» Божья решает католический церковный авторитет, повиновение коему составляет самую сущность католической веры (все эти данные заимствуем из книги И. А. Ильина «О сопротивлении злу силою», где указаны автентические источники).
Тот, кто, продумав эти черты католицизма, обратится к Православной Церкви, тот увидит и поймет раз и навсегда, что самые глубокие традиции обоих исповеданий противоположны и несовместимы. Мало того, он поймет еще и то, что вся русская культура слагалась, крепла и расцветала в духе Православия – и стала такою, какова она была в начале XX века, прежде всего потому, что она не была католическою. Русский человек верил и верит любовью, молится сердцем, свободно читает Евангелие; и авторитет Церкви помогает ему в его свободе и научает его свободе, раскрывая ему духовное око, а не пугая его земными казнями во «избежание» потусторонних. Русская благотворительность и «нищелюбие» русских Царей шли всегда от сердца и доброты. Русское искусство все целиком выросло из свободного сердечного созерцания: и парение русской поэзии, и мечты русской прозы, и глубина русской живописи, и искренний лиризм русской музыки, и выразительность русской скульптуры, и одухотворенность русской архитектуры, и прочувствованность русского театра. Дух христианской любви проник и в русскую медицину, с ее духом служения, бескорыстия, интуитивно целостного диагноза, индивидуализации пациента, братского отношения к страдающему; и в русскую юриспруденцию с ее исканием справедливости; и в русскую математику с ее предметной созерцательностью. Он создал в русской историографии традиции Соловьева, Ключевского и Забелина. Он создал в русской армии – традицию Суворова, а в русской школе традицию Ушинского и Пирогова. Надо увидеть сердцем ту глубокую связь, которая соединяет русско-православных Святых и Старцев с укладом русской простонародной и образованной души. Весь русский быт – иной и особенный, потому, что славянская душа укрепила свое сердце в заветах Православия. И самые русские инославные исповедания (за исключением католицизма) восприняли в себя лучи этой свободы, простоты, сердечности и искренности.
Вспомним еще, что все наше Белое Движение со всей его государственной верностью, с его патриотическим горением и жертвенностью поднялось из свободных и верных сердец и ими держится и доныне. Живая совесть, искренняя молитва и личное «добровольчество» принадлежит к лучшим дарам Православия и замещать эти дары традициями католицизма нам нет ни малейшего основания.
Отсюда и наше отношение к «католицизму восточного обряда», подготовляемого ныне в Ватикане и во многих католических монастырях. Самая идея – подчинить душу русского народа посредством притворной имитации его богослужения и водворить католицизм в России этой обманной операцией – мы переживаем как религиозно фальшивую, безбожную и безнравственную. Так на войне корабли плавают под чужим флагом. Так проводится через границу контрабанда. Так в «Гамлете» Шекспира – брат вливает в ухо своему брату-королю смертельный яд во время его сна. И если бы кто-нибудь нуждался в доказательстве того, что есть католицизм и какими способами он захватывает власть на земле, то это последнее предприятие делает все иные доказательства излишними.
Церковь и жизнь
Казалось бы, что может быть для верующего человека естественнее и бесспорнее, чем приобщение человеческой жизни к церковности и введение Благодати, несущей и строящей Церковь в самые недра жизни? Казалось бы, можно ставить не вопрос о желательности и драгоценности этого сближения, а лишь о формах и способах его осуществления… И тем не менее эта проблема гораздо труднее и сложнее, чем это кажется. Мало того, неверное разрешение ее таит в себе великие опасности и для Церкви, и для жизни; и люди, не продумавшие этих трудностей и сложностей, могут все исказить и навредить.
Прежде всего понятие «жизни» включает в себя необъятное множество людей (ныне жителей на земле считается около двух с половиной миллиардов), из коих множество принадлежит к различным церковным союзам, а другое множество, формально пребывающее в той или иной церкви («зарегистрированное»…), утратило всякую веру, а следовательно, и церковную принадлежность. Как же возможно осуществить «оцерковление жизни» с такими людьми? Далее, кто желает «оцерковления», тот наверное имеет в виду единый процесс и единую «Церковь» и вряд ли будет склонен сочувствовать и содействовать подчиненно всей жизни всех людей тем другим церковным обществам, которые отвергают его собственную «церковь» как ложную, еретическую и погибельную. Можно, конечно, закрыть себе глаза на это множество церковных обществ и объявить все иные «церкви» мнимыми, в сущности не существующими, вредной или даже гибельной фальсификацией; но такое намеренное невидение, такое отрицание нисколько не разрешит проблему и не укажет никаких путей, ведущих к сближению церкви и жизни.
