсантов от огульных обвинений в спекуляции со стороны социалистов, призывали различать честных дельцов и спекулянтов: «Купец – необходимое звено в общественно-экономической жизни, выполняющее функции государственного характера. Спекулянт – хищник и паразит… Зло не только в том, что разрушен частный торгово-промышленный аппарат, но и в том, что коммерческая этика теряет смысл и значение… Коммерческий мир должен подумать об оздоровлении своей среды».[1248]
Правые кадеты и лидеры Омского блока по существу считали борьбу со спекуляцией в условиях Гражданской войны делом безнадежным. «Под нормальной торговлей, – писала «Сибирская речь», – мы будем подразумевать такую, которая: 1) не прибегает к искусственным маневрам для увеличения разницы между ценами на товар в пространстве и во времени, и 2) на долю которой выпадает обычная средняя предпринимательская прибыль».[1249] Но в обстановке смутного времени, с пессимизмом заключала газета, такое практически нереально.
Понимая, что в условиях свободной торговли само понятие «спекуляция» выглядит двусмысленно, правительство пыталось ввести борьбу с ней в некие рамки. Предостерегая от слишком широкого толкования этого понятия, Министерство снабжения в своей инструкции уполномоченным разъясняло: «Опыт последнего времени показал, что всякие запретные меры лишь… развивают спекуляцию».[1250]
В апреле 1919 г. на заседании Омского юридического общества с развернутым докладом на тему «Спекуляция и карательная политика» выступил В. А. Жардецкий. В докладе говорилось: «Уголовная борьба со спекуляцией объясняется обычным стремлением людей в момент государственных катастроф найти живых людей и сделать их ответственными за все несчастья. Но не следует переоценивать значение уголовного наказания… Явления, охватывающие всю жизнь народа, не могут быть объектом уголовного законодательства. Само определение спекуляции весьма неопределенно… Не нужно смущаться, что торговый оборот лишен моральных стимулов, но следует помнить, что всякая попытка насильственно регулировать хозяйственные отношения ведет к краху. Наша политика (Временного правительства Керенского – В. Х.) такс, регулирования торговли, монополий постепенно привела к окончательному крушению экономического строя, которое было закончено уже большевистским стремлением превратить человека в травоядное животное… Борьба должна быть направлена против преступных средств спекуляции, как то: мошенничества, подлога, взятки, тогда как законодательное нормирование процента прибыли при современных условиях транспорта невозможно».[1251]
Тем не менее, четкого разграничения между обычной торговлей и «спекуляцией» так и не было проведено. Как известно, спекуляция порождается дефицитом, который, в свою очередь, возникает от упадка производства. Споря с социалистами, требовавшими карательных мер против спекулянтов, «Сибирская речь» со знанием дела писала: «Принципиальная борьба с современным вздорожанием жизни не может состоять ни в чем ином, кроме уничтожения или ослабления основной ее причины – уменьшения реального общественного дохода».