[1289]
Практическая политика правительства А. В. Колчака в земельном вопросе в принципе не расходилась с декларациями. В конце февраля 1919 г. был принят закон о передаче всех государственных земель в долгосрочную аренду губернским земствам или – по их рекомендациям – крестьянам; 14 марта 1919 г. – закон о выделении земли участникам войны и семьям погибших. В первую очередь ими наделялись георгиевские кавалеры, инвалиды войны и семьи погибших.[1290] Несомненно, этот закон поощрял вступление малоземельных крестьян в белую армию. Такие участки выделялись и за счет конфискации земли у дезертиров и крестьянских повстанцев против Колчака, которых было особенно много в Енисейской губернии и которые именовались, как и большевики, «предателями Родины». В данном случае правительство нарушало принцип неприкосновенности чужой собственности: в демократических государствах законно приобретенная собственность не конфискуется даже у тягчайших преступников, и даже в случае их казни переходит к семьям и наследникам. Здесь мы опять видим сложное переплетение либерализма и деспотизма в политике и приемах белого правительства.
Идя навстречу пожеланиям крестьян Европейской России, 5 апреля 1919 г. Совет министров отменил постановление Временного Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. о возврате захваченных земель прежним владельцам, ориентированное на Сибирь (где не было помещиков).[1291] А. В. Колчак, претендовавший на роль всероссийского правителя, понимал, что в масштабах всей России так поступать нельзя, иначе крестьянство будет бороться против белых. Не случайно постановление правительства было принято в разгар наступления его армий на Волгу.
8 апреля 1919 г. была издана «Декларация о земле», дополненная «Правилами о порядке производства и сбора посевов».[1292] Эти документы давали право сбора урожая тем, кто фактически обрабатывал землю, откладывая окончательное решение вопроса до победы над большевиками и созыва после войны Национального собрания. Одновременно правительство заверяло крестьян, что в будущем за ними будет сохранена та часть бывшего помещичьего фонда, которая относилась к землям «нетрудового пользования», а также им будет передана часть государственных земель. В документах содержался также проект поощрительных мер для перехода земли в частную собственность крестьян.
13 апреля 1919 г. вышел закон «Об обращении во временное заведование правительственных органов земель, вышедших из фактического обладания их владельцев и поступивших в фактическое пользование земледельческого населения».[1293] Историки обращали внимание на его почти полное совпадение с кадетским законопроектом 1907 г.[1294]
Либеральным духом был проникнут закон 13 июня 1919 г., отменявший указ Временного правительства А. Ф. Керенского от 12 июля 1917 г. об ограничении сделок на куплю-продажу и аренду земли. В деревне были в полном объеме восстановлены рыночные отношения. И здесь правительство Колчака также продолжало традицию П. А. Столыпина. Правда, закон предусматривал длительную процедуру оформления сделок и личное разрешение министра земледелия в каждом конкретном случае «во избежание спекуляции».[1295]
По существу, в перспективе предполагалось многоукладное сельское хозяйство, сочетающее технически развитые помещичьи хозяйства, крестьянские частные и общинные, казачьи общинные (учитывая специфику казачьего сословия) и инородческие частные, с приоритетом развития крестьянской частной собственности, что продолжало столыпинскую традицию.
Сохранившийся в личном фонде премьера П. В. Вологодского документ под названием «Основы аграрной политики правительства», датированный мартом 1919 г.,[1296] и разрабатывавшийся с его учетом законопроект «Положения об обращении во временное распоряжение государства земель, вышедших из обладания их владельцев» Министерства земледелия позволяют проследить дальнейшую аграрную программу правительства. Бывшие помещичьи земли Европейской России объявлялись временно переданными в хозяйственное ведение государства с правом передачи в аренду крестьянам, а частновладельческие леса – во временное распоряжение губернских земств.[1297] Но такое «компромиссное» решение не могло удовлетворить ни крестьян, ни помещиков: для первых оно означало (несмотря на аренду и ряд оговорок) опись и изъятие захваченных земель из их собственности государством, для вторых – еще больший ущерб, т. к. для них эти земли были «кровными». В самом правительстве многие министры считали этот проект неудачным; показательно, что он прошел с перевесом всего в 1 голос.