Статистические данные конца тридцатых годов (1937) исчисляют, что католиков имеется на свете около 400 миллионов, протестантов (всех толков) 208 милл… греко-православных 165 милл., других христиан 14 милл., иудеев (до Второй мировой войны) около 15 милл., магометан 310 милл., буддистов 227 милл., конфуцианцев и «предкопоклонников» 300 милл., таоистов 30 милл., шинтоистов 20 милл., индуистов (Сикки и Джайны) около 280 милл., примитивных культов около 100 милл., и, наконец, свободомыслящих, атеистов и безрелигиозных людей (вне церковных, внеисповедных, «безбожников»), по самому скромному подсчету, около 60 миллионов. О каком же едином, «оцерковлении» может идти речь? Кто будет сочувствовать и содействовать ему? И ради чего? А в эту статистику включены далеко не все религии! Что же, все «иные» религии и церкви следует упразднить и ввести одну-единую? Которую? Скажем прямо, что те, кто ставит вопрос так, просто не знают истории человечества и не понимают самой глубокой сущности религии и религиозности… И так же наивно думать, что католики способны поставить идею «оцерковления вообще» выше идеи католичества…; или что протестанты будут содействовать оцерковлению жизни у магометан, православных и огнепоклонников…; или что шинтоисты захотят православного оцерковления всей жизни…
Итак, при первом же соприкосновении с жизнью, идея единого оцерковления оказывается иллюзией, а соответствующая ей программа – заблуждением. Не следует ставить этот вопрос в едином мировом масштабе. Многообразие религиозного опыта, догматических учений и церковной организации таково, что эта проблема оказывается мнимою и неразрешимою: сами верующие не позволят друг другу ни поставить, ни разрешить ее, ибо начнется всемирная религиозная резня.
Следовательно, говорить об «оцерковлении жизни» возможно только в пределах отдельных религий к исповеданий. Отдельное, своеобразное «оцерковление» может оказаться осуществимым (или неосуществимым) в пределах Джайнизма, отдельное – в пределах Лютеранства, особое в пределах Шинтоизма, своеобразное в магометанстве, иное в Католичестве, иное в Православии. И поэтому нам, православным, следует оставить в стороне иные религии и исповедания, и спросить себя о возможности и желательности оцерковлении жизни у православных народов.
И вот первое, что необходимо установить: при неверном понимании вопроса и Православной Церкви, и жизни православных народов может грозить опасность церковного тоталитаризма.
В самом деле, когда мы говорим об оцерковлении жизни, то мы должны иметь в виду два пути: 1. Жизнь свободно воспримет благодатный дух Церкви, 2. Церковь воспримет все, по существу своему нецерковные задачи жизни и вложится в их разрешение.
1. Первый путь кажется естественным и самоочевидным; чем больше религиозной благодати в жизни, тем жизнь будет качественно выше, тем ближе к совершению и осуществлению будет второе прошение молитвы Господней: «да приидет царствие Твое». Условием же этого пути является лишь одно: сама церковь должна блюсти Дух свой и обретаться на высоте. Нет этого – и останется одна церковная видимость, иллюзия, сущий соблазн и разложение. Люди будут называть «Церковью» то, что этого названия не заслуживает, и ожидать Благодати как бы из пустого сосуда. Утрата чистоты сердца и молитвенного горения, искажение христианского духа, порочность духовенства, всяческая продажность и интрига «святокупство», явное или тайное торжество лжи и все другое соответственное – все это может лишить церковную организацию Света, Силы и Благодати и помешать всякому «оцерковлению» человеческой жизни. Всемирная история знает целые эпохи такого упадка, и последствия его были уже не раз вскрыты и описаны.
Таков, в основных чертах, первый путь.
2. Но есть еще второй путь «оцерковления жизни». Он состоит в том, что церковь вступает в жизнь, как властное и всеобъемлющее начало и начинает осуществлять своего рода церковный тоталитаризм. История знает тому живые примеры (вспомним хотя бы Савонаролу во Флоренции и Кальвина в Женеве); но вряд ли удастся найти такой пример, который оправдал бы это посягание.
Начнем с того, что при строе церковного тоталитаризма, – все нецерковные и иноцерковные люди оказываются в положена жизненных «изгоев». Полноправными членами общества и государства являются только люди определенного исповедания и церковной приверженности. Вся власть в делах жизни принадлежит церкви; а церковь дает полноправие только одним своим членам и притом покорным членам. Церковно верующие получают своего рода привилегию или даже монополию бытия; «церковность» дает им жизненную «премию». Отсюда в истории человечества возникало стремление неверующих симулировать веру, чтобы не «остаться за бортом», готовность притворяться ради жизненной «премии»; и в результате возникало что-то вроде церковного «фашизма». Люди определенного исповедания образовывали как бы центральное и исключительное ядро общества и государства, клерикальную «аристократию», всемогущую и всеуправляющую «знать», быть может, наполовину состоявшую из лжецов и симулянтов. Путь вел через религиозную ложь к власти и церковное разложение становилось неминуемым.