Национальная идея и адмирал Колчак — страница 80 из 139

[1376]

Данных об участии профессоров Иркутского университета в политической деятельности почти не обнаружено. Известно лишь, что видным участником организованного кадетами политического блока был профессор В. Н. Охоцимский, автор цикла статей «Советский брак» в «Свободном крае», изобличавших большевиков в разрушении духовно-нравственных основ семьи и брака.[1377] В целом политическое лицо иркутской профессуры было более левым под влиянием первого ректора университета М. Рубинштейна, против которого при Колчаке окружной суд дважды возбуждал дело за «крамольные» высказывания.

Одним из наглядных примеров противостояния между колчаковским правительством (а также кадетами) и демократией стала деятельность новых земских и городских учреждений самоуправления, избранных на основе всеобщего избирательного права (кроме того, наряду с традиционными губернскими и уездными земствами, появились и волостные). Вопреки радужным ожиданиям, как отмечала белая пресса, состав новых земств, по сравнению с дореволюционными цензовыми земствами, оказался не только непрофессиональным, но и вообще невежественным. Получившие преобладание крестьяне рассматривали свое депутатство не как право участия в гражданском самоуправлении и в решении общественных дел, а как возможность приобретения разных льгот лично для себя (подобно многим современным депутатам).

К тому же, выборы проходили при повсеместной пассивности населения. 5 февраля 1919 г. управляющий Акмолинским уездом докладывал управляющему областью: «Выбора (в сибирской транскрипции – В. Х.) волостных гласных в большинстве русских волостей не состоялись за нежеланием и отказом населения… Население совершенно не имеет представления, а если имеет, то самое смутное, о земстве… На местах совершенно почти нет людей, знакомых вообще с делом о земстве и техникой производства выборов».[1378]

Правда, с установлением диктатуры антиправительственная фронда заметно притихла, земства и городские думы стали больше заниматься конкретными хозяйственными делами и меньше – политикой. 28 марта 1919 г. зам. председателя Томской губернской земской управы А. Наумов в своем докладе с прискорбием отмечал «тенденцию административной власти распространять функции своего надзора на деятельность земства».[1379] Наиболее «левыми» и оппозиционными земствами (проэсеровской ориентации) были Томское, Енисейское, Иркутское и Приморское. Характерно, что наибольшим политиканством, в ущерб хозяйственным делам, занимались губернские земства, в которых был значительный (по сравнению с уездными) процент «пришлых» социалистов, чуждых конкретным местным нуждам. Яркую иллюстрацию дает доклад о настроениях земств Иркутской губернии все того же управляющего губернией П. Д. Яковлева министру внутренних дел в январе 1919 г.[1380] Среди выводов, сформулированных в докладе, можно отметить: 1) в ряде местностей отношения земств (и отчасти населения) к гражданским властям лучше, чем к военным, по причине произвола последних (не считавшихся не только с выборными органами, но и с гражданскими властями вообще – по словам Яковлева, последние имели реальный вес лишь в губернском центре, в остальных углах края военные ни во что не ставили их); 2) отношение земств и населения к режиму диктатуры местами лояльное, местами недоверчивое либо отрицательное, причем наиболее лояльное среди инородцев-бурят (по словам губернатора, большинство бурят воспринимали Колчака как «царя»). Отмечалось недовольство ряда волостных земств взиманием податей, которые деревня фактически перестала платить в период революционного хаоса.

Одним из наиболее лояльных было Забайкальское областное земство. В сентябре 1919 г. оно выразило полное удовлетворение грамотой А. В. Колчака о созыве Государственного земского совещания и горячо приветствовало ее как «первый шаг к утверждению государства на началах народоправства, законности и гарантии гражданских свобод».[1381]

Ситуация немного улучшилась после проведенных в начале 1919 г. перевыборов земств на основе нового избирательного закона, разработанного при участии кадетов (о нем говорилось в предыдущих главах). Так, чиновник по особым поручениям МВД С. Елачич после инспектирования Иркутской губернии в докладной записке на имя министра[1382] отмечал, что после перевыборов состав и настроение земств стали более «деловыми». Настроение волостных земств, состоявших почти целиком из крестьян, он оценивал как наиболее лояльное, без «политиканства». Большинство гласных уездных и губернского земств автор записки назвал аполитичными, а в потворстве оппозиции обвинял самого управляющего губернией, как бывшего эсера.