Возврату помещикам, согласно проекту Министерства земледелия, подлежали усадьбы и земли «трудового пользования» (т. е. обрабатывавшиеся силами самих владельцев и их семей), а также образцовые хозяйства и земли, занятые построенными ими техническими заведениями, – от фабрик до простых мельниц. Но и этот умеренный законопроект был «забракован» после резкой критики слева и справа и отправлен на доработку. Оппозицию справа в правительстве по аграрному вопросу представляли И. А. Михайлов и И. И. Сукин, из военных – Д. А. Лебедев и Н. А. Степанов, по сути защищавшие интересы помещиков, оппозицию слева – Г. К. Гинс и большинство Государственного экономического совещания, считавшие правительственные меры недостаточными. Из кадетов в правительстве однозначно против восстановления помещичьего землевладения в любой форме выступал Г. К. Гинс, но он практически остался в одиночестве.[1298]
В докладе правительства на Государственном экономическом совещании 23 июня 1919 г. по земельному вопросу говорилось, что низкая производительность мелких крестьянских хозяйств и невозможность их быстрой интенсификации вынуждают к расширению их площадей за счет «нетрудового» землевладения путем его принудительного отчуждения, и заявлялось, что государство заплатит помещикам выкуп за отчужденные земли, а крестьяне постепенно возместят государству сумму этого выкупа (как это было после отмены крепостного права). При этом сумма выкупа должна была определяться путем соглашений сторон в каждом отдельном случае.[1299] Ясно, что при такой схеме помещики постарались бы выжать из крестьян максимум. По этому поводу оппозиционная «Заря» замечала: «Большинство законодательных новелл нынешнего Министерства земледелия отличается… стремлением если не вернуть владельцам хоть часть экспроприированных у них имений, то хотя бы дать им возможность выручить за них побольше денежных знаков».[1300]
Позиция А. И. Деникина по этому вопросу была примерно схожей – с той разницей, что если Колчак отдавал крестьянам весь урожай, то Деникин изымал из него 1/3 в пользу бывших владельцев (т. н. «указ о третьем снопе», как прозвали его крестьяне). Кроме того, аграрная программа А. В. Колчака была несколько полнее и детальнее деникинской.[1301]
Сторонники навязанного коммунистами трафаретного образа Колчака как «защитника капиталистов и помещиков» могут прочесть строки из телеграммы Верховного правителя генералу Деникину от 23 октября 1919 г.: «Я считаю недопустимой земельную политику, которая создает у крестьянства представление помещичьего землевладения. Наоборот, для устранения наиболее сильного фактора русской революции – крестьянского малоземелья… я одобряю все меры, направленные к переходу земли в собственность крестьян участками в размерах определенных норм. Понимая сложность земельного вопроса и невозможность его разрешения до окончания гражданской войны, я считаю единственным выходом для настоящего момента по возможности охранять фактически создавшийся переход земли в руки крестьян, допуская исключения лишь при серьезной необходимости и в самых осторожных формах». И далее, понимая щекотливость положения Деникина, окруженного на своей территории бывшими помещиками, и желая «подстраховать» его, Колчак добавлял: «Ссылка на руководящие директивы, полученные от меня, могла бы оградить Вас от притязаний и советов заинтересованных кругов».[1302] В упоминавшемся ответе союзным правительствам он подчеркивал: «Только тогда Россия будет цветущей и сильной, когда многомиллионное крестьянство наше будет в полной мере обеспечено землей».[1303] Правительство считало многочисленные мелкие крестьянские хозяйства более перспективной формой землевладения, чем единичные крупные латифундии. Об этом неоднократно говорили и сам Колчак, и министр земледелия Н. Н. Петров. Этой уверенности способствовал тот факт, что в годы войны за счет работы немецких и австро-венгерских военнопленных в Сибири увеличились запашка земли и сборы урожая. Все эти факты позволили исследователям сделать вывод, что колчаковская аграрная программа была радикальнее деникинской, а с другой стороны, наиболее последовательно продолжала столыпинский курс на развитие частной крестьянской собственности на землю.[1304]
И все-таки в целом правительство избрало линию уклончивого компромисса между крестьянами и помещиками и затягивания окончательного решения земельного вопроса – как показала жизнь, линию ошибочную. Жизнь порой требует срочных решений, не дожидаясь удобных условий мирного времени. Но и политические советники Верховного правителя (прежде всего кадеты) в большинстве полагали программные заявления адмирала и его правительства по земельному вопросу вполне достаточным дополнением к принятым законам. Еще ранее, когда Колчак только наметил контуры аграрной программы в одном из выступлений в Челябинске, «Свободный край» с удовлетворением комментировал, что она «без сомнения, не отвечает эсеровским вожделениям…, но безусловно вызовет чувство полного удовлетворения у всех других, у кого ум не затуманен социалистическими утопиями».[1305] Иркутские кадеты, как и ранее, делали акцент не на расширение крестьянского землевладения, а на улучшение агрокультуры: «Сибирскому земледелию, – писал тот же «Свободный край», – надо еще пройти долгий путь интенсификации, чтобы удовлетворить свои собственные рынки, а когда это будет достигнуто, то, во избежание их перенасыщения, ввиду невозможности широкого экспорта, необходимо расширять эти внутренние рынки созданием местной промышленности, куда могли бы идти продукты сельского хозяйства в их необработанном, сыром виде».