Немногим лучше была ситуация в городском самоуправлении. Прошедшие весной и летом 1919 г. в Сибири перевыборы в городские думы тоже показали крайне низкую активность избирателей: лишь 25–30 % приняли участие в них. И это – в условиях, когда на основании правил о выборах гласных от 27 декабря 1918 г. в них участвовало все население, в т. ч. и женщины, чего не было до революции (по-прежнему лишались избирательных прав только военные, милиционеры и монахи).[1383] В отличие от предыдущих, они проходили не по партийным спискам. Вместо партий списками шли 3 крупных общественных объединения: Омский блок (покровительствуемый правительством) и его региональные отделения, профсоюзы и союз домовладельцев. Победу одержали профсоюзы, вокруг которых группировались левые, социалистические и даже втайне большевиствующие элементы. Правда, при сохранении преобладания левых, их удельный вес незначительно сократился в пользу кадетов и других правых элементов, представленных отделениями Омского блока и союзом домовладельцев.[1384] Так, председателем Томской городской думы был избран кадет профессор А. В. Лаврский. С другой стороны, «провалились» известные либеральные и социалистические деятели: бывший товарищ министра Сибирского правительства А. Грацианов, бывший городской голова И. Некрасов, председатель Сибземгора Н. Ульянов, профессора Н. Березнеговский и Н. Чижевский[1385] (группа забаллотированных кандидатов подала жалобу в окружной суд на нарушения, выражавшиеся в ограничении милицией предвыборной агитации, но суд признал жалобу неосновательной[1386]). В Тюмени из 45 мест эсеры и меньшевики завоевали 13, представители Союза возрождения России – 3; в Иркутске из 75 мандатов эсеры и меньшевики – 28, местный политический блок под эгидой кадетов (аналогичный Омскому) – 3. Более благоприятными для кадетов были итоги выборов в подконтрольной атаману Семенову Чите, где из 40 мест кадетский блок и примыкавшие к нему церковные приходы завоевали 9, а местные социалисты – всего лишь 8, абсолютное большинство же получил консервативно настроенный союз домовладельцев.[1387]

Среди избранных эсеров и меньшевиков было немало связанных с антиколчаковским подпольем. Особенно много левых оставалось в Иркутской городской думе, где их блок завоевал 3,6 тыс. голосов против 2,2 тыс. голосов за кадетов.[1388] И хотя окружной суд отменил эти выборы как противоречившие новому закону, не предусматривавшему выборы по партийным спискам, но сам по себе факт показателен, как и то, что из всех центров Сибири «забывчивость» проявили лишь иркутяне. Иркутская городская дума была единственной среди крупных земских и городских организаций Сибири, открыто заявившей 19 ноября 1918 г. протест против военного переворота в поддержку уже свергнутой «законной» Директории. Даже местные кадеты поначалу вели себя осторожно и, хотя в заявлении их лидера Д. А. Кочнева признали переворот закономерным итогом развития событий, но при голосовании за резолюцию протеста почти все воздержались (единственным, кто голосовал против эсеровской резолюции, был главный оратор иркутских кадетов Н. Н. Горчаков).[1389] Позже к оппозиционной городской думе присоединилось и Иркутское губернское земское собрание, в июле 1919 г. вынесшее резолюцию против власти Колчака (по поводу этого было возбуждено уголовное дело против его председателя В. Пахтина).[1390] Но даже в Иркутске ведущая социалистическая газета «Наше дело» с тревогой отмечала, что городские выборы в Сибири продемонстрировали «большую активность и сорганизованность цензовых правых элементов».[1391]

В целом, однако, итоги выборов не оправдали ожиданий кадетов. Как уже отмечалось, влияние Омского блока распространялось лишь на образованные слои населения, да и то частично.

В предыдущих главах говорилось о непримиримой позиции, занятой кадетами по вопросу о создании Сибземгора. В свою очередь, некоторые органы местного самоуправления выражали недовольство принятым под влиянием кадетов законом о земско-городских союзах. Так, все то же иркутское земство протестовало против таких правил, как, во-первых, разрешительная, а не явочная система регистрации союзов (к тому же разрешение выдавалось не судом, а лично министром внутренних дел, что предполагало довольно долгую бюрократическую процедуру); во-вторых, уставной, а не более свободный договорный порядок деятельности; и в-третьих, запрет создавать смешанные региональные союзы (разрешалось учреждать лишь союзы в пределах данной губернии, а не смежных, даже если те или иные уезды разных губерний граничили друг с другом).[1392]

Колчаковский период был временем наибольшего влияния кадетской прессы, благодаря ее поддержке правящего режима. В отношении остальных газет методы диктатуры проявлялись в ограничении свободы печати. В первые недели после переворота 18 ноября была даже ненадолго введена предварительная цензура, контролировавшая реакцию прессы на события. Две недели спустя ее отменили, но обычная цензура сохранилась.[1393] Военные цензоры и начальники гарнизонов имели право возбуждать уголовные дела против редакторов и авторов, а начальник штаба Верховного главнокомандующего мог по их представлениям закрывать газеты и журналы.